ЮрФак: изучение права онлайн

Смарт-контракты на финансовом рынке: результаты исследования

Автор: Шайдуллина В.К.

Оглавление

Что такое смарт-контракт?

Проблемы регулирования смарт-контрактов

Зарубежная практика

Позиция Российской Федерации

Судебная практика: есть ли ответ?

Предлагаемые решения


В 2017 и 2018 годах Финансовый университет при Правительстве Российской Федерации по заказу Государственной Думы Российской Федерации подготовил два исследования, касающиеся вопросов применения блокчейн-технологии на финансовом рынке. Одним из направлений аналитической работы являлся анализ вопросов регулирования смарт-контрактов в финансовой сфере.

Что такое смарт-контракт?

Смарт-контракт является программным кодом, имплементированным на блокчейн-платформе, обеспечивающим самоисполнимость и автономность условий заключаемого договора в случае наступления заранее определенных в нем обстоятельств.

Технология смарт-контракта в деятельности финансовых организаций может быть использована[1]:

— при осуществлении межбанковских расчетов. В частности, технология блокчейн может заменять субъекта-посредника (например, SWIFT), у которого организациям необходимо открывать корреспондентский счет для проведения операций;

— оптимизации процессов выдачи кредитов под залог имущества, в частности при ведении реестров залога прав на основе блокчейна;

— оптимизации процессов выдачи аккредитивов. В данном случае блокчейн позволяет снизить риск недоверия сторон друг другу. Подобная операция уже осуществлялась в Российской Федерации: в 2016 году ПАО "Альфа-Банк" и авиакомпания S7 Airlines впервые в российской практике провели сделку-аккредитив через блокчейн с применением смарт-контрактов[2].

Проблемы регулирования смарт-контрактов

Возможность квалификации смарт-контракта в качестве гражданско-правового договора определяется в зависимости от того, что понимается под смарт-контрактом в том или ином случае.

Так, если рассматривать смарт-контракт как "некую операцию, автоматизированную с использованием программного кода, прописанного в блокчейне"[3], то его функция будет сводиться к особому способу исполнения обязательств по уже существующему договору и не будет играть роль самостоятельного объекта права. Однако смарт-контракты, "предусматривающие автоматизированный порядок исполнения всех обязательств лиц, заключающих договор, являются качественно новым явлением"[4] и требуют полноценного признания.

Таким образом, факт изложения условий договора с помощью программного кода не обладает сам по себе юридическим значением, поскольку договорное право устанавливает различные возможности формализации договоренностей, достигнутых сторонами.

При адаптации законодательства к применению смарт-контрактов следует обращать особое внимание на право интеллектуальной собственности в отношении программного кода такого "контракта". Например, на программный код возможно распространение правового регулирования программы для ЭВМ со всеми предусмотренными правовыми последствиями (в частности, требование о регистрации права в Роспатенте).

Анализ имеющихся отчетов международных организаций и исследований зарубежных ученых, а также сложившаяся деловая практика демонстрируют наличие следующих правовых проблем:

1) возможность защиты прав, возникших после заключения договоров с помощью смарт-контрактов, в суде;

2) представление смарт-контракта в качестве доказательства при разрешении споров в судебном порядке;

3) выбор применимого права при разрешении споров, связанных с использованием смарт-контрактов, в судебном порядке;

4) определение подведомственности и подсудности споров, связанных с использованием смарт-контрактов.

Если некоторые из указанных проблем можно решить посредством разъяснений, данных правоприменительными органами, то вопрос о смарт-контракте в качестве доказательства в суде требует законодательного уточнения. Каким доказательством с позиции классификации доказательств в соответствии с процессуальным законодательством является смарт-контракт? Что подтверждает представленное доказательство?

Смарт-контракт подтверждает правовой статус сторон, занесенный в блокчейн, однако с помощью него может подтверждаться и сам факт заключения договора. Проводя анализ категории "смарт-контракт" в качестве вида доказательства, целесообразно его отнесение к письменным доказательствам. Однако смарт-контракты, как правило, являются не электронными документами, а программным кодом или его элементами, в связи с этим вопрос, к какому виду доказательств относится смарт-контракт, остается актуальным.

Необходимость регулирования вопросов применения смарт-контрактов на финансовом рынке подтверждается также использованием данного инструмента в Даркнете[5] при осуществлении расчетных операций при покупке запрещенных товаров и услуг. Яркий пример: уже сегодня можно заключить договор с помощью смарт-контракта, предметом которого будет являться оказание услуг по обливанию зеленкой третьих лиц.

О существовании подобных рисков предупреждает и полицейская служба Европейского союза. В своем отчете "Internet Organized Threat Assessment 2018" она указала, что в ближайшие годы преступники будут использовать смарт-контракты для организации террористических атак, мошенничества и подкупов[6].

Зарубежная практика

В настоящее время использование смарт-контрактов на финансовом рынке разрешено в 45 странах[7]. При этом в отношении их регулирования наблюдаются два подхода:

— принятие новых нормативных правовых актов, включая законы о внесении изменений в действующее законодательство (такой подход, например, характерен для Мексики, Беларуси, Австралии, Эстонии);

— выпуск регуляторами разъяснений по применению действующего законодательства при использовании смарт-контрактов на финансовом рынке (например, в Сингапуре, Германии, США).

Вместе с тем позиция регуляторов в данном вопросе фактически едина: смарт-контракт является формой сделки, так как фактически это последовательность запрограммированных компьютерных функций, которая позволяет самому поддерживаемому компьютерному коду совершать действия в заданное время и/или основываясь на наступлении или ненаступлении определенных действий или событий.

Позиция Российской Федерации

В настоящее время в Государственной Думе Российской Федерации прошли первое чтение законопроекты "О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации"[8] и "О цифровых финансовых активах"[9] (далее — законопроекты, проекты закона). Последний определяет смарт-контракт в качестве "договора в электронной форме, исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций в строго определенной им последовательности и при наступлении определенных им обстоятельств". Проект Закона о внесении изменений в Гражданский кодекс Российской Федерации (далее — ГК РФ) приравнивает к простой письменной форме сделки "выражение лицом своей воли с помощью электронных или иных аналогичных технических средств"[10]. В качестве условия соблюдения письменной формы в данном случае будут выступать обстоятельства, при которых воля сторон выражается посредством применения технических средств[11]. Указанные действия законодатель относит к юридически значимым сообщениям (в соответствии со ст. 165.1 ГК РФ). С целью исполнения сделок этим законопроектом предлагается дополнить ст. 309 ГК РФ следующим требованием: факт исполнения сделки с помощью технических средств не оспаривается (исключение: стороннее вмешательство).

В законопроекте "О цифровых финансовых активах" указывается, что защита прав сторон договора, заключенного с помощью смарт-контракта, осуществляется теми же способами, как и при защите прав сторон заключенного в электронной форме договора. При этом в классической цивилистике электронная форма договора не является самостоятельной[12]. Представляется, что подобное положение не отражает того факта, что смарт-контракт — не вид договора и не самостоятельная форма, а прежде всего программный код.

Судебная практика: есть ли ответ?

В Российской Федерации еще не сложилась судебная практика в отношении смарт-контрактов. Основное количество споров в области применения блокчейн-технологии на финансовом рынке посвящено вопросам использования криптовалюты. В настоящее время зафиксировано более 134 споров в рассматриваемой сфере[13], из них почти 40% — это гражданско-правовые споры, связанные с признанием исполненным обязательства по оплате того или иного имущества посредством передачи криптовалюты контрагенту. В этом вопросе судебная практика складывается не в пользу лиц, доказывающих факт оплаты по договорам купли-продажи[14]. Такая ситуация связана с отсутствием законодательного регулирования использования криптовалюты, и можно предположить, что в случае возникновения споров, касающихся смарт-контрактов, позиция судов будет аналогичной.

Предлагаемые решения

Проанализировав зарубежный опыт регулирования использования смарт-контрактов, Центр исследований и экспертиз и Блокчейн-лаборатория Финансового университета при Правительстве Российской Федерации предлагают внести в часть первую ГК РФ следующие изменения:

1) дополнить гл. 22 ГК РФ ст. 327.2 следующего содержания:

"Статья 327.2. Исполнение обязательств по автоматизированным (самоисполняемым) сделкам (смарт-контрактам)

1. Условиями сделки может быть предусмотрено исполнение возникающих из нее обязательств при наступлении определенных обстоятельств без направленного на исполнение обязательства отдельно выраженного волеизъявления его сторон (автоматически) путем применения информационных технологий, определенных условиями сделки (автоматизированное исполнение обязательства).

2. Оспаривание состоявшегося исполнения таких обязательств осуществляется на основаниях, предусмотренных соглашением, если последствия недействительности сделки предусмотрены соглашением сторон.

3. Если последствия недействительности сделки не предусмотрены соглашением сторон, выбравших автоматизированный способ осуществления обязательств, то к такой сделке применяются общие последствия недействительности сделки";

2) п. 1 ст. 434 ГК РФ дополнить абз. 2 следующего содержания: "Сделка, совершенная с использованием электронных средств фиксации прав участников и (или) передачи данных путем применения информационных технологий, определенных условиями сделки (автоматизированная (самоисполняемая) сделка), приравнивается к сделке, совершенной в письменной форме, если иное не установлено законом";

3) абз. 1 п. 1 ст. 434 ГК РФ после слов "документа, подписанного сторонами" дополнить запятой и словами "путем использования электронных средств фиксации прав участников и (или) передачи данных путем применения информационных технологий";

4) п. 3 ст. 434 ГК РФ дополнить абз. 2 следующего содержания: "Письменная форма договора считается соблюденной также при совершении автоматизированной (самоисполняемой) сделки, в случае выражения сторонами своей воли с помощью электронных средств фиксации права, если по условиям принятия такого волеизъявления совершения указанных действий достаточно для выражения воли или если из сложившегося в соответствующей сфере деятельности обычая следует, что совершение указанных действий признается соблюдением письменной формы сделки".

Смарт-контракты не требуют более детального регулирования, так как при имеющихся положительных новшествах, вносимых ими, не следует забывать и о классическом договорном праве, сформировавшем целостную теорию сделок, которая может применяться и для случаев использования смарт-контрактов.

 


[1] Савельев А.И. Некоторые правовые аспекты использования смарт-контрактов и блокчейн-технологий по российскому праву // Закон. 2017. N 5.

[2] Альфа-Банк и S7 Airlines впервые в России провели сделку с использованием блокчейн // https://alfabank.ru/press/news/2016/12/21/37627.html.

[3] Дядькин Д.С., Усольцев Ю.М., Усольцева Н.А. Смарт-контракты в России: перспективы законодательного регулирования // Universum: экономика и юриспруденция. 2018. N 5(50).

[4] Савельев А.И. Договорное право 2.0: "умные" контракты как начало конца классического договорного права // Закон. 2017. N 12.

[5] Скрытая сеть, соединения которой устанавливаются только между доверенными пирами, иногда именующимися как "друзья", с использованием нестандартных протоколов и портов.

[6] Internet Organized Threat Assessment 2018 // https://www.europol.europa.eu/internet-organised-crime-threat-assessment-2018.

[7] Австралия, Австрия, Белоруссия, Белиз, Болгария, Вануату, Великобритания, Германия, Гибралтар, Замбия, Израиль, Исландия, Испания, Каймановы Острова, Канада, Кипр, Колумбия, Коморские Острова, Латвия, Люксембург, Маршалловы Острова, Мексика, Новая Зеландия, Норвегия, ОАЭ, Остров Мэн, Палау, Польша, Португалия, Сейшельские Острова, Сингапур, Словения, Судан, США, Тунис, Уругвай, Филиппины, Хорватия, Черногория, Чешская Республика, Чили, Швейцария, Швеция, Эстония, Япония.

[8] Проект Федерального закона N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации" // http://asozd2c.duma.gov.ru/addwork/scans.nsf/ID/B91DEDFBCF19B4E04325825C0032641E/$FILE/424632-7_26032018_424632-7.PDF?OpenElement.

[9] Проект Федерального закона N 419059-7 "О цифровых финансовых активах" // http://asozd.duma.gov.ru/bill/419059-7.

[10] Проект Федерального закона N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации".

[11] Пояснительная записка к проекту Федерального закона N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации" // http://asozd2c.duma.gov.ru/addwork/scans.nsf/ID/B91DEDFBCF19B4E04325825C0032641E/$FILE/424632-7_26032018_424632-7.PDF?OpenElement.

[12] Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Книга первая. Общие положения. Изд. 4-е, стереотипное. М., 2001. С. 436.

[13] Имеются в виду только те споры, судебные акты по которым имеются в свободном доступе.

[14] См., например: решение Ряжского районного суда (Рязанская область) от 26 апреля 2017 г. по делу N 2-160/2017 // http://sudact.ru/regular/doc/qlE6zawJCy6l/; Определение Верховного Суда Российской Федерации от 25 октября 2016 г. по делу N 303-ЭС16-13645 // http://www.supcourt.ru/stor_pdf_ec.php?id=1485354.


Рекомендуется Вам: