Некоторые вопросы оценки электронных доказательств в цивилистическом процессе

Автор: Самсонов Н.В.

Совершенствование материально-технической базы судов, обеспечение судей и аппаратов судов компьютерной техникой, современными системами электронной связи приводят к внедрению в российский цивилистический процесс[1] таких достижений информационно-коммуникационных технологий, как электронный документооборот, личный кабинет на сайте суда, видеоконференцсвязь, фиксирование хода судебного заседания с помощью аудиопротоколирования и иных технических средств, SMS-сообщения и уведомления с использованием электронной почты. Все большее значение приобретают вопросы информатизации цивилистического процесса и, следовательно, правового регулирования порядка использования информационных технологий, развивающих "электронное правосудие".

Широко используемый в науке и литературе термин "цифровые технологии" не имеет легального закрепления. В п. 2 ст. 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации"[2] информационные технологии определяются как процессы, методы поиска, сбора, хранения, обработки, предоставления, распространения информации и способы осуществления таких процессов и методов. Следует согласиться с утверждением, что такое понимание информационных технологий во многом базируется на буквальном (словарном) значении слова "технология", под которым в широком смысле понимается совокупность методов, процессов и материалов, используемых в той или иной отрасли (сфере) человеческой деятельности, либо совокупность средств и методов организации того или иного процесса, либо совокупность процессов обработки или переработки материалов в определенной отрасли производства, а также научное описание способов производства или способов осуществления какой-либо деятельности. В узком смысле под технологией понимается комплекс различных мер организационного характера, операций и приемов, нацеленных на изготовление, обслуживание, ремонт и (или) эксплуатацию изделия (достижение значимого результата в непроизводственной деятельности) с заданным качеством и максимально приемлемыми затратами и обусловленных существующим уровнем развития науки, техники и общества в целом. В связи с этим на первое место выдвигается инструментальный аспект технологий, их способность влиять на скорость и эффективность осуществляемых действий. В результате и на нормативном, и на доктринальном уровне в восприятии понятия "информационные технологии" и далеко не тождественного ему понятия "цифровые технологии" господствует инструментальный подход. Мы можем согласиться с утверждением, что такой подход представляется рациональным для права в целом и гражданского процесса в частности, поскольку гражданский процесс и представляет собой деятельность[3] и, как мы полагаем, наряду с любой иной деятельностью может подвергаться оптимизации, в том числе и путем "цифровизации" и "информатизации".

Активное развитие информационных технологий, появление элементов "электронного правосудия", рост научного интереса к "цифровизации" цивилистического процесса вызваны не только развитием уровня техники, но и более глубокими причинами, к которым, на наш взгляд, относятся неэффективность и длительность процедур традиционного судопроизводства, в связи с чем возникает обоснованное ожидание того, что "электронное правосудие" разгрузит судебную систему, повысит качество разрешения споров и увеличит скорость рассмотрения дел.

Профессор В.В. Ярков, говоря об "электронном правосудии", отмечает, что его "позитивное влияние может выразиться в повышении управляемости и в лучшей организации работы судебной системы; в информационной открытости и гласности; в ускорении документооборота и облегчении доступа к суду в условиях больших пространств России"[4]. По нашему мнению, в числе возможных преимуществ "электронного правосудия" над традиционным также следует назвать рост гарантий на доступ к правосудию, увеличение возможностей для контроля сторон за движением дела, экономию судебных издержек.

Информационные технологии, безусловно, предоставляют суду и участникам судопроизводства новые возможности. Однако нельзя забывать, что "информационность" или, "электронность", правосудия не изменяет сущности правосудия как правоприменительной деятельности, в результате которой реализуется судебная власть"[5], и ему, как и традиционному правосудию, присущ ряд недостатков и возможных угроз, что "внедрение информационных технологий в гражданский процесс должно предусматривать взвешенный и осторожный подход, поскольку наряду с преимуществами такие технологии могут нести и риски"[6]. Среди таких рисков в юридической науке отмечались: "вторжение в Сеть посторонних лиц, искажение информации, получение ее в подложном виде"[7], легкость внесения в электронные документы изменений, что приводит к сомнениям в их достоверности[8]. В числе опасностей информатизации следует назвать возможность утечки информации, в том числе персональных данных лиц, участвующих в деле, возможность несанкционированного доступа посторонних лиц к судебным документам, проблемы, возникающие в процессе идентификации лиц, участвующих в цифровой коммуникации, и т.д.

В качестве одного из негативных примеров, связанных с использованием цифровых доказательств, можно привести следующее дело.

Гражданка О. являлась собственником нежилого помещения с кадастровым номером 61:44:00ххххх:х26 в г. Ростове-на-Дону. 26 мая 2015 г. помещение было разделено на два, большее из которых было впоследствии продано, в связи с чем право собственности О. на первоначально существовавший объект недвижимости было прекращено, о чем была внесена соответствующая запись в Едином государственном реестре прав на недвижимое имущество и сделок с ним (далее — ЕГРП), а О. получила свидетельство о праве собственности на вновь возникший объект недвижимости с кадастровым номером 61:44:00ххххх:х41.

В октябре 2016 г. гражданка О. получила налоговое уведомление с требованием уплаты имущественного налога за 2015 г. по ранее существовавшему объекту недвижимости с кадастровым номером 61:44:00ххххх:х26, при этом сумма налога рассчитана исходя из 12 месяцев владения спорным объектом вместо действительных пяти месяцев владения. Одновременно с этим О. был начислен имущественный налог по объекту недвижимости с кадастровым номером 61:44:00ххххх:х41, возникшему взамен ранее существовавшего и расположенному по тому же адресу.

17 октября 2016 г. гражданка О. обратилась с заявлением в ИФНС России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону, в котором указала на допущенную при исчислении налога ошибку, повлекшую двойное налогообложение, и просила произвести перерасчет суммы налога по объекту с кадастровым номером 61:44:00ххххх:х26 с учетом действительного времени владения, однако ответа не получила.

16 февраля 2017 г. гражданка О. обратилась к руководителю УФНС по Ростовской области с жалобой на бездействие ИФНС России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону, однако ей в удовлетворении жалобы было отказано в связи с отсутствием в налоговой инспекции сведений о прекращении права собственности на объект недвижимости с кадастровым номером КН 61:44:00ххххх:х26.

Гражданка О. решила, что отказ в удовлетворении ее жалобы на бездействие налогового органа является неправомерным, поскольку согласно ч. 2 ст. 408 НК РФ сумма налога исчисляется на основании сведений, представленных в налоговые органы в соответствии со ст. 85 НК РФ, а указанные сведения в соответствии с ч. 4 ст. 85 НК РФ в Инспекцию Федеральной налоговой службы России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону должно было предоставить Управление Росреестра по Ростовской области, так как в соответствии с п. 1 ст. 7 Федерального закона от 21 июля 1997 г. N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" сведения, содержащиеся в ЕГРП, являются общедоступными. Согласно справочной информации по объектам недвижимости, размещенной в сети Интернет на Портале услуг федеральной службы государственной регистрации, объект недвижимости, на который был неправильно начислен налог, снят с учета с 1 июня 2015 г. Данные сведения являлись общедоступными, в том числе и для налогового органа в момент исчисления налога. Кроме того, необходимые выписки из ЕГРП и справочную информацию гражданка О. представляла в ИФНС России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону, однако они не были приняты в связи с отсутствием "надлежащего заверения".

В результате бездействия налоговых органов О. был неправильно исчислен налог на имущество за 2015 г., выставлено налоговое уведомление об уплате налога на имущество, собственником которого она не являлась, т.е. нарушено ее право на правильное исчисление налога на имущество.

Получив 31 марта 2017 г. письменный отказ налогового органа в перерасчете имущественного налога за 2015 г., О. 5 апреля 2017 г. была вынуждена обратиться в суд с административным исковым заявлением с требованиями о признании незаконным бездействия государственных органов и обязании ИФНС России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону произвести перерасчет суммы налога на имущество физических лиц по объекту недвижимости с кадастровым номером КН 61:44:00ххххх:х26.

По данному делу гражданкой О. были понесены судебные расходы в сумме 20 тыс. руб. на оплату услуг представителя, а также почтовые расходы в размере 108 руб., связанные с направлением иска в суд.

Решением Ленинского районного суда г. Ростова-на-Дону от 17 мая 2017 г. в удовлетворении указанного административного иска было отказано в полном объеме. Отказывая в удовлетворении административного иска, суд первой инстанции указал в решении, что налоговым органом не было допущено бездействие по перерасчету налога на имущество физических лиц вследствие отсутствия до 21 марта 2017 г. сведений о прекращении с 26 мая 2015 г. права собственности гражданки О. на объект недвижимости с кадастровым номером КН 61:44:00ххххх:х26. При этом в мотивировочной части решения суд указал, что согласно поступившему в суд ответу Управления Росреестра по Ростовской области (привлечено к участию в деле в качестве заинтересованного лица) от 25 апреля 2017 г. при регистрации 26 мая 2015 г. в ЕГРП заявления о прекращении права собственности О. "сведения не были выгружены в базу данных налогового органа по причине несоответствия сведений об адресе объекта в базе данных Государственного кадастра недвижимости требованиям форматно-логического контроля, являющимся приложением 2 к Порядку обмена данными. Органом кадастрового учета были проведены работы по устранению причин, препятствующих передаче сведений… в налоговый орган. 21 марта 2017 года сведения… были переданы. Согласно протоколу передачи сведения приняты в полном объеме"[9].

Иными словами, суд при отсутствии нормативной регламентации оценки доказательств, имеющих свое происхождение от электронных документов, абсолютно не критически воспринял ответ, возражения и представленные УФНС России по Ростовской области принтскрины, согласно которым 19 сентября 2016 г., 16 ноября 2016 г. и 26 января 2017 г. налоговый орган в целях уточнения ранее полученной информации по спорному объекту направлял запросы в Управление Росреестра по Ростовской области. При этом суд не учел, что повторно сведения в нарушение п. 4.2 Порядка обмена сведениями в электронном виде Управлением Росреестра в ИФНС России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону не передавались. Суд также не принял во внимание, что при ошибочном заполнении сведений, в данном случае — несоответствии сведений об адресе объекта в базе данных ГКН и невозможности их отправки налоговому органу, Управлению Росреестра было бы известно об ошибке, поскольку все документы (протоколы), которые Управление видит при формировании к отправке сведений, содержат данные об ошибке и о том, что сведения не могут быть отправлены и не отправлены налоговому органу. В действительности актуализированные сведения, необходимые для перерасчета налога, были отправлены Управлением Росреестра по Ростовской области и получены ИФНС России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону 22 ноября 2016 г. (на запрос от 16 ноября 2016 г.) и 1 февраля 2017 г. (на запрос от 26 января 2017 г.) соответственно, а запрос от 19 сентября 2016 г. и вовсе не был сформирован для отправки в Росреестр[10].

Отсутствие налаженного организационного и информационно-технического взаимодействия при обмене регламентированной информацией между Росреестром и ФНС России суд счел достаточным основанием для оправдания бездействия государственных органов.

Более того, суд не учел, что документы, подтверждающие прекращение права на объект недвижимости с КН 61:44:00ххххх:х26, О. неоднократно, при каждом посещении ИФНС России по Ленинскому району г. Ростова-на-Дону, предоставляла лично и через своего представителя сотрудникам налогового органа. Однако подтверждающие документы после ознакомления с ними сотрудниками налогового органа неизменно возвращались с пояснением, что налоговый орган не обладает полномочиями и техническими возможностями по внесению изменений в базу данных о правах на недвижимое имущество, их правообладателях и об объектах недвижимости, а наделен правом направить в орган Росреестра письменный запрос и поэтому имеющиеся у О. документы (свидетельства о государственной регистрации права, расписки в получении документов на госрегистрацию с отметкой о внесении регистрационной записи о прекращении права, распечатанной справочной информации по объектам недвижимости с портала федеральной службы государственной регистрации) налоговый орган принять не может, а сведения о прекращении права собственности получит самостоятельно путем направления запроса в Росреестр.

В действительности сведения о прекращении права собственности с 26 мая 2015 г. на объект недвижимости с КН 61:44:00ххххх:х26 были переданы в налоговый орган 2 июля 2015 г.[11], т.е. в момент обращения О. с заявлением о перерасчете имущественного налога, а тем более с жалобой на бездействие в вышестоящий налоговый орган в порядке гл. 19 НК РФ, административный ответчик располагал информацией об объекте и имел достаточное количество времени для устранения допущенных ошибок, но этого не сделал, чем допустил бездействие.

Только спустя 20 месяцев с момента регистрации прекращения права и пять месяцев с момента выявления ошибки в расчете налога и только после обращения с жалобой в УФНС по Ростовской области налоговый орган разобрался, что имеются спорные вопросы по сведениям в представленной Росреестром информации.

Не обращая внимания на это, суд первой инстанции указал, что, поскольку имеется налоговое уведомление N 157425192 от 30 марта 2017 г., в котором имущественный налог пересчитан и исчислен за пять месяцев 2015 г., и это уведомление размещено в тот же день в личном кабинете налогоплательщика О. (за пять дней до ее обращения в суд), то "О. … не доказан факт нарушения ее прав и законных интересов административным ответчиком", в связи с чем ей отказано в иске и, естественно, во взыскании судебных расходов, понесенных по делу.

Доводы представителя административного истца о том, что истцу 70 лет, никакого личного кабинета нигде и никогда она не регистрировала, доступа к нему никогда не имела, ни компьютером, ни Интернетом она пользоваться не умеет (в силу возраста административный истец не в состоянии даже открывать и читать SMS-сообщения на своем кнопочном телефоне), суд не воспринял и не удовлетворил и ходатайство об отложении судебного разбирательства до окончания проверки по поводу того, кто и каким образом открыл личный кабинет налогоплательщика на имя О., в котором было размещено налоговое уведомление N 157425192 от 30 марта 2017 г. Именно размещение этого уведомления в личном кабинете налогоплательщика убедило суд в том, что административный ответчик свою обязанность по правильному исчислению налога на имущество и уведомлению об этом О. исполнил до ее обращения в суд, что и послужило основанием как для отказа в иске, так и для отказа в компенсации административному истцу судебных расходов.

Указанное решение было обжаловано в апелляционном порядке в Ростовский областной суд. О. в своей апелляционной жалобе указала, что налоговое уведомление, содержащее правильный расчет налога, может быть, и было размещено в личном кабинете налогоплательщика, но доступа к этому кабинету она не имела, поскольку его не регистрировала.

И действительно, О. 24 июня 2017 г. получила ответ Межрайонной ИФНС России N 11 по Ростовской области от 15 июня 2017 г. N 13-17/12820 о результатах проведения проверки по факту регистрации и подключения О. к интернет-сервису "Личный кабинет налогоплательщика", из которого следует, что "необходимость регистрации 9 октября 2014 г. возникла по причине технических ошибок при выгрузке сведений об объектах учета между базами данных налогового органа и с целью их устранения, а также для полноты выгрузки их на федеральный уровень. После устранения ошибок и в целях контроля был осуществлен вход в личный кабинет О. 5 декабря 2014 г. с паролем администратора. Доступ в личный кабинет налогоплательщика, зарегистрированный на имя О., пользователю не выдавался". Иначе говоря, налоговый орган подтвердил, что О. не только не имела доступа к личному кабинету налогоплательщика, но и не знала о его существовании.

С административным исковым заявлением об оспаривании бездействия налогового органа О. вынуждена была обратиться в Ленинский районный суд г. Ростова-на-Дону после того, как 31 марта 2017 г. получила письменный отказ налогового органа в перерасчете имущественного налога за 2015 г. О добровольном удовлетворении административным ответчиком заявленных требований О. впервые узнала 17 мая 2017 г. в судебном заседании перед удалением суда в совещательную комнату.

Таким образом, даже если допустить, что административный ответчик исполнил свою обязанность по правильному исчислению налога на имущество, то он не уведомил об этом административного истца и обращение О. в суд было вынужденным, вызванным исключительно бездействием административного ответчика.

В суде апелляционной инстанции О. отказалась от административного искового заявления об оспаривании бездействия налогового органа. В ходатайстве об отказе от административного иска О. также просила взыскать с административных ответчиков в солидарном порядке понесенные ею судебные расходы, полагая, что на основании ст. 113 КАС РФ она имеет на это право.

В судебном заседании суд апелляционной инстанции прекратил производство по административному делу в связи с отказом О. от требований, а в удовлетворении ходатайства о взыскании судебных расходов отказал. При этом судебная коллегия исходила из того, что перерасчет налога на имущество физических лиц по налоговому уведомлению произведен 30 марта 2017 г., о чем сформировано новое налоговое уведомление от 30 марта 2017 г., т.е. до обращения О. в суд (административный иск направлен посредством почтовой связи 3 апреля 2017 г.).

Кассационные жалобы гражданки О. были отклонены по аналогичным основаниям.

Таким образом, в исследованном деле представители налоговых органов, воспользовавшись имевшейся у них технической возможностью, используя доступ администратора, без ведома налогоплательщика О. зарегистрировали личный кабинет на ее имя, не предоставив ей доступа в этот личный кабинет. Иными словами, был создан "виртуальный налогоплательщик О.", о существовании которого О. не подозревала.

В дальнейшем представители налоговых органов, понимая ущербность своей позиции в споре с О., разместили в личном кабинете налогоплательщика, зарегистрированном на ее имя, документ, послуживший основанием для отказа в удовлетворении административного иска О., причем время, когда это было сделано, достоверно установить не удалось.

Суд же, рассматривая дело, не исследовал ни обстоятельства, связанные с созданием личного кабинета налогоплательщика, ни обстоятельства, связанные с наличием у административного истца доступа к личному кабинету налогоплательщика, ни обстоятельства, связанные с временем размещения административным ответчиком информации в личном кабинете налогоплательщика, зарегистрированном на имя административного истца, создание "виртуального налогоплательщика О." было проигнорировано.

Вышеприведенный пример показывает, что суды не готовы в полной мере к установлению обстоятельств дела, имевших место в виртуальном мире, возникших в электронных сетях, тем более не готовы исследовать обстоятельства, связанные с появлением электронных двойников граждан (в приведенном примере — виртуальных налогоплательщиков), а равно надлежащим образом исследовать доказательства, подтверждающие указанные обстоятельства, при отсутствии нормативной регламентации процедуры оценки доказательств.

Как отмечает В.И. Чамуров, поскольку единого порядка рассмотрения этих документов, имеющих источником своего происхождения электронный документооборот, в качестве доказательств не существует, многие судьи отказываются рассматривать подобные документы или принимают их в частном порядке, предъявляя собственные требования[12], что и произошло в ходе рассмотрения приведенного в качестве примера дела, причем, как мы полагаем, требований, самолично изобретаемых судьями для оценки электронных доказательств, недостаточно.

В целях недопущения подобных случаев мы считаем, что во избежание негативных последствий или хотя бы минимизирования их отрицательного влияния на гражданское судопроизводство необходимо обеспечить не только надлежащее техническое оснащение судебного разбирательства, но и выверенное, тщательное и подробное регулирование порядка принятия, исследования и оценки электронных доказательств, порядка подачи в суд электронных документов, порядка определения их достоверности и доказательственной силы, а также порядка верификации информации, поступающей в суды в электронном виде.

Фрагментарное регламентирование процедуры совершения указанных действий, регламентирование в самых общих чертах можно обнаружить в цивилистических процессуальных кодексах Российской Федерации (ГПК, АПК и КАС), однако содержащиеся в них положения, даже после вступления в силу изменений, внесенных Федеральным законом от 23 июня 2016 г. N 220-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части применения электронных документов в деятельности органов судебной власти"[13], не являются детальными и не регулируют электронные процедуры достаточно полно и тем более исчерпывающе.

В настоящее время принят ряд актов, более подробно регламентирующих некоторые аспекты использования информационных технологий в цивилистическом процессе. Однако эти акты не перечислены ни в ст. 1 ГПК РФ, ни в ст. 2 КАС РФ, ни в ст. 3 АПК РФ.

Попытка регламентации действий, которые могут совершаться в электронном виде при обращении в суд и в ходе судебного разбирательства, была в 2017 г. Положения процессуального законодательства, регулирующие использование документов в электронном виде в деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов, были детализированы в Постановлении Пленума ВС РФ от 26 декабря 2017 г. N 57 "О некоторых вопросах применения законодательства, регулирующего использование документов в электронном виде в деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов"[14], а для судов общей юрисдикции дополнительно в Приказах Судебного департамента при ВС РФ от 27 декабря 2016 г. N 251 "Об утверждении Порядка подачи в федеральные суды общей юрисдикции документов в электронном виде, в том числе в форме электронного документа"[15] и от 11 сентября 2017 г. N 168 "Об утверждении Порядка подачи мировым судьям документов в электронном виде, в том числе в форме электронного документа"[16].

Однако, как это ни удивительно, наиболее качественная регламентация процесса использования электронных доказательств в цивилистическом процессе содержится в Инструктивных указаниях Госарбитража СССР от 29 июня 1979 г. N И-1-4 "Об использовании в качестве доказательств документов, представленных с помощью электронно-вычислительной техники", предписывающих воспринимать электронные доказательства на общих основаниях в качестве письменных доказательств, но в то же время устанавливающих дополнительные требования к их оформлению и порядку представления[17].

Использование вышеперечисленных актов вызывает ряд вопросов, связанных не только с качеством правового регулирования, но и с необходимостью определения места этих актов в системе источников процессуального права и необходимостью исключения сомнений в вопросе о правомерности существования таких актов. Дело в том, что к источникам отечественного процессуального права, бесспорно, относятся только Конституция РФ, федеральные (федеральные конституционные) законы и международные договоры Российской Федерации. Вопрос о возможности отнесения иных правовых феноменов, в том числе актов высших судов и актов Судебного департамента при ВС РФ, к источникам процессуального права остается дискуссионным в юридической науке и отрицательно решен законодателем.

Необходимость определения места указанных актов, нацеленных на регламентацию порядка использования цифровых технологий в системе источников процессуального права, не следует недооценивать. С практической точки зрения важно четко представлять, является ли то или иное явление правовой действительности источником (формой) права, и если да, то входит ли оно в число источников (форм) процессуального права и как иерархически соотносится с другими источниками. Такие вопросы возникают при оценке постановлений вышестоящих судов: это акт толкования права, руководящее разъяснение или судебный прецедент и каково соотношение данного феномена с другими источниками процессуального права?

В юридической науке неоднократно отмечалось введение постановлениями высших судов и приказами Судебного департамента при ВС РФ новых правил. Фактическое существование подобных актов — источников (форм) процессуального права отрицать невозможно — они стали объективной реальностью правоприменительной деятельности, в то же время процессуальное законодательство не относит их к источникам гражданского процессуального права.

Мы полагаем, что стремление полностью избежать издания таких актов в качестве временной меры, действующей до принятия надлежащего закона, иллюзорно, поскольку иногда необходимо срочно, не дожидаясь получения результатов законодательного процесса, каким-то образом осовременивать и модернизировать детали судебной процедуры, восполнять неожиданно выявленные недочеты законодательного регулирования. Такие акты, мы убеждены, появлялись и появляются в связи с тем, что законодатель, связанный достаточно сложным законодательным процессом, не успевает за обусловленными интенсивным развитием информационно-коммуникационных технологий насущными нуждами общества в сфере судопроизводства, не имеет возможности своевременно реагировать на вновь возникающие и изменяющиеся потребности в правовом регулировании в условиях информационного общества, не может предугадать весь спектр явлений, возникающих в виртуальном мире, но имеющих значение для мира реального, таких как виртуальные налогоплательщики и электронные двойники граждан.

Мы считаем необходимым отметить, что нынешняя ситуация, когда тот или иной акт, согласно закону, не может быть источником процессуального права, но фактически им является, нам представляется нетерпимой и требующей законодательного разрешения.

В связи с этим мы предлагаем, как уже было не раз в постсоветской истории, использовать опыт России дореволюционной и закрепить в общих положениях ГПК РФ, АПК РФ и КАС РФ в качестве источника (формы) процессуального права вспомогательный источник, аналогичный обязательным постановлениям, существовавшим в Российской империи, которые до 1917 г. издавались судебным ведомством и (или) министром юстиции. Обязательными постановлениями назывались наказы и инструкции, в которых суды самостоятельно устанавливали правила внутреннего распорядка и делопроизводства, а также отдельные детали судебной процедуры[18].

Закрепление в тексте ст. 1 ГПК РФ, ст. 2 КАС РФ, ст. 3 АПК РФ "обязательных постановлений" в качестве актов, определяющих порядок судопроизводства, позволит, не противореча закону, устанавливать правила внутреннего распорядка судов, их делопроизводства, а также отдельные, вспомогательные детали судебной процедуры, в том числе правила, определяющие порядок исследования электронных доказательств и устанавливающие инновационные, дополнительные способы осуществления процессуальных действий (подобные правилам направления процессуальных документов в электронном виде).

Во избежание негативных последствий, которые могут возникнуть при таком саморегулировании судебной системой своей деятельности по отправлению правосудия, следует предусмотреть обязанность направления ВС РФ в Государственную Думу ФС РФ проекта закона о внесении в процессуальное законодательство изменений, тождественных временным правилам, содержащимся в "обязательном постановлении".

При этом, видимо, следует заранее законодательно закрепить сферу действия указанных "обязательных постановлений". На наш взгляд, представляется если не целесообразным, то допустимым применять "обязательные постановления" для нормативного регулирования порядка использования "информационных" либо "цифровых технологий" в цивилистическом процессе в целях фиксации, хранения, воспроизведения и передачи информации. Кроме того, в этих актах следует предусмотреть обязанность судов по выяснению обстоятельств, связанных с созданием электронных доказательств, в частности обстоятельств создания и регистрации электронных кабинетов налогоплательщика (или аналогичных им), а также по выяснению возможности доступа к ним посторонних лиц. В обязательных постановлениях можно закрепить дополнительные критерии проверки достоверности электронных доказательств.

Нам представляется, что реализация таких предложений позволит, узаконив "обязательные постановления" и четко очертив сферу их применения, быстро и эффективно реагировать на вызовы современных технологий, обеспечит адекватную реакцию судей на возможность использования электронных доказательств в цивилистическом процессе, повысит качество судопроизводства в условиях "электронного правосудия" и оградит граждан от неблагоприятных ситуаций, связанных с тем, что их "электронный двойник" живет самостоятельной жизнью и влияет на их реальную жизнь без воли оригинала.

Рекомендуется Вам: