Эксцесс исполнителя и иных соучастников преступления: проблемы квалификации

Авторы: Капинус О.С., Ображиев К.В.

1. Под эксцессом исполнителя (от лат. excessus — выход) принято понимать выход исполнителя (соисполнителей) преступления за пределы общего (совместного) умысла соучастников, т.е. совершение преступного деяния, которое не охватывается умыслом других соучастников. За эксцесс исполнителя в силу прямого указания ст. 36 УК РФ другие соучастники преступления уголовной ответственности не подлежат; в соответствии с принципом вины (ст. 5 УК РФ) они должны нести ответственность за соучастие лишь в том преступлении, которое охватывалось их умыслом.

В правоприменительной практике эксцесс исполнителя устанавливается путем соотнесения совершенного им преступного деяния с содержанием умысла соучастников, т.е. посредством сравнения признаков фактически исполненного преступления с совместными преступными планами соучастников, с той интеллектуальной "моделью" совместного преступления, которая была разработана в результате соглашения соучастников.

Уголовно-правовая доктрина исходит из того, что вина — это психическое отношение лица к совершаемому преступлению, которое характеризуется определенными интеллектуально-волевыми процессами, происходящими в психике виновного во время совершения преступления[1]. В контексте обсуждаемых проблем это означает, что в содержание умысла соучастников, не принимавших участия в исполнении преступления, нельзя включать юридически значимые обстоятельства совершения совместного преступления, которые не осознавались ими в момент совершения организаторских, подстрекательских, пособнических действий. Последующее осознание организатором, подстрекателем, пособником обстоятельств, повышающих степень общественной опасности совместного преступления, не имеет значения для квалификации. Если их преступная функция уже выполнена, то впоследствии открывшиеся их сознанию обстоятельства исполнения преступления, повышающие его общественную опасность (например, квалифицирующие признаки), не могут проявиться в их деянии. В этом плане значительный интерес представляет следующее уголовное дело.

Судом установлено, что Зязикова М. и Зязикова Л.Х. обратились к Евлоеву с просьбой совершить убийство З., с которым у них сложились неприязненные отношения. Все остальные действия, направленные на убийство потерпевшего, такие как определение времени, места, способа совершения убийства, а также непосредственное его исполнение были совершены Евлоевым. Данных о том, что Зязикова М. совершила какие-либо действия, направленные на организацию убийства, в материалах дела не имелось и в приговоре не приведено. Поскольку убийство потерпевшего совершено Евлоевым общеопасным способом путем взрыва гранаты, о чем была осведомлена Зязикова М., то ее действия, указала Судебная коллегия, подлежат переквалификации с ч. 3 ст. 33 УК РФ на ч. 4 ст. 33, п. "е" ч. 2 ст. 105 УК РФ как подстрекательство к убийству, совершенному общеопасным способом[2].

В приведенном примере суд вменил подстрекателю квалифицирующий признак "совершение убийства общеопасным способом", руководствуясь тем, что подстрекатель был осведомлен о применении именно такого способа убийства. Однако в этом случае принципиальное значение имеет не только факт осведомленности подстрекателя о применении общеопасного способа убийства, но и момент появления такой осведомленности. Судя по обстоятельствам дела, она появилась после завершения подстрекательских действий (после того, как исполнитель был склонен к убийству), т.е. post factum, а на момент их совершения применение исполнителем общеопасного способа убийства не охватывалось умыслом подстрекателя (он был избран исполнителем самостоятельно). Исходя из этого, приходится констатировать, что в этом случае исполнитель допустил эксцесс, а значит, основания для вменения подстрекателю соответствующего квалифицирующего признака отсутствовали.

2. В теории уголовного права принято выделять количественный и качественный эксцесс исполнителя преступления, которые отличаются существенной спецификой в плане квалификации.

При количественном эксцессе исполнитель по своей инициативе совершает выходящее за рамки умысла иных соучастников однородное преступление, посягающее на тот же основной объект уголовно-правовой охраны. Количественный эксцесс исполнителя может, в частности, выражаться в трансформации изначально оговоренного способа совершения преступления (вместо грабежа — разбой[3]; вместо разбоя без применения оружия — вооруженный разбой[4]; вместо "простого" убийства — убийство с особой жестокостью); в изменении интенсивности преступного посягательства (например, причинение тяжкого вреда здоровью при наличии совместного умысла на причинение легкого вреда здоровью); в причинении дополнительных последствий (вместо посягательства на одного потерпевшего — причинение вреда двум или более лицам).

Частным проявлением количественного эксцесса является неосторожное причинение исполнителем дополнительных тяжких последствий, предусмотренных составом с двумя формами вины. В качестве типичного примера такого эксцесса можно рассматривать ситуацию, когда исполнитель, имея сговор с иными соучастниками на причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшего, применяет к нему насилие, которое повлекло по неосторожности смерть потерпевшего (ч. 4 ст. 111 УК РФ). Поскольку указанное дополнительное последствие не охватывается умыслом организатора, подстрекателя, пособника, указанные соучастники преступления в силу прямого указания ст. 36 УК РФ должны нести ответственность за соучастие в преступлении, предусмотренном ч. ч. 1, 2 или ч. 3 ст. 111 УК РФ (в зависимости от содержания сговора и обстоятельств дела).

Однако в обсуждаемых случаях организатору, подстрекателю, пособнику нередко вменяется соучастие в преступлении, предусмотренном ч. 4 ст. 111 УК РФ. Так, приговором Иглинского районного суда Республики Башкортостан И. осужден по ч. ч. 4, 5 ст. 33, ч. 4 ст. 111 УК РФ[5]; К. по приговору Шатурского городского суда Московской области признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 33, ч. 4 ст. 111 УК РФ[6]; Хабаровский краевой суд осудил М. по ч. 3 ст. 33, ч. 4 ст. 111 УК РФ, причем эту квалификацию признал обоснованной Верховный Суд РФ[7]; аналогичным образом Иркутский областной суд квалифицировал действия С., с чем также согласилась высшая судебная инстанция[8].

Подобная квалификация противоречит устоявшемуся правилу уголовно-правовой оценки совместной преступной деятельности, согласно которому пределы ответственности соучастников ограничены рамками совместного умысла. С учетом этого правила, получившего нормативное отражение в ст. 36 УК РФ, Верховный Суд РФ неоднократно подчеркивал, что имеющие юридическое значение признаки деяния, совершенного исполнителем (в том числе квалифицирующие признаки), могут вменяться организатору, подстрекателю, пособнику только в случае, если они охватывались умыслом соучастников[9].

Между тем в рассматриваемой ситуации неосторожно причиненное исполнителем последствие в виде смерти потерпевшего умыслом иных соучастников явно не охватывается (более того, оно не охватывается даже умыслом исполнителя). А значит, неосторожное причинение смерти следует расценивать как эксцесс исполнителя со всеми вытекающими отсюда последствиями в плане квалификации. Это в полной мере относится и к иным преступлениям с двумя формами вины. К ним "институт соучастия применим лишь в рамках основного состава преступления. Неосторожный производный (дополнительный) результат не есть результат соучастия"[10].

Следует подчеркнуть, что количественный эксцесс возможен лишь при наличии конкретизированного умысла соучастников, т.е. лишь в том случае, когда соучастники имели четкое представление о качественных и количественных параметрах совместно совершаемого преступления. Если же совместный умысел был неопределенным, т.е. соучастники лишь в общих чертах осознавали признаки совместного преступления, то количественный эксцесс исполнителя становится невозможным. Например, соучастники решили похитить конкретное имущество, сговорившись, что способ хищения будет избран исполнителем на месте преступления в зависимости от обстановки. Здесь умыслом соучастников охватывается любая форма хищения, что исключает количественный эксцесс исполнителя. В этой ситуации эксцесс может быть лишь качественным (например, совершение исполнителем дополнительного преступления, посягающего на иной объект).

3. Как уже было отмечено, в силу взаимосвязанных предписаний ст. ст. 5 и 36 УК РФ при количественном эксцессе исполнителя иные соучастники должны нести ответственность за соучастие в том преступлении, которое охватывалось их совместным конкретизированным умыслом.

Однако при этом акцессорная зависимость деяний, совершенных организатором, подстрекателем, пособником, от действий исполнителя[11] при количественном эксцессе утрачивается не полностью. При сложном соучастии эта зависимость сохраняется в части определения юридической завершенности деяний соучастников.

Например, если исполнитель вышел за рамки совместного умысла на кражу, совершив оконченный грабеж, то действия организатора, подстрекателя, пособника следует квалифицировать как соучастие в оконченной краже, поскольку их общая цель (похитить конкретное имущество) была фактически достигнута, пусть и иным способом[12]. Если же исполнитель не довел грабеж до конца по независящим от него обстоятельствам (скажем, вследствие задержания), то иные соучастники должны нести ответственность за соучастие в покушении на кражу, так как имущество фактически не было похищено[13].

Более сложной с точки зрения квалификации является ситуация, когда в результате эксцесса общая цель соучастников не была достигнута, но при этом действия исполнителя квалифицированы как юридически оконченное преступление. Например, при наличии сговора на тайное хищение чужого имущества исполнитель применил насилие, опасное для жизни или здоровья (с этого момента преступление-эксцесс юридически окончено), но вследствие активного сопротивления потерпевшего не завладел чужим имуществом. Представляется, что в этом случае квалификацию действий организатора, подстрекателя и пособника следует осуществлять с учетом их субъективных представлений о степени реализации общего умысла. Поскольку совместная цель соучастников (завладеть чужим имуществом и распоряжаться им как собственным) фактически не была достигнута, они должны нести ответственность за соучастие в неоконченной краже.

4. Анализ опубликованной практики показывает, что в подавляющем большинстве случаев количественный эксцесс выражается в совершении исполнителем более тяжкого преступления, чем первоначально запланированное соучастниками. Вместе с тем в теории уголовного права признается, что исполнитель может по своей инициативе совершить менее тяжкое преступное посягательство на тот же объект уголовно-правовой охраны. Например, исполнитель, имея предварительную договоренность с иными соучастниками о хищении чужого имущества путем разбойного нападения с применением оружия, воспользовался непродолжительным отсутствием собственника и совершил тайное хищение этого имущества. Или при наличии совместного конкретизированного умысла соучастников на убийство общеопасным способом (путем подрыва автомобиля потерпевшего) исполнитель убил потерпевшего иным способом, не относящимся к числу общеопасных.

Доктринальная уголовно-правовая оценка подобных ситуаций крайне неоднозначна. Большинство специалистов усматривают здесь количественный эксцесс исполнителя и, исходя из этого, предлагают квалифицировать действия иных соучастников на основании ст. 36 УК РФ, полагая, что эта норма в полной мере распространяется на "эксцесс в меньшую сторону". Правда, при этом конкретные рекомендации по квалификации таких случаев существенно разнятся. В юридической литературе предлагаются следующие варианты уголовно-правовой оценки:

— исполнитель, допустивший "эксцесс в меньшую сторону", должен нести ответственность за фактически совершенное им оконченное преступление, а организатор, подстрекатель, пособник — за соучастие в оконченном преступлении, которое было изначально запланировано соучастниками. "Например, подстрекатель склонил исполнителя к разбою, а исполнитель совершил кражу. В этом случае первый несет ответственность за подстрекательство именно к разбою, а исполнитель — только за фактически совершенную кражу"[14];

— действия исполнителя следует квалифицировать как оконченное менее тяжкое преступление, а действия остальных соучастников — как соучастие в покушении на более тяжкое преступление[15]. Предложенный вариант квалификации иллюстрируется следующим примером: "Исполнитель совершает менее тяжкое однородное преступление, чем было предусмотрено соучастниками (например, тайное хищение чужого имущества вместо грабежа). В действиях исполнителя имеет место совершение кражи, так как произошла трансформация умысла в сознании исполнителя. В таком случае исполнитель привлекается к уголовной ответственности по п. "а" ч. 2 ст. 158 УК (п. "а" ч. 4 ст. 158 УК). Действия других соучастников квалифицируются как покушение на грабеж"[16];

— исполнителю следует вменять фактически совершенное менее тяжкое преступление, а иным соучастникам — приготовление к более тяжкому преступлению. Этот вариант квалификации отстаивается А.А. Арутюновым: "Например, соучастники договорились совершить грабеж, а исполнитель нашел возможным обойтись без открытого похищения имущества и совершил кражу… В этих случаях исполнитель должен нести ответственность только за совершение кражи, поскольку в отношении грабежа имеет место добровольный отказ. Остальные соучастники несут ответственность за грабеж по правилам, предусмотренным для неоконченного преступления… Приискание соучастников преступления, сговор на совершение преступления (ч. 1 ст. 30 УК РФ) признаются приготовлением к преступлению"[17].

Однако согласиться с этими рекомендациями не представляется возможным, поскольку в рассматриваемых ситуациях совершение менее тяжкого посягательства на тот же основной объект, конкретизированный по признакам предмета и (или) потерпевшего, полностью охватывается умыслом иных соучастников. Если соучастники сговорились совершить хищение определенного имущества у конкретного потерпевшего путем разбойного нападения с применением оружия, то хищение этого имущества менее опасным способом не выходит за пределы совместного умысла. Точно так же при наличии сговора на совершение убийства общеопасным способом причинение смерти потерпевшему неквалифицированным способом "укладывается" в рамки совместного умысла соучастников.

В этих случаях сговор на совершение преступления конкретным способом, имеющим квалифицирующее значение, определяет лишь верхнюю границу (план-максимум), за которую не должен выходит исполнитель. При этом нижняя граница (план-минимум) по умолчанию задается целью совместных действий соучастников (похитить конкретное имущество, убить определенного человека). Действуя в этом диапазоне, исполнитель остается в пределах совместного умысла соучастников, что исключает применение ст. 36 УК РФ. А потому в рассматриваемых ситуациях уголовно-правовая оценка действий организатора, подстрекателя и пособника должна быть основана на акцессорных началах. Иными словами, квалификация действий иных соучастников в этом случае является производной от квалификации исполнительских действий. Следовательно, в первом примере (совершение кражи вместо разбоя) иные соучастники должны нести ответственность за соучастие в краже, а во втором примере (совершение "простого" убийства вместо убийства общеопасным способом) — за соучастие в убийстве без квалифицирующих признаков.

5. Качественный эксцесс предполагает совершение исполнителем разнородного преступления (посягающего на иной основной объект уголовно-правовой охраны), которое не охватывается умыслом иных соучастников. Подобное преступление может быть совершено исполнителем:

а) в дополнение к тому преступному деянию, на которое был направлен умысел всех соучастников. Типичный пример, хорошо известный правоприменителям, — совершение исполнителем разбоя убийства потерпевшего, которое не охватывается умыслом иных соучастников. В этом случае исполнителю вменяется совокупность преступлений (п. "в" ч. 4 ст. 162 и п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ), тогда как другие соучастники несут ответственность только в рамках совместного умысла за соучастие в разбое[18];

б) вместо преступного деяния, на которое был направлен умысел иных соучастников. Например, исполнитель, получив от участников террористической группы взрывное устройство для совершения террористического акта, использовал его для незаконной добычи (вылова) водных биологических ресурсов, решив не совершать теракт. В этой ситуации признаки соучастия отсутствуют, так как исполнитель, совершив иное преступное деяние вместо первоначально запланированного, добровольно отказался от доведения совместного преступления до конца, что в соответствии с ч. 2 ст. 31 УК РФ исключает возможность привлечения его к уголовной ответственности за это преступление. Поэтому неудавшиеся организаторские, подстрекательские и пособнические действия следует квалифицировать как приготовление к преступлению при условии, что это преступление относится к тяжким или особо тяжким (в приведенном примере — по ч. 1 ст. 30, ч. 1 ст. 205 УК РФ). Что же касается исполнителя, то он будет нести ответственность по ст. 256 УК РФ.

Следует отметить, что в уголовно-правовой литературе предлагается альтернативный вариант уголовно-правовой оценки второй разновидного качественного эксцесса исполнителя: "Исполнитель вместо заранее согласованного с другими соучастниками преступления совершает посягательство на иной объект. Например, вместо хищения чужого имущества из квартиры путем проникновения в составе группы лиц по предварительному сговору он совершает убийство хозяина квартиры. При этих условиях действия исполнителя квалифицируются по совокупности преступлений как покушение на кражу чужого имущества, совершенное группой лиц по предварительному сговору с проникновением в жилище, и убийство человека по ч. 3 ст. 30, п. "а" ч. 2 ст. 158 и ч. 1 ст. 105 УК. Другие соучастники привлекаются к ответственности за покушение на кражу по ч. 3 ст. 30, п. "а" ч. 2 ст. 158 УК"[19].

Предложенные рекомендации идут вразрез с нормативными правилами квалификации преступлений. В приведенном примере исполнитель не может нести ответственность за покушение на кражу, так как, во-первых, он не совершал действий, непосредственно направленных на тайное хищение чужого имущества (он ограничился лишь приготовительными действиями — сговором на совершение кражи), и, во-вторых, прекратил действия, направленные на совершение кражи, добровольно, а не вынужденно.

В таком случае основания для привлечения иных соучастников к ответственности за соучастие в покушении на кражу явно отсутствуют. При добровольном отказе исполнителя от доведения кражи до конца "неудавшееся соучастие" иных лиц можно расценивать лишь как приготовление к краже[20].

Завершая рассмотрение качественного эксцесса исполнителя, отметим, что таковой возможен и при неконкретизированном умысле соучастников. Это не препятствует исполнителю совершить посягательство на иной основной объект уголовно-правовой охраны в дополнение к тому преступному деянию, на которое был направлен совместный умысел.

6. Эксцесс исполнителя равным образом возможен как при сложном соучастии с распределением преступных ролей, так и при простом соучастии (соисполнительстве). В последнем случае уголовно-правовая оценка эксцесса имеет определенную специфику.

Прежде всего следует подчеркнуть, что предписания ст. 36 УК РФ не применяются в случаях, когда эксцесс был допущен соисполнителем преступления, а другой соисполнитель присоединился к эксцессу или воспользовался его результатами. В п. 14.1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27 декабря 2002 г. N 29 "О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое" по этому поводу разъясняется, что "в тех случаях, когда группа лиц предварительно договорилась о совершении кражи чужого имущества, но кто-либо из соисполнителей вышел за пределы состоявшегося сговора, совершив действия, подлежащие правовой оценке как грабеж или разбой, содеянное им следует квалифицировать по соответствующим пунктам и частям ст. ст. 161, 162 УК РФ. Если другие члены преступной группы продолжили свое участие в преступлении, воспользовавшись примененным соисполнителем насилием либо угрозой его применения для завладения имуществом потерпевшего или удержания этого имущества, они также несут уголовную ответственность за грабеж или разбой группой лиц по предварительному сговору с соответствующими квалифицирующими признаками".

Соглашаясь в целом с позицией Пленума (в части квалификации действий присоединившихся к эксцессу соисполнителей по ст. ст. 161 или 162 УК РФ), отметим, что вменение в рассматриваемой ситуации квалифицирующего признака "совершение преступления группой лиц по предварительному сговору" представляется необоснованным. Как известно, сговор считается предварительным лишь в том случае, если он состоялся до выполнения объективной стороны преступления. В той ситуации, которая описана в п. 14.1 Постановления Пленума от 27 декабря 2002 г. N 29, преступление-эксцесс совершается соисполнителем инициативно, без предварительного сговора с другим соисполнителем, неожиданно для него. Последний присоединяется к преступлению-эксцессу в процессе его совершения с внезапно возникшим умыслом. Поэтому о предварительном сговоре на совершение преступления-эксцесса (грабежа или разбоя) в данном случае говорить нельзя.

По общему правилу преступные действия (акт бездействия) исполнителя, не охватываемые умыслом других соучастников, следует квалифицировать как единолично совершенные.

Поэтому квалифицирующие признаки, предполагающие совершение преступления в составе группы лиц, группы лиц по предварительному сговору, организованной группы, при одиночном эксцессе исполнителю не вменяются[21]. При этом действия иных соисполнителей, которые не вышли за рамки предварительной договоренности, т.е. не присоединились к эксцессу, следует квалифицировать как совершенные в составе группы лиц по предварительному сговору.

Так, если в процессе открытого хищения группой лиц по предварительному сговору один из соисполнителей применил к потерпевшему насилие, опасное для жизни или здоровья, а второй соисполнитель после этого прекратил участие в хищении, то действия первого квалифицируются как единолично совершенный разбой, действия второго — как покушение на грабеж группой лиц по предварительному сговору[22].

Вместе с тем рассматриваемое правило квалификации не применяется в ситуациях присоединения к эксцессу, подобных тем, что описаны в п. 14.1 Постановления Пленума от 27 декабря 2002 г. N 29. В этом случае преступление-эксцесс следует признавать совершенным в группе (но без предварительного сговора, на что указывалось выше).

7. Как показывает практика, эксцесс может быть допущен не только исполнителем, но и иными соучастниками преступления, однако это обстоятельство, к сожалению, не получило отражения в УК РФ[23]. Поскольку ст. 36 УК РФ регламентирует лишь эксцесс исполнителя, в судебной практике долгое время считалось, что эксцесс иных соучастников преступления не имеет значения для квалификации.

В определении по делу В. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ указала, что обстоятельства, хотя и известные подстрекателю, но не охватывающиеся умыслом исполнителя, не могут признаваться квалифицирующими признаками преступления, инкриминируемого как исполнителю, так и подстрекателю.

В., склоняя А. к убийству П., не говорил ему, что намерен завладеть деньгами П. от продажи ее квартиры, не предлагал ему совместно завладеть этими деньгами, не ставил исполнителя убийства в известность и о том, что потерпевшая находится в состоянии беременности, не подстрекал его к убийству беременной женщины. Осведомленность А. о беременности П. судом не установлена. В связи с тем, что В. не являлся исполнителем убийства, наличие у него корыстных побуждений и его осведомленность о беременности П. не могут учитываться при квалификации его действий[24].

В этом случае Верховный Суд не учел эксцесс подстрекателя при квалификации подстрекательских действий. Руководствуясь положениями акцессорной теории соучастия, высшая судебная инстанция решила, что уголовно-правовая оценка действия подстрекателя предопределяется квалификацией действий исполнителя.

Однако с недавних пор высший судебный орган кардинально изменил свою позицию относительно уголовно-правовой оценки эксцесса иных соучастников. Знаковым в этом отношении стало Постановление Президиума Верховного Суда РФ от 29 марта 2017 г. N 27-П17.

Судом первой инстанции установи, что Г. организовал убийство своей жены с целью сокрытия ранее совершенного преступления — развратных действий в отношении дочери жены от первого брака, и квалифицировал его действия в этой части по ч. 3 ст. 33, п. "к" ч. 2 ст. 105 УК РФ (организация убийства с целью сокрытия преступления). Действия М. — непосредственного исполнителя убийства квалифицированы по ч. 1 ст. 105 УК РФ.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ переквалифицировала действия Г. на ч. 3 ст. 33, ч. 1 ст. 105 УК РФ, указав, что "мотив (с целью скрыть другое преступление), которым в действительности руководствовался организатор убийства — Г., был скрыт от исполнителя М., и, следовательно, мотив Г. в данном случае не влияет на правовую квалификацию его действий, поскольку он (Г.) исполнителя М. к квалифицированному убийству не склонял".

Однако Президиум Верховного Суда РФ, рассмотрев уголовное дело в порядке надзора, отменил апелляционное определение Судебной коллегии по уголовным делам, указав следующее.

Судебная коллегия при решении вопроса о переквалификации действий организатора преступления исходила из того, что ч. 3 ст. 34 УК РФ независимо от обстоятельств, относящихся к организатору преступления (в том числе независимо от направленности умысла, от мотива, цели его действий), предполагает квалификацию содеянного им по той же норме уголовного закона, что и действия исполнителя. Однако такой вывод сделан без надлежащего анализа норм уголовного закона и без учета ряда обстоятельств, имеющих значение для правильной правовой оценки содеянного. Указанную норму уголовного закона (ч. 3 ст. 34 УК РФ) при квалификации действий организатора преступления следует истолковывать во взаимосвязи с положениями ст. 5, ч. 1 ст. 34, ч. 5 ст. 34, ст. 36 УК РФ. По смыслу ч. 3 ст. 34 УК РФ юридическая оценка действий организатора, подстрекателя, пособника производна от квалификации действий исполнителя преступления при наличии у них всех единого умысла на совершение конкретного преступления и при совершении исполнителем именно этого преступления. Нормы действующего уголовного закона не препятствуют квалификации действий соучастников и исполнителей преступления по разным статьям и разным частям одной и той же статьи Особенной части УК РФ в зависимости в том числе от мотива их преступного поведения, от целей, которые они преследовали, участвуя в преступлении. В соответствии с ч. 1 ст. 5 УК РФ лицо подлежит уголовной ответственности только за те общественно опасные действия (бездействие) и наступившие общественно опасные последствия, в отношении которых установлена его вина. Данные обстоятельства не были учтены судом апелляционной инстанции при истолковании и применении положений ч. 3 ст. 34 УК РФ, что повлекло за собой существенное фундаментальное нарушение уголовного закона (неправильное его применение), повлиявшее на юридическую квалификацию действий осужденного, а значит, и на исход уголовного дела в отношении его[25].

Данным решением высшая судебная инстанция распространила правило квалификации, предусмотренное ст. 36 УК РФ, на иных соучастников преступления, допустивших эксцесс; изменила устоявшиеся в судебной практике представления о соотношении акцессорных и личных (самостоятельных) начал в соучастии; уточнила пределы применения акцессорных правил уголовно-правовой оценки сложного соучастия, указав, что юридическая оценка действий организатора, подстрекателя, пособника производна от квалификации действий исполнителя преступления лишь "при наличии у них всех единого умысла на совершение конкретного преступления и при совершении исполнителем именно этого преступления". Таким образом, в соответствии с процитированной позицией Президиума при выходе организатора, подстрекателя, пособника за рамки единого совместного умысла акцессорная зависимость квалификации их действий от уголовно-правовой оценки деяния исполнителя утрачивается. Вступают в силу правила самостоятельной ответственности соучастников, что позволяет дать адекватную уголовно-правовую оценку обстоятельствам, которые не охватываются умыслом исполнителя преступления.

Поддерживая решение Президиума Верховного Суда РФ, отметим, что оно не противоречит действующему уголовному законодательству. В ст. 36 УК РФ идет речь исключительно о правилах квалификации эксцесса исполнителя, однако это не означает, что эксцесс иных соучастников преступления должен оцениваться по иным правилам. Подход к уголовно-правовой оценке эксцесса всех соучастников должен быть единым, а его содержание должно подчиняться требованиям субъективного вменения, которые и положены в основу правовой позиции Президиума.

Пристатейный библиографический список

1. Арутюнов А.А. Соучастие в преступлении. М.: Статут, 2013.

2. Галиакбаров Р.Р. Борьба с групповыми преступлениями. Вопросы квалификации. Краснодар: Кубанский государственный аграрный университет, 2000.

3. Иванова Л.В. Особенности квалификации действий соучастников при эксцессе исполнителя преступления // Российский следователь. 2013. N 7.

4. Квалификация преступлений: Учебное пособие / Под ред. К.В. Ображиева, Н.И. Пикурова. М.: Юрлитинформ, 2016.

5. Клебанов М.И. К вопросу о возможности соучастия в преступлениях с двумя формами вины // Актуальные проблемы российского права. 2008. N 2.

6. Ображиев К. Влияние результатов уголовно-правовой оценки действий (бездействия) исполнителя на квалификацию деяний иных соучастников преступления // Законность. 2016. N 8.

7. Рарог А.И. Квалификация преступлений по субъективным признакам. СПб.: Юридический центр Пресс, 2002.

8. Ситникова А. Квалификация действий соучастников преступления при эксцессе исполнителя // Уголовное право. 2009. N 5.

9. Сорочкин Р.А. Правила квалификации преступлений с двумя формами вины // Российский следователь. 2007. N 24.

10. Сухарев Е.А., Куликов А.В. Соучастие в преступлениях с двойной формой вины // Советская юстиция. 1991. N 20.

11. Толстопятова Н.В. Эксцесс соучастников в уголовном праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2004.

Рекомендуется Вам: