Криптовалюты: дематериализация категории вещей в гражданском праве

Автор: Саженов А.В.

Оглавление

1. Криптовалюты как имущество

2. Бестелесные вещи

3. Владение. Отношение присвоения

4. Криптовалюты и деньги

5. Способы передачи права

6. Способы защиты права

7. Абсолютные права

---

В 2017 г. криптовалюты приобрели особую популярность в нашей стране. Средства массовой информации проявили немалую активность в освещении вопросов о криптовалюте, и последние стали энергично обсуждаться не только в узком кругу профессионалов, но и на уровне рядовых граждан. При этом государственная политика в отношении криптовалют кардинально изменилась. На смену подходу, запрещающему обращение и эмиссию криптовалют, пришла идея их легализации. Президент РФ В.В. Путин дал поручение Правительству совместно с Банком России определить статус криптовалют и иные связанные с ними аспекты на законодательном уровне[1].

Во исполнение указанного поручения был разработан законопроект N 419059-7 "О цифровых финансовых активах". Параллельно был подготовлен законопроект N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации"[2], также направленный на регулирование криптовалют и токенов. Данные проекты являются первой попыткой законодательного описания феномена криптовалют в нашей стране. К сожалению, работа над ними проводится без должного осмысления правовой природы криптовалют и токенов, что также наблюдается и в юридической литературе, и в судебной практике. Суды до последнего времени старались исходить из сугубо консервативных подходов, не давая серьезной оценки криптовалютам. Юридические же публикации в области криптовалют направлены больше на описание и анализ фактических обстоятельств данного феномена и в меньшей степени уделяют внимание анализу и описанию собственно права. Тем не менее теоретическая проработка вопроса сделала несколько  шаги в области правовой квалификации криптовалют. В частности, положительным вкладом следует признать статью А.В. Савельева "Криптовалюты в системе объектов гражданских прав"[3], в которой автор проводит сравнительный анализ криптовалют с различными объектами гражданских прав, приходя в итоге к выводу, что "с точки зрения действующего российского законодательства криптовалюты можно рассматривать в качестве иного имущества". На похожем выводе впоследствии были сформированы положения законопроекта N 419059-7 "О цифровых финансовых активах", в ст. 2 которого цифровой финансовый актив в виде криптовалюты и токена непосредственно признается имуществом.

1. Криптовалюты как имущество

Понятие "имущество" строгого определения в нашем законодательстве как раньше, так и сейчас не имеет. В зависимости от контекста оно может употребляться как в более широком, так и в более узком смысле. В.А. Белов на основе анализа положений Гражданского кодекса (ГК) РФ выделяет четыре значения понятия имущества: 1) имущество как вещь; 2) имущество в смысле ст. 128 ГК РФ; 3) имущество, включающее все объекты частных прав, за исключением нематериальных благ; 4) имущество как понятие, вбирающее в себя, помимо всего прочего, еще и обязанности[4]. Вместе с тем наиболее предпочтительным представляется значение, придаваемое имуществу в ст. 128 ГК РФ, формирующей базовое понятие имущества для тех правоотношений, где требуется единое регулирование сразу для нескольких объектов гражданских прав.

К сожалению, ст. 128 ГК РФ зачастую понимается превратно. В ней не только не видят описания имущества как понятия, которое может включать в себя криптовалюты, ее еще и используют для обоснования довода, что криптовалюты не являются объектом гражданских прав, поскольку они в ней непосредственно не упомянуты.

Именно такая аргументация приводилась в относительно недавней судебной практике[5]. Подобное понимание ст. 128 ГК РФ встречается и в юридической литературе[6]. Между тем это совершенно неверно: отсутствие чего-то в данной статье, как и отсутствие самой этой статьи, не может исключить существование объектов гражданских прав. В Германском гражданском уложении, к примеру, нормы, подобной ст. 128 ГК РФ, в принципе не существует. Но при этом никто не думает заявить, что в Германии отсутствуют объекты гражданских прав.

Как представляется, объекты гражданских прав существуют не сами по себе, а только в непосредственной связи с правовым режимом, которым регулируются правоотношения с их использованием. Именно регулирование, устанавливающее, что можно и чего нельзя делать с объектами гражданских прав, и определяет их существование. Как отмечает Е.А. Суханов, "различные объекты гражданских прав… отличаются друг от друга именно своим правовым режимом, а не физическими или экономическими свойствами, а особенности такого режима формируются в виде тех или иных разновидностей имущественных (гражданских) прав"[7].

В отношении категории имущества норму ст. 128 ГК РФ можно назвать открытой, поскольку она не только обращена к известному набору видов имущества, но и предполагает наличие "иных видов имущества", в частности тех, которые только могут появиться в обороте. Как отметил В.А. Лапач, "вещи, деньги, ценные бумаги и имущественные права не исчерпывают действительного содержания понятия имущества, ибо оно обладает мощным потенциалом, способствующим саморазвитию, расширению и углублению"[8]. В этом смысле очень соблазнительной представляется мысль объявить криптовалюты имуществом или иным имуществом. Однако поскольку категория имущества применяется здесь в качестве общего понятия для всех его видов, то регулирующий охват норм об имуществе является недостаточным, чтобы в должной мере объять складывающиеся отношения с использованием криптовалют. А.И. Савельев, по-видимому также размышляя над этим, отмечает, что "проблема данной классификации заключается в том, что она сопровождается неопределенностью относительно правового режима, применимого к соответствующим договорам"[9].

Понятие "имущество" (или "иное имущество") само по себе неспособно дать окончательный ответ на вопрос о правовой природе криптовалют, что связано прежде всего с тем, что имущество не является самостоятельным объектом гражданских прав. Как отмечал В.М. Хвостов, "имущество есть особое юридическое понятие, которым мы пользуемся, чтобы сокращенно выразить целую совокупность юридических отношений; но оно не является самостоятельным объектом права"[10].

И все же отнесение криптовалют к категории имущества имеет несомненно важное значение. В ст. 128 ГК РФ имущество представлено как собирательное понятие, объединяющее различные объекты гражданских прав в определенную имущественную группу. Признание криптовалют имуществом фактически дополняет эту группу новым элементом. Между тем все, составляющее категорию имущества, разделяется на вещи и имущественные права. Таким образом, признание криптовалют в качестве имущества приводит нас к необходимости вести рассуждения в рамках указанных категорий, т.е. область поиска содержания прав на криптовалюты сужается до вещей и имущественных прав.

2. Бестелесные вещи

Поскольку криптовалюты сами по себе правами не являются и не удостоверяют никакого права, их рассмотрение в качестве имущественных прав сложно себе представить. С вещами же таких препятствий не возникает, что позволяет рассматривать криптовалюты в подобном качестве. И именно такую попытку делает законопроект N 419059-7 "О цифровых финансовых активах", который определяет право собственности в отношении криптовалют и токенов посредством указания в абз. 2 ст. 2 на то, что такое право "удостоверяется путем внесения цифровых записей в реестр цифровых транзакций". Формулировки законопроекта здесь не совсем удачны, и, вероятно, по недоразумению в соответствующем контексте были упомянуты токены, которые могут удостоверять имущественные права (что исключает применение к ним режима собственности), однако в отношении криптовалют указанный подход может иметь развитие.

В определенной степени такая позиция отражает надежды владельцев криптовалют, многие из которых на интуитивном уровне хотят получить в отношении криптовалют чего-то вроде собственности. Отголосок таких представлений нашел отражение даже в судебной практике, где суд указал, что владелец криптокошелька фактически "осуществляет полномочия, близкие к полномочиям собственника, предусмотренным ч. 2 ст. 35 Конституции РФ и ст. 209 ГК РФ"[11].

Указание на собственность в отношении криптовалют фактически ведет к признанию их вещами, поскольку объектом права собственности может быть только вещь. Однако подобное видение может встретить сильное сопротивление.

В бытовом сознании и даже в понимании многих юристов вещь обычно воспринимается как исключительно материальное явление. И такое понимание достаточно устоялось. Как отмечает В.А. Лапач, "юридические конструкции права собственности, способов его защиты, передачи (переноса) права, последствий недействительности сделок и многие другие рассчитаны исключительно на вещно-предметное понимание имущества, в связи с чем теория и законодательство сразу же сталкиваются со значительными трудностями, как только в обороте оказывается дематериализованное имущественное благо"[12].

Вместе с тем понятие "вещь" все-таки не следует сводить исключительно к материальному миру. Представляется, что оно является юридической абстракцией, которая не должна обязательно совпадать с пониманием вещи в обыденном смысле.

Вещью для права следует признавать то, к чему применимы соответствующие нормы вещного права, прежде всего нормы о праве собственности. Как отмечает К.И. Скловский, "право — сфера чисто идеальная, а не фактическая, поэтому весь мир природы (натура) находится вне рамок права. Если право называет некоторый объект вещью, то не потому, что эта вещь физически существует, а только потому, что она становится предметом прав и обязанностей". "Вещь — не естественное явление природы, которая, как некоторым кажется, дает свои свойства вещам. В природе вообще не существует вещей. Вещь — это продукт социальности, результат деятельности человеческого общества, направленной на разрыв природных связей и создание явлений, чуждых природе, утративших с ней связь"[13].

В юридической литературе, помимо просто вещей, встречается понятие бестелесных вещей, которое многие зачастую отождествляют с понятием res incorporales из римского права. Однако такое отождествление является неверным. Римляне любой объект права называли вещью — res[14], а непосредственно под res incorporales понимали имущественные права, отличные от права собственности[15]. Мы же, говоря о бестелесных вещах, хотим именно режима права собственности. Таким образом, бестелесные вещи не могут считаться продолжением традиции римского права, а являются неким самостоятельным откликом на появившиеся в обороте дематериализованные объекты, которые многим хочется присвоить, назвать своими, словно это их собственность.

Понятие бестелесных вещей в определенном смысле дает истинно юридическое понимание сути категории вещи, показывая, что право — это область формального, а не фактического. Д.В. Дождев отмечал, что формальная сущность сделана предметом права. "Обладая вещью на праве собственности, мы обладаем не самой этой вещью, а ее социальной и экономической стороной, т.е. тем, что обществом востребовано и ценится. Мы обладаем определенной ценностью вещи… сама система права — система социальная, общественная, формальная, и описывается она нормативной наукой, а не реальной. Это другая сущность, которая существует только в обществе как общественная форма, и, соответственно, то, что эта система регулирует (или чем она управляет), тоже с неизбежностью дематериализуется"[16].

О вещах как о предметах материального мира мы говорим только потому, что формальные границы таких вещей совпадают с их естественными материальными границами. Однако эти границы могут и не совпадать ввиду их отсутствия у некоторых объектов. Когда это происходит, тогда и возникает понятие бестелесных вещей.

Российское законодательство, в отличие, к примеру, от германского[17], не содержит положений, отождествляющих вещи с материальным миром, что делает право открытым для категории бестелесных вещей и в целом сохраняет идею вещного права как формальной сущности[18].

При появлении многоквартирных домов перед юридическим миром встал вопрос определения объекта права. Все было понятно, пока речь шла об одном доме и одном собственнике, но наличие в одном многоквартирном доме нескольких человек, желающих получить собственность на свой уголок, виделось как проблема. В каждой стране этот вопрос решили по-своему. В России после распада СССР люди тоже жаждали права собственности, в частности на квартиры. И им его дали. Но что это за объект права — квартира? Он вроде материальный. Но можно ли снести стену в квартире, если она "моя"? А вбить гвоздь в стену? А покрасить ее? Где установлены те естественные материальные границы, которые мы так привыкли видеть в понятии "вещь"? Их нет. Тем не менее квартиры у нас считаются вещами. А границы? Границы здесь исключительно формальные, и очерчены они пределами имеющегося права собственности. Там, где наше право сталкивается с правом нашего соседа, и проходит граница. Вбить гвоздь в стену нам никто не запретит, и это будет в пределах права. Однако, если мы пробьем стену насквозь, мы встретимся с возражением нашего очень недовольного соседа. Следовательно, квартиры, несмотря на то что их можно потрогать, относятся к вещам бестелесным, которые не имеют естественных материальных границ.

Аналогично к вещам бестелесным относятся и земельные участки. Они тоже не имеют естественных материальных границ. Земля цельная и не делится сама по себе на участки. Границы здесь очерчивает человеческое сознание, но не природа. Д.В. Дождев в этом отношении отмечает, что "земельный участок — нематериальное явление, объектом права собственности будет то, что признано земельным участком… его границы, которые совершенно условны, — это то, что в БТИ нарисовано, а не то, что на самом деле происходит на земле"[19].

Как видим, в нашем правопорядке уже имеются примеры объектов, которые с уверенностью можно назвать бестелесными вещами. Появление криптовалют дополняет список таких объектов. Поэтому отсутствие материи в криптовалютах не должно нас убеждать в невозможности квалификации их как вещей, если мы опираемся на правовой подход. В строго юридическом смысле все вещи являются бестелесными, они все формальны. Просто так получается, что одни из них, помимо формальных, имеют еще естественные материальные границы, а другие нет.

Законопроект "О цифровых финансовых активах", признавая право собственности на криптовалюты, фактически делает попытку перевести понятие "вещь" на новый уровень абстракции, допуская существование не просто вещей без естественных материальных границ, а вещей, в принципе не имеющих материального воплощения.

Следует отметить, что рассматриваемый подход уже обрел практическое воплощение в Республике Беларусь. Согласно п. 3 Приложения N 1 к Декрету Президента Республики Беларусь от 21.12.2017 N 8 "О развитии цифровой экономики" владелец цифрового знака (токена) — субъект гражданского права, которому цифровой знак (токен) принадлежит на праве собственности или на ином вещном праве[20]. Как отмечает Д.В. Федоров, "из этого следует, что токен позиционируется как самостоятельный объект гражданских прав, правовой режим которого аналогичен правовому режиму вещей"[21].

Конечно, нашим законодательством может быть предусмотрен иной, специальный правовой режим для криптовалют (отличный от режима вещей). Однако насколько это будет целесообразно? Действующее российское законодательство уже сейчас имеет все, что нужно для обеспечения интересов владельцев криптовалют, если относиться к ним как к вещам. Рассмотрим криптовалюты в наиболее актуальных правовых ситуациях.

3. Владение. Отношение присвоения

Поскольку криптовалюты анонимны и не имеют связи с конкретным лицом, можно встретить мнение, что отношения принадлежности или владения зависят от того, кто является обладателем приватного ключа, позволяющего осуществлять транзакции с криптовалютного адреса, на котором они учитываются. Однако данное впечатление представляется обманчивым. Установить, кому принадлежат криптовалюты, на основе только такого критерия невозможно — в частности в ситуации, когда приватный ключ находится в обладании двух или более лиц. Кроме того, получение доступа к управлению криптовалютами не является основанием возникновения прав на них, что хорошо видно в случае незаконного способа получения приватного ключа, например при хакерской атаке. Странно было бы считать, что в случае кражи приватного ключа вор получает правовую позицию в отношении соответствующих криптовалют.

Обладание приватным ключом не может устанавливать и владение. Сама возможность взять что-то чужое владение еще не предоставляет.

Пока изначальный владелец сохраняет контроль над криптовалютами, владение следует признавать за ним даже в том случае, если к его криптовалютному адресу имеет доступ иное лицо. Как отмечали еще римские юристы (Нерва-сын), "владение движимыми вещами, за исключением раба, продолжается до тех пор, пока они находятся под нашим контролем, т.е. до тех пор, пока мы в состоянии, если захотим, возобновить естественное владение"[22].

Традиционно со времен Ф.К. фон Савиньи считается, что владение приобретается посредством установления фактической власти над вещью в соединении с волей держателя обладать вещью как собственной. Однако такой подход не охватывает все признаваемые в праве ситуации владения, что показали как критика данного подхода, так и отмеченная самим Савиньи необходимость выделять особую группу аномальных ситуаций владения.

Более верным видится определение владения через основания (титулы)[23], за которыми правовая система признает владение. Если исходить из правила, что нельзя произвольно изменить основание своего владения (nemo sibi ipsum causam possessionis mutare posse), то такое основание может выступать в качестве определяющего владение объективного признака[24].

Ориентируясь на этот признак, мы совершенно точно можем определить владельца криптовалют. К примеру, если криптовалюты поступили в обладание в результате "майнинга", основанием может считаться создание новой вещи (ст. 218 ГК РФ). Владельцем будет тот, кто "майнил". При переводе криптовалют заемщику в исполнение договора займа основанием владения будет соответственно договор займа[25]. При этом данное основание не только совершенно явно указывает нам на заемщика как на владельца, но и определяет содержательные аспекты такого владения. В рамках классического разделения владения на "владение для себя" (possessio suo nomine) и "владение для другого" (in possessione nomine alieno esse) владение на основании договора займа будет относиться к первому, что следует из нормативной конструкции данного типа договора, отражающего намерение заемщика, приобретающего криптовалюты в собственность, владеть ими от собственного имени ("для себя").

В современном праве разделение владения на "владение для себя" и "владение для другого" не имеет значения с точки зрения владельческой защиты. В обоих случаях защита предоставляется одинаковая. Однако данное разделение имеет значение в иных случаях. В ситуации приобретательной давности и при определении ответчика по виндикации владельцем признается только "владелец для себя", который фактически противопоставляется "владельцу для другого" (голому держателю), не признаваемому в указанных случаях владельцем. Также это разделение имеет значение и при совершении сделки по передаче собственности (tradicio).

Вместе с тем не все из указанных ситуаций могут применяться к криптовалютам. В связи с нематериальной природой криптовалют владение ими может осуществляться не на любом основании. Большая часть оснований, что характеризуют "владение для другого", как, например, договоры аренды, ссуды, перевозки, хранения, подряда, либо в принципе неприменимы к криптовалютам, либо их применение не имеет практического смысла. Пожалуй, исключением здесь могут быть сделки, которые в той или иной степени связаны с юридическим посредничеством (представительством, поручением). В странах, использующих конструкцию траста, имеются попытки его применения в отношении криптовалют. В нашей стране траст не применяется, однако договор доверительного управления в определенной степени призван обеспечивать схожие функции.

Применение к криптовалютам норм о приобретательной давности (ст. 234 ГК РФ) также представляется маловероятным, поскольку потерять криптовалюты практически невозможно, они всегда где-то учитываются. Можно потерять приватный ключ к соответствующему криптовалютному адресу, что будет равносильно тому, чтобы уронить вещь на дно Марианской впадины, где она вроде как и есть, но достать ее и воспользоваться ею уже вряд ли кто сможет.

Рассматривая основание (титул) как объективный признак установления владельца криптовалют, следует учитывать, что криптовалюты могут поступать на криптовалютный адрес и списываться с него по различным основаниям. Выяснять основание для каждой транзакции неудобно. Однако этого и не требуется. Достаточно показать связь нескольких транзакций по криптовалютному адресу с теми сделками, во исполнение которых они совершались. Тем самым можно установить конкретное лицо, которое является владельцем данного криптовалютного адреса и, соответственно, учитываемых на нем криптовалют. Если такое лицо покажет, что совершаемые транзакции осуществлялись во исполнение именно его сделок, оно докажет принадлежность криптовалют, учитываемых на данном адресе.

Обладание приватным ключом двумя или более лицами видится как нестандартная ситуация, и в практике она, скорее всего, будет встречаться не так уж и часто. В таком случае определение того, кто из обладателей приватного ключа является истинным владельцем или правообладателем, имеет смысл только при возникновении спора в отношении криптовалют. В связи с этим в большинстве случаев будет достаточно факта обладания приватным ключом. И только при усложнении ситуации наличием двух и более обладателей приватного ключа, как уже было отмечено, появляется необходимость обращаться к основаниям владения (в основном к сделкам, во исполнение которых осуществлялись транзакции криптовалют).

Владение криптовалютами более всего похоже на владение вещами, определенными родовыми признаками, поскольку индивидуальные свойства (если они есть) для отношений с их использованием не имеют значения.

Проводя аналогию с чем-то более привычным, можно условно представить себе криптовалютный адрес как склад, в котором хранятся родовые вещи. Криптовалюты здесь словно зерно, хранящееся на этом складе. Однако наиболее подходящей аналогией представляются наличные деньги, которые одновременно выступают в обороте вещами и платежным средством.

4. Криптовалюты и деньги

В юридической литературе уже предпринимались попытки сравнения криптовалют с категорией денег. К сожалению, не все из них можно признать успешными. Казалось бы, в юридическом плане мы совершенно точно знаем, что деньгами является, а что нет. Однако некоторые авторы в этом вопросе зачастую углубляются в анализ экономических, а не правовых категорий[26]. Между тем акцент здесь непременно должен быть смещен в правовую плоскость. Примером юридического подхода к вопросу о деньгах может служить М.М. Агарков, который выделяет следующие аспекты денег: денежные знаки являются (1) "средством погашения обязательств" и (2) "законным платежным средством, т.е. обязательны к приему кредитором в отношении денежного долга". В.А. Белов, вдохновившись высказываниями М.М. Агаркова о денежных знаках, в своем комментарии отмечает, что это "едва ли не единственный в нашей литературе случай строго частноправового подхода к функциям денег: вместо традиционно длинных, но малосодержательных рассказов о деньгах — средствах обращения, платежа и тезаврации (образования сокровищ), мере стоимости и о таинственных "мировых деньгах" — четкое и ясное указание о значении денег в частном (гражданском) праве — средство погашения (прекращения) обязательств и ничего больше"[27].

Указанные М.М. Агарковым аспекты денег определяют их сущность и сегодня. Обязательность денег к приему в платежи на всей территории Российской Федерации позволяет погашать за счет денег практически любой денежный долг. И это свойство денег имеет настолько широкий охват, что привносит в гражданский оборот истинную свободу в действиях, недостижимую при использовании других объектов гражданских прав (в том числе криптовалют). Даже в неденежном обязательстве денежное обязательство незримо присутствует, как бы подстраховывая оборот погашающей силой денег в случае неисполнения основного долга (убытки).

Таким образом, криптовалюты нельзя рассматривать в качестве денег в юридическом смысле слова.

В то же время придание криптовалютам свойства платежного средства имеет определенный смысл. Такую позицию, в частности, пытается отстаивать законопроект "О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации", который, вероятно, в данном вопросе в некоторой степени ориентируется на германский опыт. 27 февраля 2018 г. Минфином Германии было издано письмо[28], согласно которому криптовалюты были объявлены платежным средством[29]. Это не сделало их деньгами в понимании немцев, как многие могли бы подумать. Криптовалюты были приравнены к платежному средству при условии, что они не служат никакой иной цели, кроме чистого способа оплаты. Этим, как представляется, была осуществлена попытка отграничения криптовалют от токенов, которыми могут удостоверяться имущественные права. При этом немецкие авторы, комментируя положения данного письма, отмечают, что "биткойны, как и другие криптовалюты, не являются законным платежным средством, в отличие от евро. Требований, касающихся обязательности приема биткойнов в платежи, не существует. Вопрос о том, принимать продавцу товаров или услуг биткойны или нет, является вопросом исключительно частного права, который продавец может и должен решить для себя самостоятельно"[30].

5. Способы передачи права

Представляется, что способы передачи права обычно коррелируют с сущностью самих прав, подлежащих передаче. Поэтому о содержании прав на криптовалюты так или иначе может свидетельствовать способ передачи таких прав. Особенно это касается тех ситуаций, когда при передаче права ключевую роль должна играть воля носителя права и передача права осуществляется на основании сделки (исключая правопреемство). Основными такими способами передачи прав в гражданском праве обычно выступают традиция и цессия.

Цессия представляет собой способ передачи обязательственных прав. Согласно ст. 382 ГК РФ "право (требование), принадлежащее на основании обязательства кредитору, может быть передано им другому лицу по сделке (уступка требования) или может перейти к другому лицу на основании закона". Поскольку криптовалюты очевидно не являются правом требования, передача их или прав по ним не может осуществляться посредством цессии. Но даже если абстрагироваться от этого, конструкция цессии все равно не подходит. Согласно ст. 389.1 ГК РФ по цессии момент передачи права по общему правилу определен моментом заключения договора, на основании которого производится уступка, однако в ситуации с криптовалютами приобретателю важно получение самих криптовалют и возможности распоряжаться ими. Без этого криптовалюты для него мало чего стоят.

Традиция в этом плане больше подходит для обеспечения интересов приобретателя криптовалют и его контрагента, поскольку по традиции права на вещь по общему правилу переходят с момента ее передачи (ст. 223 ГК РФ). Криптовалюты передаются посредством совершения их транзакции, что вполне может рассматриваться как передача в смысле ст. 224 ГК РФ, согласно которой для передачи необходимо фактическое поступление вещи во владение приобретателя или указанного им лица. Именно такую передачу владения и обеспечивает транзакция криптовалют.

Нас не должно тут смущать отсутствие телесной передачи из рук в руки. Смысл традиции не в физическом контакте. По традиции передается не сама вещь, а владение ею. Физическая же передача из рук в руки является лишь одним из вариантов передать владение. Исторически начиная с римского права традиция всегда выходила за рамки физического контакта. Это видно по различным видам традиции, в той или иной степени избегающим физического движения вещи: traditio symbolica, traditio brevi manu, traditio longa manu, constitutum possessorium[31].

Как отмечает В.М. Будилов, "фактической передачей" признавалось не только "физическое овладение", т.е. передача вещи из рук в руки в буквальном смысле, но также и любой "иной способ, ведущий к надежному владению вещью": главное, чтобы в результате этих действий возникло possessio corpore, т.е. "фактическое господство над телесной вещью с намерением владеть ею для себя"[32]. Очень красиво об этом сказал, например, римский юрист Павел: "…нет необходимости приобретать владение телесным прикосновением и осязанием, но даже взглядом и волей доказывается владение теми вещами, которые вследствие своей тяжести не могут быть передвинуты"[33].

В применении к криптовалютам традиции поначалу может смущать то, что их передача осуществляется посредством транзакции, как и в случае с безналичными денежными средствами, к которым традиция не применяется. Однако сходство здесь имеет лишь технический или, скорее, терминологический характер. С точки же зрения права криптовалюты и безналичные денежные средства — это несопоставимые вещи, и то, что мешает применять традицию к безналичным денежным средствам, не имеет отношения к криптовалютам.

Господствует мнение, что безналичные денежные средства относятся к обязательственным правам. Как отмечает Л.П.У. Ван Влиет, "голландская, немецкая, французская и английская правовые системы не рассматривают такие (безналичные) платежи как передачу права собственности: денежные средства на банковском счете не рассматриваются в качестве имущества, в отношении которого возможно установление права собственности. Строго говоря, никто не является собственником денежных средств на своем банковском счете: это только личное требование клиента к его банку. Это становится очевидным, когда банк объявляется банкротом. Владелец счета (клиент банка) не имеет возможности виндицировать деньги со своего счета у банка-банкрота или у управляющего конкурсной массой в процессе банкротства, т.е. в ранге кредиторов он занимает место обычного необеспеченного кредитора"[34]. Все указанное также справедливо и для российского права.

С криптовалютами же дело обстоит совершенно отличным образом.

Криптовалюты не являются ни обязательственными, ни какими-нибудь иными правами.

При использовании криптовалют нет отношений "клиент — оператор" или "клиент — банк", и транзакция криптовалют в итоге не создает обязательственных прав на стороне их получателя. Тут отсутствуют всякие посредники, а результат транзакции ориентирован на обеспечение эффекта, значимого против всех (erga omnes), так же как ориентированы юридические нормы, опосредующие переход права собственности[35].

А.И. Савельев, рассматривая криптовалюты в соотношении с ценными бумагами, указывает, что "передачу криптовалюты можно в определенной степени сравнить с вещным договором в немецком праве… Такие договоры не порождают обязательственных правоотношений"[36]. Вместе с тем, когда говорится о вещном договоре, имеется в виду лишь то, что он приводит (неважно, самостоятельно или в совокупности с иными элементами сложного состава) к вещному, а не обязательному эффекту. Именно такой смысл вкладывал в данное понятие и Ф.К. фон Савиньи, впервые предложивший и обосновавший категорию вещных договоров (dingliche Vertrage)[37]. В российском праве каузальная передача владения производит такой же исключительно вещно-правовой эффект, перенося при соответствующем основании (купле-продаже, займе) право собственности на приобретателя.

Учитывая изложенное, представляем, что если не обращать внимания на дискуссионность вопроса о материальности вещи, то конструкция традиции видится наиболее подходящей в качестве способа передачи прав на криптовалюты, склоняя представления о криптовалютах в сторону их вещной природы.

Как бы то ни было, и традиция, и цессия применяются в своем, так сказать, классическом виде только в случае, если иной, специальный способ передачи прав не будет предусмотрен законом. И здесь могут быть другие варианты различных конструкций. В дальнейшем законодательством для криптовалют может быть предусмотрен особый способ передачи права, который может как находиться вне моделей классических конструкций, так и использовать аналогичные им механизмы.

6. Способы защиты права

У. Маттеи в вопросе защиты права указывает, что, "чтобы юридическое право было действенным — каким бы ни было его риторическое окружение и на каком бы уровне оно ни было текстуально зафиксировано, — ему должны сопутствовать надлежащие средства защиты". При этом, отмечая значимость защиты прав, У. Маттеи указывает на то, что "практически вся эволюция западной правовой традиции связана с институтом защиты имущественных прав"[38]. Представляется, что, поскольку защита прав напрямую связана с ключевыми аспектами самих прав, способы защиты могут в определенной степени указывать на присущие им права. С учетом этого рассмотрим криптовалюты в контексте некоторых способов защиты.

Одним из основных вещных способов защиты является виндикационный иск. При возникновении ситуации, когда необходимо вернуть криптовалюты из чужого незаконного владения, хочется иметь правовой механизм защиты наподобие такого иска. Хочется вернуть свое. Однако идея о применении виндикации к криптовалютам воспринимается неоднозначно. А.И. Савельев указывает, что к криптовалютам "неприменим виндикационный иск (так называемый иск невладеющего собственника к владеющему несобственнику), поскольку он рассчитан на ситуации, при которых существует возможность расщепления фактического обладания единицей криптовалюты и прав на нее, в то время как в рамках блокчейна эти аспекты неразрывно связаны"[39]. Однако представляется, что в данном случае проблема состоит не в невозможности расщепления фактического обладания криптовалютами и прав на них, а в возможности сохранения индивидуализации криптовалют. Как отмечает Е.А. Суханов, "объектом виндикации во всех без исключения случаях является индивидуально-определенная вещь, сохранившаяся в натуре"[40]. Таким образом, применение виндикации к криптовалютам, находящимся в незаконном владении, например в результате кражи, представляется возможным только в случае, если криптовалюты не будут смешиваться с иными криптовалютами так, чтобы их было невозможно идентифицировать. Если технически нельзя совершить обратную транзакцию тех же самых единиц криптовалюты, что ранее были зачислены, виндикация будет невозможной. В этом случае не происходит сохранения в натуре, и тот же вор может считаться обладателем прав на криптовалюты на первоначальном основании в силу уничтожения прежнего объекта прав его смешением (commixtio) и созданием нового. Виндикация является недостижимой, если по каким-то причинам вещь будет уничтожена. В римском праве тот, кто смешал чужие деньги со своими, становился их исключительным собственником[41]. Представляется, что при смешении криптовалют следует придерживаться такого же принципа.

В то же время, как справедливо замечает А.И. Савельев, "это не значит, конечно, что защита прав владельца биткойна от их кражи невозможна в принципе, просто она будет носить или деликтный характер (иск из причинения вреда имуществу) и рассматриваться по правилам главы 59 ГК РФ, или кондикционный характер (иск из неосновательного обогащения) и рассматриваться по правилам главы 60 ГК РФ"[42].

Иск о возмещении вреда (ст. 1064 ГК РФ) применяется при наличии собственно вреда, которым вполне можно считать уничтожение украденных криптовалют путем их смешения на криптовалютном адресе похитителя. Возмещение вреда является обязательственным способом защиты права. При этом способы возмещения вреда, предусмотренные ст. 1082 ГК РФ, предоставляют замечательный инструментарий, который позволяет возместить и вред в натуре (предоставить вещь того же рода и качества, исправить поврежденную вещь и т.п.), и причиненные убытки. То есть похититель может вернуть криптовалюты того же рода и качества или денежную сумму (деньги) в размере похищенных криптовалют. Как представляется, возможность вернуть криптовалюты в натуре может являться свидетельством вещного характера прав, лежащих в основе владения (обладания) криптовалютами.

Кондикция также является обязательственно-правовым способом защиты и применяется в отношении любого имущества. Вследствие этого создается впечатление, что данный способ защиты не может характеризовать право, лежащее в основе защищаемых отношений, как вещное. Однако кондикция имеет разные модели защиты в зависимости от того, за счет какого вида имущества — вещей или имущественных прав — произошло неосновательное обогащение. В случае вещей кондикция предполагает возврат потерпевшему имущества в натуре (ст. 1104 ГК РФ), имущественные же права защищаются путем требования восстановления прежнего положения, в том числе возвращения документов, удостоверяющих переданное право (ст. 1106 ГК РФ).

В случае криптовалют восстановление прежнего положения со стороны обогатившейся стороны представляется невыполнимым, поскольку считается, что децентрализованные криптовалюты, такие как, например, биткойны, технически невозможно восстановить (воссоздать) посредством введения (исправления) соответствующей электронной записи. В такой ситуации требуется обратный перевод криптовалют на криптовалютный адрес (например, на биткойн-адрес) изначального владельца. В связи с этим применение кондикции в отношении криптовалют возможно только путем возврата их потерпевшему в натуре, что, в свою очередь, свидетельствует в пользу признания за ними вещно-правовой природы.

При использовании кондикционного иска или иска о возмещении вреда следует учитывать, что даже при наличии выигрышного судебного решения вернуть свои криптовалюты в натуре получится только при добровольном его исполнении ответчиком.

А ответчик по кондикции или иску о возмещении вреда может и отказаться от добровольного исполнения такого судебного решения и вряд ли согласится предоставить кому-либо приватный ключ к своему криптовалютному адресу для принудительного исполнения. Решением в подобной ситуации, как представляется, может быть замена исполнения (ст. 203 Гражданского процессуального кодекса (ГПК) РФ и ст. 324 Арбитражного процессуального кодекса (АПК) РФ).

В случае неисполнения решения суда в добровольном порядке следует взыскивать убытки за счет иного имущества должника.

Аналогичный подход, с одной стороны, допустим и при применении последствий по недействительной сделке. Согласно п. 2 ст. 167 ГК РФ каждая из сторон обязана возвратить другой все полученное по сделке, а в случае невозможности возвратить полученное в натуре — возместить его стоимость. С другой стороны, данный подход может оказаться непрактичным в отношении некоторых ситуаций. К примеру, если купля-продажа криптовалют за рубли будет признана недействительной, а покупатель откажется возвращать криптовалюты, то возместить их стоимость не получится, поскольку продавец изначально уже получил стоимость проданных криптовалют. В данном случае признание недействительности и применение последствий недействительности эффекта не образуют.

Трудности с реализацией (принудительной реализацией) криптовалют имеются и в случае банкротства.

Судебная практика уже столкнулась с этой проблемой. В деле N А40-124668/17-71-160Ф финансовый управляющий в целях включения криптовалют в конкурсную массу заявил ходатайство об обязании гражданина предоставить финансовому управляющему доступ к криптокошельку (передать пароль). В данном требовании ему было отказано со ссылкой на то, что анонимность пользователей криптовалют не позволяет с определенностью установить принадлежность криптовалюты в криптокошельке именно гражданину-должнику[43]. Однако в кассационной инстанции суд все же принял решение обязать гражданина-должника передать финансовому управляющему доступ к криптокошельку (передать пароль) для пополнения конкурсной массы[44]. Как будет исполняться такого рода решение, пока неизвестно. Если гражданин откажется предоставить пароль, забудет его или сначала переведет криптовалюты на другой криптокошелек или криптовалютный адрес, исполнение судебного решения будет затруднительным или бесполезным (когда средств в криптокошельке уже не будет). Можно было бы стимулировать гражданина к выполнению решения суда имущественными санкциями (например, штрафом за неисполнение), но в условиях банкротства гражданина налагать на него какие-либо санкции, еще больше ухудшающие его имущественное положение, видится не вполне оправданным.

7. Абсолютные права

При обсуждении вопросов о криптовалютах большинство юристов склоняются к их вещной природе. И хотя напрямую криптовалюты вещами обычно не называют, слова об их вещественности все равно непроизвольно проскальзывают в том или ином контексте. Однако из-за скованности по вопросу нематериальности вещей при прямой постановке вопроса обычно предпочитают говорить не о вещном, а о некоем абсолютном праве на криптовалюты. Р.М. Янковский удачно подметил, что "записи в блокчейне, ограниченные технологически, представляют собой абсолютные права и по своей природе похожи на вещи: их количество известно, они переходят от владельца к владельцу в строго определенном порядке, они не содержат каких-либо прав требования (подобно ценным бумагам). Однако российская правовая доктрина долгое время обходила возможность появления нематериальных вещей"[45].

Особую позицию по данному вопросу занимает Л.А. Новоселова: рассматривая вопрос о правовой природе биткойнов, она приходит к выводу, что "биткойн является обязательственным правом требования, возникающим на основании соглашения между участниками соответствующей системы расчетов", предметом которого, по ее мнению, можно признать "действия… участников платежной системы, связанные с принятием биткойна как средства расчетов". Данные обязанности обусловлены личной связью, которая не предполагает эффекта "против всех" (erga omnes). Однако Л.В. Новоселова полагает, что "характеристика биткойна как обязательственного права не препятствует возможности признания абсолютных прав на него, как происходит и со многими другими финансовыми инструментами" (в пример приводятся ценная бумага и средства на банковском счете)[46].

Такое видение представляется несколько не отвечающим реальной обстановке, поскольку зачисление биткойнов на биткойн-адрес происходит автоматически и не требует каких-либо действий принимающей стороны. При этом биткойны можно зачислить даже на тот биткойн-адрес, у которого еще нет владельца. В связи с этим признать здесь обязательственную связь не представляется возможным.

Более правильной видится точка зрения, согласно которой права на криптовалюты изначально имеют абсолютную природу. Однако признание только лишь абсолютного права на криптовалюты было бы также неверным, если мы всерьез относимся к принципу закрытого списка (numerus clausus). Смысл абсолютных прав состоит в том, чтобы о них могли знать абсолютно все. Это достигается посредством определения их в законе. Поэтому список таких прав и является закрытым. Однако в отношении криптовалют такого не наблюдается, и поскольку "субъекты гражданских правоотношений (граждане и юридические лица) не могут создавать новые виды абсолютных (в частности, вещных) прав сверх тех, которые установлены законом"[47], криптовалюты могут рассматриваться как абсолютные права только в системе действующих правовых институтов.

В гражданском законодательстве к абсолютным правам относятся права вещные, исключительные и личные. Однако если мы изначально признаем, что криптовалюты входят в категорию имущества, то из данного списка сразу же выпадают личные права, которые не являются имуществом в смысле ст. 128 ГК РФ. За ними также следуют и исключительные права, поскольку криптовалюты не подпадают под их определение и правовой режим.

Из указанного списка абсолютных прав к криптовалютам подходят только вещные права, а именно право собственности. В разобранных выше вопросах владения, передачи права, защиты права и т.п. криптовалюты наилучшим образом находят себя среди категории вещей, что само по себе увязывает их с вопросом о праве собственности. Именно право собственности формирует категорию вещей. Без права собственности вещей в юридическом смысле не существует.

Таким образом, признавая за криптовалютами право собственности, следует признать их и в качестве вещей, и наоборот: если в криптовалютах усматриваются признаки вещей, значит, должно быть право собственности на них. В ситуации с криптовалютами наблюдается совпадение по обоим направлениям.

Обычно в учебниках и курсах гражданского права в общей части в главе об объектах права подробно излагается учение о вещах. Преобладающее мнение считает вещь объектом вещных, но не обязательственных прав. Между тем учение о вещах имеет не меньшее значение в обязательственном праве, чем в вещном[48]. Похожую позицию в обязательственном праве стремятся занять и криптовалюты. С одной стороны, в контексте обязательственного права криптовалюты могут свободно составлять содержание обязательственного правоотношения без особых изысканий того, что они собой представляют в правовом плане. Само по себе понятие обязательства настолько широко (ст. 307 ГК РФ), что может вместить в себя почти все что угодно, если оно не находит выраженного в законодательстве запрета. Сегодня криптовалюты такого запрета не имеют, если только всерьез не рассматривать в их отношении запрет на денежные суррогаты, что с учетом изменения государственного отношения к ним не видится перспективным[49]. С другой стороны, возможность совершения наиболее типичных сделок с криптовалютами все же зависит от квалификации самих криптовалют, поскольку такие сделки заключаются в отношении определенных видов имущества.

В качестве примера можно рассмотреть договор купли-продажи, который согласно ст. 454 ГК РФ заключается только в отношении вещей или имущественных прав и не предполагает чего-то иного. В связи с этим если рассматривать продажу криптовалют как продажу чего-то третьего, то такую сделку нельзя будет признать договором купли-продажи и придется прибегать к толкованию ее как смешанного или непоименованного договора (пользоваться аналогией). При этом под договор купли-продажи также не будет подпадать и ситуация, связанная с покупкой вещей или имущественных прав за криптовалюту, поскольку криптовалюты, как было указано ранее, не являются деньгами и не могут погашать (прекращать) денежные обязательства. Все это вносит неопределенность и неуверенность в гражданский оборот. Однако признание за криптовалютами статуса вещей сводит подобные проблемы к минимуму. В частности, в ситуации продажи криптовалют за рубли или иностранную валюту исчезают препятствия для того, чтобы считать такую сделку договором купли-продажи и применять правила главы 30 ГК РФ, а продажа вещей или имущественных прав за криптовалюту вполне может рассматриваться как мена, к которой применяются правила о купле-продаже (ст. 567 ГК РФ).

Как итог, квалификация криптовалют в качестве вещей не только помогает обеспечить интересы владельцев криптовалют в части абсолютной защиты, но и позволяет наилучшим образом организовать обязательственные отношения, интегрируя их в систему обязательственных сделок.

Учитывая изложенное, представляем, что в области частного права не требуется обширных изменений законодательства в отношении криптовалют. Если рассматривать криптовалюты в качестве вещей, то отношения с их использованием вполне охватываются действующей системой гражданского права. Единственным же качественным изменением, видимо, можно было бы считать предоставление криптовалютам возможности выступать средством погашения (прекращения) денежных обязательств в случае их добровольного использования в этом качестве. Следовательно, криптовалютам более всего подошел бы правовой режим, который сегодня установлен в отношении наличных денег (но без обязательности их приема в платежи), так чтобы они одновременно могли выступать в качестве и платежного средства, и вещи. При этом во избежание недопонимания касательно того, как что-то бестелесное, нематериальное может считаться вещью, можно не называть криптовалюты непосредственно вещами, а лишь приравнять их в правовом режиме.

Рекомендуется Вам: