Ограничение прав как средство сохранения баланса интересов на примере права акционера на информацию

Автор: Гентовт О.И.

Становясь акционером, лицо приобретает комплекс имущественных и неимущественных корпоративных прав, опосредующих его участие в деятельности корпорации. Главенствующая роль традиционно отводится именно имущественным правам, поскольку основная цель деятельности коммерческой корпорации заключается в извлечении прибыли. Вместе с тем было бы крайне неверно придавать неимущественным правам второстепенное значение. В литературе высказана позиция, согласно которой неимущественные права служат не только цели удовлетворения неимущественного интереса участника корпорации, но и в ряде случаев гарантией соблюдения его имущественных прав[1].

Одним из основных неимущественных прав является право на информацию. Его значение подчеркивалось еще в Принципах корпоративного управления ОЭСР, в п. "А" раздела II которых право на получение актуальной и существенной информации о корпорации на своевременной и регулярной основе названо в числе основных прав акционера[2]. Однако на практике осуществление акционером тех или иных корпоративных прав зачастую связано с необходимостью соблюдения баланса интересов между акционерами. В этой связи удовлетворение интереса лица как участника корпорации не всегда может быть в полной мере реализовано посредством осуществления того или иного корпоративного права[3]. И право на информацию является здесь наглядным примером. Если проследить своеобразную эволюцию этого права, то нетрудно заметить, как за более чем двадцатилетнюю историю своего существования оно превратилось из практически ничем не ограниченного права в мощное средство обеспечения интересов как самого общества, так и отдельных его участников.

Наиболее общим образом право на информацию было определено в ст. 67 первоначального текста Гражданского кодекса РФ[4] (далее — ГК РФ), которая в числе прав участников хозяйственного товарищества или общества указывала и право получать информацию о деятельности товарищества и общества и знакомиться с его бухгалтерскими книгами и иной документацией в установленном учредительными документами порядке. В таком виде эта норма просуществовала до 2014 г.[5] В Федеральном законе от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ "Об акционерных обществах"[6] (далее — Закон N 208-ФЗ) вплоть до 2001 г. акционерам был полностью закрыт доступ к документам бухгалтерского учета и протоколам заседаний коллегиального исполнительного органа общества, в остальном же вся информация носила общедоступный характер. Лишь с 2002 г. вступили в силу изменения в ст. 91 Закона N 208-ФЗ, в соответствии с которыми доступ к указанным документам предоставлялся акционерам, владевшим не менее чем 25% голосующих акций общества. Как до, так и после внесения изменений вопрос правомерности полного запрета либо существенного ограничения доступа акционеров к документам бухгалтерского учета и протоколам заседаний коллегиальных исполнительных органов общества становился предметом многочисленных судебных споров. В частности, обсуждался вопрос о противоречии положений ст. 91 Закона N 208-ФЗ общей норме ст. 67 ГК РФ, а также о создании препятствий для осуществления прав и законных интересов участников акционерного общества. Наконец, в 2004 г. этот вопрос стал предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ[7], который не только отметил необходимость следовать принципу lex specialis derogat generali, но и сделал ряд ключевых пояснений. В частности, Суд указал на добровольность вступления лица в акционерное общество, что предопределяет его осведомленность о различных установленных законом ограничениях, связанных с данной формой ведения бизнеса. Кроме того, Суд подчеркнул, что поскольку особенностью акционерной формы предпринимательства является неограниченное число лиц, в том числе имеющих мелкие пакеты акций, то наличие специальных мер охраны и правил доступа к информации, не являющейся общедоступной и имеющей коммерческую ценность именно в силу ее неизвестности третьим лицам, представляется разумным и обоснованным и не может нарушать права третьих лиц.

Итак, посредством установления квалифицирующего признака в виде владения 25% голосующих акций общества произошло определенное ограничение субъективного права на информацию, а при осуществлении данного права суды долгое время руководствовались разъяснениями, сформулированными в информационном письме Президиума ВАС РФ от 18 января 2011 г. N 144 "О некоторых вопросах практики рассмотрения арбитражными судами споров о предоставлении информации участникам хозяйственных обществ"[8] (далее — информационное письмо N 144).

Создание двух видов доступа к информации, свободного и ограниченного порогом владения акциями, должно было установить справедливый баланс интересов сторон — акционерного общества и его контролирующих участников, с одной стороны, и миноритариев — с другой. Законодатель исходил из логичного посыла о том, что степень имущественного участия в деятельности корпорации предопределяет и степень заинтересованности такого акционера в успешном развитии компании, его стремлении к стратегическому планированию и, конечно же, отсутствию умысла в причинении обществу ущерба, в том числе и в результате недобросовестного использования имеющейся у него информации. Миноритарию, нацеленному, как правило, лишь на получение определенного дохода от владения акциями, нет необходимости иметь доступ к подобного рода информации.

Вместе с тем особенности корпоративного управления в российских компаниях, в частности остаточный характер компетенции исполнительных органов общества, предусмотренный п. 2 ст. 69 Закона N 208-ФЗ, привели к тому, что на практике целый пласт конфиденциальной информации содержался в открытых для доступа всем акционерам протоколах заседаний совета директоров. Многочисленные споры, связанные с отказом в предоставлении обществом указанных протоколов, привели к тому, что в 2011 г. вопрос о правомерности ограничения права на информацию вновь стал предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ. Речь идет об известном деле А.А. Навального в отношении ОАО "Нефтяная компания "Роснефть"[9]. Примечательно, что суд первой инстанции частично удовлетворил требования А.А. Навального о предоставлении ему копий протоколов заседаний совета директоров общества. И уже в апелляционной инстанции производство по делу было приостановлено в связи с обращением ОАО "Нефтяная компания "Роснефть" в Конституционный Суд РФ. Высказываясь по данному вопросу, Конституционный Суд РФ отметил, что по данной категории дел эффективный судебный контроль подразумевает не только оценку правильности определения режима доступа к информации, но и оценку обстоятельств конкретного дела, которые позволят суду выявить в действиях как акционерного общества, так и акционера признаки злоупотребления правом. В частности, речь идет о наличии необоснованного интереса в получении запрашиваемой информации, попытках создать намеренные трудности в деятельности общества и об иных обстоятельствах, при наличии которых допустимо выдвижение со стороны общества возражений против выполнения требования акционера. Схожие основания ограничения права на информацию можно обнаружить и в корпоративном законодательстве Германии. Так, в соответствии с § 131 Закона об акционерных обществах[10] по требованию акционера на общем собрании правление обязано предоставить информацию о делах общества, если она необходима для надлежащей оценки вопроса повестки дня. Эта обязанность распространяется также на правовые и деловые отношения общества со связанным предприятием. В литературе высказана позиция, согласно которой данное ограничение установлено именно в целях недопущения злоупотребления правом со стороны акционеров, а Федеральный Конституционный Суд Германии определяет такие ограничения как сочетание эффективной реализации права на участие в компании и получения информации о ней[11].

Приведенная выше позиция Конституционного Суда РФ получила свое развитие в информационном письме N 144, в п. 1 которого достаточно детально описаны случаи, при которых запрос акционера можно рассматривать в качестве злоупотребления правом на информацию. Дальнейшее развитие положений ст. 91 Закона N 208-ФЗ уже не отличается логикой и стройностью подхода законодателя. И свидетельством тому является принятие Федерального закона от 29 июля 2017 г. N 233-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и статью 50 Федерального закона "Об обществах с ограниченной ответственностью"[12] (далее — Закон N 233-ФЗ), который не только существенно ограничил принадлежащее акционерам право на информацию, но и, по сути, отменил целый ряд гарантий, предоставленных ранее акционерам разъяснениями, содержащимися в информационном письме N 144. Вместе с тем в научной литературе высказывается позиция, согласно которой посредством издания Закона N 233-ФЗ законодатель предложил системе правоприменения довольно эффективные механизмы противостояния информационному гринмейлу[13].

Среди новелл прежде всего необходимо отметить появление еще одного режима доступа к информации для акционеров, владеющих пакетом от 1 до 25% голосующих акций общества. Они вправе требовать предоставления протоколов заседаний совета директоров, запрашивать информацию, касающуюся экстраординарных сделок[14], а также отчеты оценщиков в отношении данной категории сделок. С появлением этого списка также не в пользу акционеров окончательно решен вопрос о предоставлении им гражданско-правовых договоров. До недавнего времени вопрос о предоставлении акционерам указанных договоров решался посредством все того же информационного письма N 144, п. 16 которого не относил данные документы к числу документов бухгалтерского учета, а п. 15 предусматривал выдачу расписки в том случае, если данный договор содержал конфиденциальную информацию о деятельности общества. Однако в 2017 г. Верховный Суд РФ с разницей в неделю высказал две диаметрально противоположные позиции. В Определении от 13 апреля 2017 г. N 304-АД16-18025[15] суд, ссылаясь в том числе на п. 16 информационного письма N 144, подтвердил, что гражданско-правовые договоры и соглашения к ним не относятся к документам бухгалтерского учета и, следовательно, подлежат предоставлению акционерам, владеющим менее 25% голосующих акций общества, а уже в Определении от 25 апреля 2017 г. N 306-АД16-17822[16] указал, что гражданско-правовые договоры относятся к документам бухгалтерского учета, поскольку являются первичными учетными документами по движению денежных средств, и на их основании происходит отражение в регистрах бухгалтерского учета информации о виде, размере и сроках исполнения обязательств.

В отношении гарантий прав акционеров необходимо отметить следующее. Во-первых, новым Законом отменено существовавшее ранее правило об отсутствии необходимости раскрытия целей и мотивов, которыми руководствуются акционеры при запросе определенной информации об обществе. Кроме случаев, установленных законом либо свидетельствующих о злоупотреблении правом со стороны акционера, общество было не вправе отказать последнему в предоставлении запрашиваемой информации. Теперь в соответствии с подп. 4 п. 8 ст. 91 Закона N 208-ФЗ акционер обязан указывать деловую цель, разумность которой будет определяться самим обществом.

Во-вторых, ранее в силу п. 5 информационного письма N 144 не могло быть ограничено право участника общества требовать предоставления документов, не относящихся к периоду деятельности общества, в течение которого лицо не являлось участником этого общества. Подобный подход подтверждался и судебной практикой. Так, например, в Постановлении ВС РФ от 27 июня 2016 г. N 307-АД16-4281[17] было прямо указано, что с момента приобретения статуса участника хозяйственного общества лицо может требовать предоставления документов общества независимо от даты составления этих документов. В новой редакции Закона N 208-ФЗ ситуация, при которой лицо требует предоставления ему документов, не относящихся к периоду владения акциями общества, служит законным основанием для отказа в предоставлении запрашиваемых документов (подп. 6 п. 8 ст. 91 Закона N 208-ФЗ). Более того, указанные ограничения являются общими, т.е. распространяются на всех акционеров, вне зависимости от размера принадлежащего им пакета акций общества.

Подобные примеры можно продолжать. Однако все они будут являться свидетельством поспешных, порой даже хаотичных действий законодателя, благодаря которым произошло значительное смещение баланса интересов в сторону акционерного общества. Это выразилось в повышении закрытости и непрозрачности деятельности корпорации, а также в значительном ущемлении законно принадлежащего акционеру права на получение информации о деятельности общества.

Справедливости ради необходимо отметить, что подобный подход к праву на информацию прослеживается и в корпоративном законодательстве США. Так, в соответствии с законодательством ряда штатов акционеры имеют право на получение некоторой информации о деятельности корпорации, объем которого невелик[18]. Во многих штатах, включая штат Делавэр, у акционеров нет никакого общего права на информацию, только определенные конкретные правомочия. Например, по общему правилу акционеры вправе получать доступ к бухгалтерским книгам и отчетности корпорации. Однако это право не является столь значимым, как это может показаться. На акционеров возлагается "весьма существенное"[19] бремя доказывания надлежащей цели. Более того, они имеют право на проверку только основных документов, таких как устав, локальные нормативные акты, протоколы заседаний совета директоров и список акционеров в реестре компании. Акционеры должны обосновать правомерность запроса дополнительной информации.

По общему правилу закон штата действительно устанавливает обязанность совета директоров по раскрытию информации, запрашиваемой акционером. Однако такая обязанность по раскрытию выполнима только на основании критерия существенности информации: нарушение обязанности будет признано только в том случае, если бездействие или неточность предоставленной информации признаются существенными. Таким образом, законодательством не предусмотрено строгой ответственности за ненадлежащее раскрытие.

Основные права акционеров публичных корпораций на информацию закреплены в федеральном законодательстве о ценных бумагах. В частности, Закон о ценных бумагах 1933 г. и Закон о торговле ценными бумагами 1934 г. образуют тщательно продуманную структуру постоянного обязательного раскрытия информации по всем направлениям деятельности компании. Получение данной информации расширяет возможности акционеров по защите их имущественных интересов и права на контроль. Однако федеральное законодательство о ценных бумагах применяется только к публичным корпорациям. Акционеры небольших, частных корпораций отсылаются к законодательству о раскрытии информации соответствующего штата.

Совершенно иного подхода придерживается немецкий законодатель. Как само право на информацию, так и случаи его ограничения четко закреплены законом. Причем перечень оснований для отказа в предоставлении информации является исчерпывающим и включает достаточно серьезные основания и последствия. Например, правление вправе отказать в информации, если ее предоставление способно нанести значительный ущерб обществу или связанному предприятию либо если, предоставляя информацию, правление совершило бы уголовно наказуемое деяние. Основаниями для отказа служат принадлежность информации к методам составления баланса и оценки, а также ее связанность с налогообложением или размером отдельных налогов[20]. Акционерным законодательством Германии также предусмотрена судебная защита права акционера на информацию (§ 132 Закона об акционерных обществах).

В заключение хотелось бы отметить следующее.

Очевидно, что ограничение права не является самоцелью. В ряде случаев ограничение права лица выступает в качестве ответа правопорядка на совершенное данным лицом правонарушение. Примером может служить отказ в защите права, предусмотренный ст. 10 ГК РФ, или возможность исключения из общества с ограниченной ответственностью участника, который грубо нарушает свои обязанности либо своими действиями (бездействием) существенно затрудняет или делает невозможной деятельность общества, установленную ст. 10 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью"[21]. В иных случаях ограничение права осуществляется либо в целях защиты публичных интересов (ряд норм природоохранного, экологического, земельного законодательства), либо в силу прямого указания закона (институт ограниченных вещных прав). Наконец, в третьем случае ограничение права выступает в качестве средства обеспечения интересов определенных участников правоотношений. Именно в этом, последнем качестве и проявляется ограничение принадлежащего субъекту корпоративных правоотношений права на получение информации о деятельности общества.

Очевидно также и то, что доступ к информации не может быть бесконтрольным. И в этой связи последовательное ограничение права на информацию представлялось необходимым и разумным, поскольку обеспечивало не только соблюдение баланса законных интересов сторон, но и защищало акционерное общество от ряда злоупотреблений, которые возможны со стороны миноритарных акционеров. Существовавшие до недавнего времени условия получения информации носили объективный характер — доступ к той или иной информации и документам варьировался в зависимости от принадлежащего лицу пакета голосующих акций общества. Чем больше акций, тем более широкий доступ открывался акционеру. О стройности конструкции в свете принятых Законом N 223-ФЗ поправок говорить, к сожалению, не приходится. И одна из центральных проблем — появление субъективного критерия — деловой цели, при отсутствии которой общество вправе отказать акционеру в предоставлении той или иной информации. Ситуация усугубляется тем, что наличие и обоснованность этой цели определяют само общество, которое может быть не заинтересовано в предоставлении акционеру запрашиваемой информации и документов. В этой связи нельзя не вспомнить выдающегося цивилиста И.А. Покровского, который в своей работе приводил два ставших уже хрестоматийными примера подобного рода норм. В первом случае он метко окрестил § 826 ГГУ в качестве "короля-параграфа"[22], а во втором — предостерег от неразумного увлечения "каучуковыми нормами", имея в виду, в частности, и положения о злоупотреблении правом[23]. Отметим, что именно по этой причине Е.А. Суханов предлагал в свое время вообще отказаться от ст. 10 ГК РФ[24].

Появление в законе еще одного субъективного оценочного понятия — деловой цели только пополнит ряды такого рода "каучуковых норм". Что это такое? Каковы критерии ее определения? Какую цель можно считать разумной, а какую нет? Ответы на эти вопросы мы, скорее всего, получим в судебной практике, которая, как представляется, будет достаточно обширной. Ведь ставить осуществление права на информацию в зависимость от субъективного критерия, достаточность и правомерность которого определяются одной из сторон правоотношения, по меньшей мере неразумно.

Еще одной сомнительной новеллой является уже упоминавшийся подп. 6 п. 8 ст. 91 Закона N 208-ФЗ, в соответствии с которым общество вправе отказать в предоставлении акционеру документов, относящихся к периодам, в течение которых акционер не владел акциями данного общества. Таким образом, акционер может лишиться вполне законного права проверить сумму начисленных дивидендов в преддверии годового собрания акционеров, если он стал акционером данного общества в середине финансового года.

В этой связи новеллы корпоративного законодательства, введенные Законом N 223-ФЗ, производят впечатление искусственного и неоправданного "урезания" права на информацию, которое в существующем виде уже не в полной мере выполняет свою роль. Из эффективного средства обеспечения интересов одних участников корпоративных правоотношений путем ограничения прав других оно превращается в не менее эффективное средство для разного рода злоупотреблений со стороны как самого общества, так и его контролирующих участников, имеющих возможность влиять на оценку новых, субъективных, критериев предоставления доступа к информации о деятельности акционерного общества.

Литература

1. Гентовт О.И. Ограничение корпоративных прав как средство обеспечения интересов участников хозяйственных обществ / О.И. Гентовт // Социально-экономические и правовые проблемы повышения эффективности Российской экономики: Межвуз. сб. науч. ст. / Под ред. А.П. Сысоева, М.С. Халикова, А.И. Усова. Вып. 4; сост. Е.П. Вигушина. М.: Унив. кн., 2017. 516 с.

2. Ломакин Д.В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах / Д.В. Ломакин. М.: Статут, 2008. 509 с.

3. Осипенко О.В. Информационные права акционеров: новеллы корпоративного законодательства / О.В. Осипенко // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2018. N 1. С. 50 — 61.

4. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права / И.А. Покровский. 6-е изд., стереотип. М.: Статут, 2013. 349 с.

5. Торговое уложение Германии. Закон об акционерных обществах. Закон об обществах с ограниченной ответственностью. Закон о производственных и хозяйственных кооперативах / Пер. с нем.; вступ. ст. В. Бергманна. М.: Волтерс Клувер, 2005. 595 с.

6. Третьякова А.С. О некоторых особенностях правового регулирования права акционеров на информацию в Российской Федерации и Германии / А.С. Третьякова // Право и современные государства. 2012. N 2. С. 72 — 77.

References

1. Velasco J. The Fundamental Rights of The Shareholders / J. Velasco // Notre Dame Law School. 2006. Vol. 40. P. 407 — 468.

Рекомендуется Вам: