Понятие незаконной самозанятости: уголовно-правовой и криминологический аспекты

Автор: Левитин В.Б.

Реалии процессов, связанных с необходимостью радикального повышения эффективности современной российской экономики, обусловили повышенный интерес как практиков, так и членов научно-экспертного сообщества к вопросам максимального использования арсенала правовых средств, не исключая меры уголовно-правового воздействия, в ходе настоятельно необходимой реструктуризации такого сектора рынка труда, как сфера самозанятости граждан.

Международный опыт общественного развития достаточно убедительно свидетельствует о том, что разработка правового алгоритма в этой области экономической деятельности, рациональный учет ее специфики позволяют во многом мобилизовать весьма значительный созидательный экономический потенциал наиболее инициативных групп населения и сформировать на этой основе общественный слой, который принято именовать средним классом в качестве основного элемента социальной стабильности.

Вместе с тем вполне очевидно, что осуществление профессиональной деятельности любой формы, включая самозанятость, не должно выходить за установленные уголовным законодательством правовые рамки, что обусловливает актуальность дифференцированного подхода к оценке ее социальной значимости и соответствия правовым установлениям.

Разумеется, решение этой объективно сложной задачи усугубляется тем, что экономические параметры, индивидуальная рентабельность незаконной самозанятости, например промысла в виде браконьерства, во многих случаях существенно превышают среднестатистические показатели эффективности данной отрасли профессиональной деятельности в целом.

К сожалению, однозначный подход к определению уголовно-правового понятия незаконной самозанятости в правовой доктрине отсутствует, что во многом объясняется многообразием традиционных и нарождающихся форм проявления экономической активности населения.

Существует довольно расхожее мнение о том, что возможность самозанятости как формы экономической активности гражданина явилась новеллой российского законодательства в силу существовавших ранее идеологических догм о реакционном характере самостоятельно организованного (единоличного) труда и запрете уголовно-правового характера каких-либо проявлений предпринимательской активности населения.

В действительности с идеологических позиций того времени альтернативные по отношению к системе общественной организации труда способы реализации права на труд рассматривались как менее прогрессивные, вторичные, отживающие и не оказывающие существенного влияния на развитие экономического потенциала страны, однако сектор индивидуального труда в правовом поле российской экономики все же присутствовал.

После отказа Советского государства во второй половине 50-х годов XX в. от применения экстраординарных мер по форсированию мобилизационных возможностей системы общественной организации труда и активизации трудовой активности населения, включавших, помимо прочего, избыточное применение мер уголовной репрессии, законодатель использовал значительно более сложный комплекс юридических средств для сдерживания самостоятельной экономической активности граждан.

Что касается использования наиболее строгих правовых механизмов социального контроля в рассматриваемой сфере, то, руководствуясь принципом экономии средств уголовной репрессии, законодатель вынужден был прибегать к их применению лишь в особо оговоренных случаях и строго ограниченных пределах, вызванных характером и повышенной степенью общественной опасности совершенных в процессе осуществления такой деятельности правонарушений, направленных на дезорганизацию жестко контролируемой государством планово-распределительной системы хозяйствования и стремление виновных к получению несоразмерно высоких относительно личного трудового вклада доходов, активизирующих инфляционные процессы в обществе[1].

Результаты исследования показывают, что острие уголовной репрессии было направлено на борьбу с наиболее общественно опасными видами незаконной экономической активности, которые принимали вид частнопредпринимательской деятельности при условии использования для ее прикрытия государственных, кооперативных и иных общественных форм (ч. 1 ст. 153 УК РСФСР) (например, деятельность так называемых цеховиков по созданию лжепредприятий, незаконная организация концертов, занятие частной практикой в государственных медицинских учреждениях и т.п.) и коммерческого посредничества, осуществляемого частными лицами в виде промысла или в целях наживы (ч. 2 ст. 153 УК РСФСР). Арсенал мер уголовной ответственности использовался также для пресечения занятия запрещенными промыслами, браконьерства, спекуляции (ст. 154, 162, 163, 166 УК РСФСР).

В иных случаях государственно-властное воздействие с целью пресечения незаконной самостоятельной хозяйственной деятельности в рассматриваемый период осуществлялось прежде всего с помощью налоговых, финансовых, гражданско-правовых и административно-правовых инструментов, а также мер профилактической направленности[2].

При этом использовался избирательный подход к закреплению в законодательстве организационно-правовых форм реализации конкретных, в том числе идеологически одобряемых, видов экономической активности граждан.

Бесспорно, абсолютно превалирующей массовой формой реализации трудового потенциала населения являлась работа на предприятиях, в учреждениях и организациях обобществленных форм собственности (государственной, кооперативно-колхозной, общественных объединений), реализуемая на основе трудового договора в рамках экономико-правовой конструкции "общественная организация труда".

Многие виды хозяйственной деятельности были исключены из сферы индивидуального труда и возводились в ранг государственно-общественной монополии опосредованно путем закрепления в законодательстве видов имущественных объектов, изъятых или резко ограниченных для участия в гражданском обороте (грузовой автотранспорт, средства воздушного и многие виды водного транспорта, копировально-множительная техника, приемо-передающие средства радиосвязи и др.). Сделки по пользованию и распоряжению указанными имущественными объектами с участием лиц, не причастных к деятельности предприятий, учреждений и организаций обобществленных форм собственности, признавались недействительными, а их участники привлекались к строгой правовой ответственности за нарушение правил профессиональной деятельности. Как известно, в настоящее время в сфере гражданской оборотоспособности различных видов имущества произошли радикальные изменения, обусловленные воссозданием условий, необходимых для ускоренного развития предпринимательских инициатив различных групп населения.

Некоторые формы самореализации творческого потенциала граждан вообще не могли рассматриваться в качестве индивидуальной трудовой функции или иной деятельности, являющейся легальным видом занятости. В частности, профессионально заниматься определенным видом спорта было возможно лишь путем участия в деятельности ведомственных спортивных и оборонно-спортивных обществ, которое на практике сопровождалось, зачастую — формальным, поступлением на военную или правоохранительную службу либо на работу в подведомственную организацию.

Однако вопреки устоявшемуся на бытовом уровне заблуждению в правовом поле присутствовали и достаточно многочисленные формы трудоиспользования населения, которые по своим социально-экономическим признакам близки или аналогичны современному представлению о правовой категории самозанятости граждан.

Оценка социальной значимости тех или иных форм самозанятости граждан традиционно носила дифференцированный характер.

Критериями соответствия указанных форм экономической активности граждан идеологической востребованности того времени являлись, как правило, их интеграция в рамках так называемого профобслуживания в общегосударственную систему социального страхования и включение периода занятия такими видами деятельности в трудовой стаж, необходимый для назначения государственной пенсии[3].

Осуществление некоторых специфических видов профессиональной деятельности творческого характера достаточно органично дополняло совокупный трудовой потенциал населения. Речь идет прежде всего о представителях так называемых свободных профессий: лицах, обладающих членством в формируемых на основе весьма жесткого профессионально-творческого и идеологического отбора региональных коллегиях адвокатов, творческих союзах (писателей, художников и композиторов); некоторых категориях творческих работников теле- и киноиндустрии. Несмотря на то что социальное страхование указанных лиц осуществлялось в особом порядке, они наделялись правом на государственное пенсионное обеспечение[4]. Противоправные проявления в этой сфере профессиональной деятельности, в частности, были связаны с получением адвокатами дополнительных гонораров за оказание юридических услуг и др. Исключение из профессиональных объединений по компрометирующим основаниям могло вызывать целый ряд прямых и косвенных отрицательных последствий, препятствующих продолжению профессиональной деятельности, и фактически сводилось к возложению обязанности избрать другой вид занятости (например, лицам, исключенным из коллегий адвокатов, запрещалось осуществлять судебное представительство и некоторые другие профессиональные функции).

Изученный опыт нашей страны подтверждает также существование на вполне законных основаниях исторически сформировавшихся в предшествующие периоды профессиональных групп населения, официально допускавшихся при соблюдении нормативно установленных условий к отдельным видам индивидуальной трудовой деятельности, осуществляемой за пределами системы общественной организации труда.

В ограниченных масштабах и строго регламентированном порядке осуществлялась с возможностью зачисления в трудовой стаж для назначения пенсии постоянная работа в качестве няни по уходу за детьми у себя дома, уборщиц лестничных клеток в многоквартирных домах, сторожей личного имущества граждан, внештатных и надомных работников, граждан, занимавшихся народно-художественными и кустарно-ремесленными промыслами, лиц, условно именуемых старателями, и некоторых других.

Наиболее проблемными с позиций социально-правового статуса являлись группы экономически активного населения, которые официально не занимали определенного места в структуре трудовых ресурсов и практически выпадали из государственных систем регистрации, статистического учета трудовой деятельности, социального страхования и пенсионного обеспечения.

В этот перечень входили "лица, работающие по гражданско-правовым договорам", а также "лица, выполняющие кратковременные случайные и мелкие работы для частных нанимателей": временные (с продолжительностью работы до 5 дней подряд или 10 дней в течение месяца) работницы — прачки, уборщицы, портнихи, вышивальщицы; работники, выполняющие у частных лиц единовременные работы по хозяйству, ремонту и приведению в порядок помещений; средний и низший медицинский персонал, приглашенный для оказания медицинской помощи и ухода за больными; домашние учителя, репетиторы, учителя музыки, рисования и т.п., как дающие уроки у себя на дому, так и занимающиеся с учениками на дому у работодателя; машинистки, выполняющие у себя на дому работы для частных лиц; стенографистки, выполняющие для частных лиц работы по стенографированию литературных материалов; часовые мастера, занятые заводом и ремонтом часов у отдельных частных лиц[5].

Исходя из господствующих и поддерживаемых в то время на государственном уровне идеологических позиций социальная ущербность индивидуально-трудовой деятельности была вызвана изъятием этой сферы занятости из комплекса планово-распределительных отношений, резко ограниченными возможностями механизмов контроля за соблюдением режима труда и отдыха, широким привлечением незафиксированного труда третьих лиц для искусственного завышения размеров заработка и др.

С криминологических позиций уязвимость индивидуально-трудовой деятельности населения обусловливалась прежде всего тем, что на практике самозанятость нередко использовалась для прикрытия иных, зачастую противоправных сделок и других незаконных манипуляций, извлечения так называемых нетрудовых доходов и т.д.

Формирование в России современных правовых основ осуществления самостоятельной экономической деятельности, реформирование механизмов социального и пенсионного страхования, в том числе самозанятых групп населения, обусловили существенные изменения конъюнктуры рынка труда и занятости, которые сопровождаются постоянным возникновением новых видов индивидуальной экономической активности граждан в самых различных сферах (в частности, развитие дистанционных видов занятости, появление категории так называемых фрилансеров, расширяющееся индивидуальное производство криптовалюты и т.д.), социальную значимость которых еще предстоит изучить подробнее[6].

В целом следует сделать вывод, что в настоящее время криминогенные факторы, неизбежно сопутствующие реализации предпринимательских рисков, распределены более равномерно среди различных групп самозанятых граждан, иных участников экономической деятельности, не исключая представителей государственного сектора экономики.

Современное российское законодательство о занятости отказалось от использования термина "лица, самостоятельно обеспечивающие себя работой", исходя из того, что роль обобщающего признака данной категории экономически активного населения — повышенная автономизация трудового процесса в сочетании с отсутствием прямой зависимости от внешнего инвестирования для создания рабочих мест в процессе формирования оптимальных экономико-правовых конструкций является определяющей далеко не всегда[7].

Однако содержание адресованных самозанятым гражданам правовых норм, закрепленных в действующей редакции Федерального закона от 19 апреля 1991 г. N 1032-1 (ред. от 03.07.2018) "О занятости населения в Российской Федерации" (далее — Федеральный закон "О занятости населения в Российской Федерации"), на наш взгляд, также фрагментарно, недостаточно четко структурировано и предусматривает искусственное включение в категорию индивидуальных предпринимателей частнопрактикующих адвокатов, нотариусов и других лиц, чья профессиональная деятельность в соответствии с федеральными законами подлежит государственной регистрации и (или) лицензированию (абз. 2 ст. 2 Федерального закона "О занятости населения в Российской Федерации").

Экономико-правовые характеристики профессиональной деятельности тех и других существенно различаются из-за разницы в соотношении сопутствующих частноправовых и публично-правовых факторов: систематическое получение прибыли не является основной и нормативно установленной целью профессиональной деятельности последних.

По нашему мнению, объединение в общую категорию групп самозанятых лиц с разным правовым статусом теоретически несостоятельно и дезориентирует судебно-следственную практику применения ст. 171 УК РФ, предусматривающей условия наступления уголовной ответственности за осуществление предпринимательской деятельности без регистрации или лицензии, когда такая лицензия обязательна, всеми субъектами указанной деятельности, включая индивидуальных предпринимателей.

Противоречивость действующей редакции ст. 171 УК РФ в еще большей мере прослеживается в результате анализа взаимосвязанных положений абз. 2 ст. 2 Федерального закона "О занятости населения в Российской Федерации" и абз. 2 п. 1 ст. 23 ГК РФ (ред. Федерального закона от 26.07.2017 N 199-ФЗ), отменяющего общеобязательный характер требований о необходимости прохождения индивидуальными предпринимателями процедуры государственной регистрации[8].

Анализ современной правовой модели уголовной ответственности за незаконное предпринимательство, по нашему мнению, подтверждает тезис о правовой неопределенности ст. 171 УК РФ, порождающей трудно разрешимую конкуренцию посвященных незаконному предпринимательству смежных составов УК РФ.

В частности, возникает вполне закономерный вопрос о необходимости и юридической корректности дополнительной квалификации по п. 2 ст. 171 УК РФ деяний, направленных на злоупотребление полномочиями лиц и предусмотренных ст. 202, 203 УК РФ (частными нотариусами и аудиторами, частными детективами) в составе организованной группы или с извлечением дохода в особо крупном размере. Действующие постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации пока ответа на этот вопрос не содержат[9].

В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 ноября 2004 г. N 23 "О судебной практике по делам о незаконном предпринимательстве" (далее — Постановление N 23) (ред. Постановлений Пленума Верховного Суда РФ от 23.12.2010 N 31, от 07.07.2015 N 32) также отсутствует четкий, однозначный и убедительно аргументированный механизм разрешения вопросов конкуренции соответствующих правовых норм в пользу предписаний как общего, так и частного характера (п. 5, 10, 14 — 16, 18 Постановления N 23).

В целях устранения правовой неопределенности содержания ст. 171 УК РФ предлагается изложить наименование статьи и редакцию данной правовой нормы следующим образом:

"Статья 171. Незаконная самозанятость

1. Осуществление физическим лицом предпринимательской или иной самостоятельной профессиональной деятельности без регистрации или без лицензии в случаях, когда такая регистрация и (или) лицензия обязательны, если это деяние причинило крупный ущерб гражданам, организациям или государству либо сопряжено с извлечением дохода в крупном размере, за исключением случаев, предусмотренных статьями 180, 181, 192, 198, 199, 199.2, 202, 203, 223, 223.1, 235, 235.1, 238, 246, 256, 258, 260, 274 настоящего Кодекса" (далее по тексту действующей редакции ст. 171 УК РФ)".

Суммируя изложенное, представляется возможным предложить следующее определение уголовно-правового понятия "незаконная самозанятость". Незаконная самозанятость — это наказуемое в уголовном порядке осуществление физическим лицом предпринимательской или иной самостоятельной профессиональной деятельности определенного вида вопреки правовому запрету заниматься данным видом деятельности либо заниматься данной деятельностью без регистрации или лицензирования либо сопряженное с нарушением порядка и условий ее осуществления. Такие запреты и ограничения могут быть установлены нормативными правовыми актами различной юридической силы, в частности федеральными законами: необходимость регистрации и (или) получения лицензии при осуществлении отдельных видов профессиональной деятельности, статусные ограничения для частнопрактикующих адвокатов, нотариусов, аудиторов, частных охранников, отсутствие непогашенной судимости и медицинских противопоказаний для осуществления в частном порядке преподавательской деятельности и т.д. Ограничения для занятия физическим лицом определенными видами профессиональной деятельности могут являться также правовыми последствиями отбывания уголовного наказания на основании обвинительного приговора суда. Факторами повышенной общественной опасности и наказуемости в уголовном порядке незаконной самозанятости являются: причинение крупного ущерба гражданам, организациям или государству; извлечение связанного с ней дохода в крупном размере; совершение данного деяния организованной группой; извлечение связанного с ней дохода в особо крупном размере.

Литература

1. Бабкин А.И. Особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности: актуальные правовые позиции / А.И. Бабкин // Российский судья. 2016. N 12. С. 3 — 9.

2. Бабкин В.А. Комментарий к Положению о порядке назначения и выплаты государственных пенсий / В.А. Бабкин, Г.Б. Смирнова. М.: Юридическая литература, 1975. 600 с.

3. Воронцов С.Г. Легальные признаки предпринимательской деятельности: проблемы терминологической определенности / С.Г. Воронцов // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2016. N 34. С. 402 — 412.

4. Ершова И.В. Самозанятость: реперные точки формирования правового режима / И.В. Ершова, Е.В. Трофимова // Предпринимательское право. 2017. N 3. С. 3 — 12.

5. Куракин А.В. Самозанятость граждан: проблемы становления механизма правового регулирования административного принуждения в сфере обеспечения самозанятости / А.В. Куракин, Д.В. Карпухин // Административное и муниципальное право. 2017. N 4. С. 38 — 46.

6. Пионтковский А.А. Курс советского уголовного права. Т. 5 / А.А. Пионтковский, П.С. Ромашкин, Г.Л. Кригер. М.: Наука, 1971. 572 с.

Рекомендуется Вам: