Криптовалюта как цифровой финансовый актив в российской юрисдикции: к вопросу о вещной или обязательственной природе

Автор: Фролов И.В.

Криптовалюта стала реальностью современного хозяйственного оборота. По указанной причине в правовой системе Российской Федерации назрела необходимость и потребность в ее легальном закреплении, что невозможно без определения правовой природы указанного объекта прав. В связи с изменениями, внесенными Федеральным законом N 34-ФЗ "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации" в правовую конструкцию объектов гражданских прав, предусмотренную ст. 128 ГК РФ, возник ряд вопросов, в том числе касающихся правовой природы криптовалюты как цифрового финансового актива. Что следует понимать под криптовалютой в российской юрисдикции? Каково соотношение криптовалюты и финансовых активов? Является ли криптовалюта цифровым финансовым активом и если является, то можно отнести указанный актив к имуществу или его природа носит обязательственный характер? Без ответа на указанные вопросы невозможно не только дальнейшее качественное регулирование криптовалюты, но и создание позитивных предпосылок для всего развития современной цифровой экономики в Российской Федерации.

Реалии современного мира ставят перед юридическим сообществом задачи по расширению правового регулирования системы связей и взаимных обязательств в цифровой сфере, что невозможно без четкого понимания природы отношений, связанных с системой цифровых активов, в общем и системы цифровых финансовых активов в виде криптовалют в частности[1]. Именно по указанной причине следует согласиться с мнением специалистов о том, что "отсутствие четкого правового определения криптовалюты как самостоятельного объекта гражданского права приводит к трудностям в определении прав и обязанностей, возникающих между лицами — участниками таких гражданских правоотношений"[2].

Существенную актуальность и востребованность подробному анализу правовой природы цифровых финансовых активов придают новеллы, внесенные Федеральным законом N 34-ФЗ "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации"[3] (далее по тексту — Федеральный закон N 34-ФЗ). Данным Законом внесены изменения в ст. 128 "Объекты гражданских прав" Гражданского кодекса РФ, в соответствии с которой объекты гражданских прав подразделяются:

1) на вещи, включая: наличные денежные средства, документарные ценные бумаги;

2) иное имущество, в том числе имущественные права, включая безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги, цифровые права.

Кроме того, Гражданский кодекс РФ дополнен ст. 141.1 "Цифровые права", которыми "признаются названные в таком качестве в законе обязательственные и иные права, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами информационной системы, отвечающей установленным законом признакам. Осуществление, распоряжение, в том числе передача, залог, обременение цифрового права другими способами или ограничение распоряжения цифровым правом возможны только в информационной системе без обращения к третьему лицу. Если иное не предусмотрено законом, обладателем цифрового права признается лицо, которое в соответствии с правилами информационной системы имеет возможность распоряжаться этим правом. В случаях и по основаниям, которые предусмотрены законом, обладателем цифрового права признается иное лицо. Переход цифрового права на основании сделки не требует согласия лица, обязанного по такому цифровому праву"[4].

Введя в российскую правовую систему понятие "цифровые права"[5], законодатель фактически вплотную подошел к намерению устранить сформировавшуюся в настоящее время в правовой системе России неопределенность относительно природы, назначения и юридического оформления такой категории, как "криптовалюта"[6]. Указанная проблема неоднократно упоминалась на самых различных уровнях[7]. При этом изначально предполагалось, что правовое регулирование криптовалюты как объекта права будет оформлено в специализированном законодательном акте "О цифровых финансовых активах", проект которого в настоящее время активно обсуждается[8]. Однако анализ динамики рассмотрения законопроекта N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (о цифровых правах)"[9] выявил проблему правовой природы криптовалюты как одного из основных видов цифровых финансовых активов.

Суть указанной проблемы свелась к тому, что изначально законопроект N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (о цифровых правах)" включал в себя такое понятие, как "цифровые деньги". В частности, в тексте указанного законопроекта планировалось введение следующей редакции п. 1 ст. 141.2 ГК РФ: говоря о цифровых деньгах, планировалось считать, что это "не удостоверяющая право на какой-либо объект гражданских прав совокупность электронных данных (цифровой код или обозначение), созданная в информационной системе, отвечающей установленным законом признакам децентрализованной информационной системы, и используемая пользователями этой системы для осуществления платежей". Согласно п. 2 указанной статьи в законопроекте планировалось, чтобы цифровые деньги были "не обязательны к приему при осуществлении всех видов платежей, для зачисления на счета, во вклады и для перевода на всей территории Российской Федерации, однако в случаях и на условиях, установленных законом, могли использоваться физическими и юридическими лицами в качестве платежного средства". Кроме того, согласно п. 3 указанной статьи законопроекта "в случаях, когда в соответствии с пунктом 2 вышеназванной статьи цифровые деньги могли бы использоваться в качестве платежного средства, к их обороту должны были применяться правила о цифровых правах (статья 141.1 ГК РФ)". В п. 2 пояснительной записки законопроекта N 424632-7 обращалось внимание на тот факт, что понятие "криптовалюта" отождествляется с понятием "цифровые деньги", и декларировалось, что, вводя понятие "цифровые деньги" (в обиходе "криптовалюта"), планируемый законодательный акт закрепил бы одно из важных правил: данный вид денег не должен являться законным средством платежа. Разработчиками законопроекта в пояснительных записках отмечалось, что в случаях и на условиях, установленных законом (то есть в перспективе), цифровые деньги могут быть использованы физическими и юридическими лицами в качестве платежного средства (п. 2 новой статьи 141.1 ГК) в контролируемых объемах и в дополнительно урегулированном порядке. В законопроекте также отмечалось, что если цифровые права, в сущности, давали возможность у кого-то что-либо потребовать, то цифровые деньги такой возможности не должны давать, так как они не обеспечены золотом или иными активами. В целях описания того, каким образом будет осуществляться оборот цифровых денег (в случаях и в пределах, предусмотренных законом), в планируемой к введению ст. 141.2 ГК предполагалось применить юридико-технический прием — правила о цифровых правах планировалось применять к цифровым деньгам. Указанный прием позволял бы также включить цифровые деньги в конкурсную массу должника и в наследственную массу. Наряду с иностранной валютой цифровые деньги планировалось использовать также при формулировании валютных оговорок в соглашениях (коррективы ст. 317 ГК).

Однако в конечном итоге в Федеральный закон N 34-ФЗ "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации"[10] не была внесена норма ни о "цифровых деньгах", ни о "цифровой валюте"[11]. В принятом тексте Федерального закона N 34-ФЗ правовая конструкция "цифровые деньги" была заменена конструкцией "цифровые права".

В связи с указанными изменениями достаточно актуальными стали ответы на следующие вопросы:

1. Какова в настоящее время правовая природа криптовалюты в российской юрисдикции?

2. Может ли криптовалюта как финансовый актив и объект гражданских прав быть отнесена к "иному имуществу" по смыслу ст. 128 ГК РФ, или указанная категория должна быть отнесена к группе специальных обязательственных прав, содержание и условия осуществления которых определяются в соответствии с правилами соответствующей информационной системы?

При этом, казалось бы, до принятия Федерального закона N 34-ФЗ, которым были внесены изменения в ст. 128 ГК РФ и введена ст. 141.1 ГК РФ, российской правоприменительной практикой уже был сформулирован ответ на часть из вышеназванных вопросов при рассмотрении дела о банкротстве гражданина-должника И.И. Царькова (Арбитражный суд города Москвы. Дело N А40-124668/2017)[12]. В указанном деле криптовалюта по смыслу ст. 128 ГК РФ была отнесена к таким объектам гражданских прав, как "иное имущество". Однако принятый недавно Федеральный закон N 34-ФЗ вносит определенную корректировку в данную позицию, фактически относя криптовалюту к категории цифровых прав. Это создало существенные теоретические препятствия по отнесению криптовалюты к категории "иного имущества" как вида объектов гражданских прав по смыслу ст. 128 ГК РФ.

Так к каким объектам гражданских прав должна быть отнесена криптовалюта в гражданском обороте после введения в ГК РФ ст. 141.1 "Цифровые права" и внесения изменений в ст. 128 "Объекты гражданских прав" ГК РФ?

Является ли криптовалюта имуществом с присущими указанному объекту гражданских прав вещными способами защиты, или криптовалюта является особым видом обязательств с соответствующей системой прав и обязанностей, осуществление которых определяется в соответствии с правилами соответствующей информационной системы?

От ответов на данные вопросы зависит будущая система правового регулирования отношений, связанных с обладанием прав на криптовалюту как объект права, и решение того, вещные[13] или обязательственные[14] способы защиты подлежат применению в случае нарушения прав владельцев и (или) бывших владельцев криптовалюты в российской юрисдикции.

Стоит обратить также внимание на тот факт, что в отличие от общепринятых вещных способов защиты прав (самозащита права; виндикационные и владельческие иски, иски о признании права, кондикационные и негаторные иски; иски о защите давности владения, иски об освобождении имущества от ареста) особенности обязательственно-правовых способов защиты определяются существенной спецификой самих обязательственных правоотношений, в рамках которых кредитор (в нашем случае владелец и (или) бывший владелец криптовалюты) наделяется правом на действие обязанного лица (должника), а не на его имущество (как происходит, например, в вещных правоотношениях, если криптовалюта не будет отнесена к категории имущества). Именно по указанным причинам, как нам представляется, в анализе правовой природы криптовалюты возникает целая серия теоретических проблем, а именно следующих.

Если криптовалюта будет отнесена к особому виду обязательств (ст. 128 ГК РФ), основанных на цифровых правах (ст. 141.1 ГК РФ), то будет ли одним из основных способов защиты нарушенных прав соответствующих обладателей криптовалюты в случае неисполнения должником принятого на себя обязательства, наряду с привлечением должника к ответственности, признание права кредитора требовать от должника исполнения соответствующего обязательства в натуре? И если да, то возникает еще группа вопросов: должен ли закон допускать требование к должнику, вытекающее из обладания криптовалютой как цифровым правом, исполнения соответствующего обязательства в натуре, или в отношении специфики особенностей цифровых прав это: а) невозможно; б) затруднительно; в) должно быть урегулировано в особом порядке?

Ответы на данные вопросы зависят от выбираемых соответствующим правопорядком правовых моделей криптовалюты по типу объектов гражданских прав в смысле правовой конструкции, заданной ст. 128 ГК РФ: криптовалюта — это имущество (вещная теория криптовалюты) или это особый вид обязательств (обязательственная теория криптовалюты).

В настоящий момент среди специалистов имеются сторонники как первой, так и второй концепции.

Сторонники отнесения криптовалюты к виду имущества категории "иное имущество"[15] в подтверждение своих доводов ссылаются на активно применяемый в иностранных правовых системах подход о том, что вещно-правовой режим можно распространить и на нематериальные объекты, когда они повторяют юридически релевантные характеристики объектов движимого или недвижимого имущества[16], и критикуют распространение как на криптовалюту, так и на транзакции в блокчейне понятия обязательства, закрепленного в ст. 307 ГК РФ[17]. В данном случае сторонники указанной теории придерживаются модели общих вещно-правовых норм (в нашей стране это получило название концепции цифрового товара, хотя не все считают данный термин удачным[18]), в рамках которой и вводятся такие категории, как "цифровое имущество", "цифровые активы", "виртуальная собственность"[19] и прочие категории[20].

При этом следует учесть ряд важных замечаний, вполне обоснованно высказанных сторонниками указанной точки зрения А.Ю. Толкачевым и М.Б. Жужжаловым в части того факта, что отнесение криптовалюты к категории имущества поднимает ряд правовых проблем.

Во-первых, есть объективные сомнения в том, можно ли относить к имуществу счетные единицы как таковые?

Во-вторых, по каким правилам криптовалюта как имущественная категория будет использоваться и обращаться в хозяйственном обороте: по общим нормам ГК РФ или по особым правилам, специально установленным по отношению к цифровым финансовым активам в специализированном законодательном акте? Если предполагается второй путь, то как будет решаться вопрос о конкуренции действия норм указанного специального законодательного акта с общегражданским законодательством?

В-третьих, даже если специальный гражданско-правовой режим криптовалюты будет установлен, то не вполне понятно, как будет урегулирован публично-правовой аспект владения (обладания) и ее использования.

Так как в ситуации с криптовалютой общепризнано, что указанная категория является денежным суррогатом, возникает вопрос: как будет построена система фискальных обязательств, вытекающих из владения данным видом имущества, отнесенным к категории денежного суррогата[21]? Однозначных ответов на данные вопросы с учетом последних изменений, внесенных Федеральным законом N 34-ФЗ, еще нет. Однако, по нашему мнению, системе налоговых обязательств, вытекающих из обладания криптовалютой, должен быть посвящен отдельный, специальный раздел в налоговом законодательстве.

Сторонники трактовки криптовалюты как обязательственного права[22], в свою очередь, привязывают к праву каждого владельца криптовалюты обязанности всех остальных участников соответствующей расчетной системы в соответствии с исходными правилами ее функционирования.

Определенные тенденции развития российского законодательства также свидетельствуют в пользу сторонников указанной трактовки правовой природы криптовалюты, что проявляется в следующих аспектах:

— во-первых, Федеральный закон N 34-ФЗ, приравнивая криптовалюту к цифровым правам, в определенном смысле усилил позицию сторонников данного подхода относительно правовой природы криптовалюты;

— во-вторых, динамика рассмотрения законопроекта о цифровых финансовых активах свидетельствует о приоритете трактовки криптовалюты как обязательственного права[23].

Вместе с тем указанная трактовка природы криптовалюты, безусловно, должна основываться на общих положениях об обязательствах, а именно:

а) понятие "обязательства" предполагает наличие в нем управомоченного субъекта и обязанного субъекта;

б) в общем смысле "кредитор" — это лицо, которое может потребовать определенного поведения от обязанного (должника).

Если распространить указанные общие положения об обязательствах на криптовалюту, например в ситуациях с биткоином[24], то кредитором будет являться держатель монеты, а должниками будут майнеры/ноды. В данном случае модель обязательственной природы криптовалюты сводится в тому, что требование (просьба) к майнерам заключается в том, чтобы в конечном итоге транзакция была "упакована" в блок и записана в блокчейн. Так, например, вся система Биткоин функционирует на основании многостороннего договора (соглашения), заключаемого путем принятия условий (акцепт) публичной оферты (white paper во взаимосвязи с кодом протокола) конклюдентными действиями: путем установки "клиента" и (или) биткоин-кошелька. При этом стороны подтверждают свое "заранее выраженное согласие" на исполнение условий соглашения по тем алгоритмам, которые заложены в протоколе. Однако в связи с этим возникает ряд вопросов:

Вопрос N 1: Каково юридическое соотношение условий white paper и программного кода протокола?

Вопрос N 2: Какой тип договора (опционный, рамочный, присоединения) и вид договора (оказание услуг, смешанный, непоименованный) следует применить?

От ответов на данные вопросы зависит разрешение важной юридической неопределенности: возникают ли обязательства в смысле конструкции ст. 307 ГК РФ при заключении смарт-контрактов[25] в блокчейне? Разрешение данной неопределенности определяет возможность или отсутствие возможности применения к сторонам смарт-контракта институтов договорного права. Ведь если смарт-контракт не порождает обязательства в смысле конструкции ст. 307 ГК РФ, то трудно говорить о факте возникновения прав и обязанностей сторон договора. Но при отсутствии прав и обязанностей договаривающихся сторон их невозможно нарушить. Какова в данном случае ответственность для сторон смарт-контракта? Ведь правовая категория ответственности носит компенсаторный характер и производна от обязательства, а если его нет, возможна ли ответственность? И если обязанностей в смарт-контракте нет, то не сведется ли правовая функциональность всего института блокчейна исключительно к регистрации факта? Не приравняется ли тогда правовая модель смарт-контракта исключительно к процессуальному подтверждению факта заключения некой договоренности (именно договоренности, так как нам трудно сказать, что это является договором в смысле правовых конструкций сделки и договора в соответствии со ст. ст. 153 и 420 ГК РФ) о том, что договоренность имела место, и не более[26]?

Ответы на данные вопросы нужны для построения легитимных правовых моделей в сфере владения, пользования и распоряжения криптовалютой как объектом гражданских прав с учетом того, что криптовалюта является объектом гражданских прав, так как это уже ни у кого не вызывает сомнений. Критики обязательственной модели криптовалюты могут поставить под сомнение ее обязательственную природу как объекта гражданских прав ввиду недостаточной определенности сторон по данному типу обязательств. Однако следует учесть тот факт, что не стоит смешивать категорию "неопределенность" с понятием неизвестности. Так, например, в системе Биткоин круг должников-нод довольно широк, но он, безусловно, определен. Каждая транзакция зарегистрирована, а отправители и получатели общеизвестны. Это свидетельствует о том, что любую транзакцию можно отследить[27]. В свете вышесказанного заслуживает внимания мнение М. Успенского о том, что "…выявление "известности" — это вопрос фактических действий в реальном мире, но никак не вопрос гражданского права. Технические специалисты утверждают, что возможно ретроспективно проследить связь конкретного блока с конкретной нодой, а также установить личность оператора ноды в результате специализированного расследования, что лишний раз подчеркивает псевдоанонимность сети Биткоин"[28].

Конечно, есть еще много иных теоретических вопросов об обязательственной природе криптовалюты, ответы на которые следует теоретически обосновать, обсудить и соотнести с действующим российским законодательством. Вместе с тем заслуживает внимания еще один из широко распространенных доводов сторонников обязательственной природы криптовалюты, на который следует обратить существенное внимание: трактовка криптовалюты как специального вида обязательства является более прагматичной, проактивной и перспективной, чем взгляд на природу криптовалюты как вида имущества, а отнесение криптовалюты к категории "иное имущество" всего лишь придает ей элемент легальности как объекту гражданских прав, и не более того, что фактически и было произведено в деле о банкротстве гражданина А.А. Царькова[29], но не решает проблему правового регулирования использования криптовалюты в хозяйственном обороте и в определенном смысле формирует потребность в разработке специального режима функционирования указанного типа иного имущества.

Однако, проводя обзор различных подходов к правовой природе криптовалюты, не следует игнорировать ряд факторов правовой действительности, оказывающих существенное влияние как на законодателя, так и на правоприменителя в условиях российской действительности. Сам факт отождествления криптовалюты с цифровыми правами и отказ законодателя как от внесения в российское гражданское законодательство правовой конструкции "цифровые деньги", так и от применения юридико-технического приема распространения правил о цифровых правах на нормы о цифровых деньгах в определенном смысле объясняется сформировавшейся в отечественной правовой системе презумпцией криминальности использования криптовалюты как средства расчетов и ее отнесения к категории денежных суррогатов[30], в том числе и по следующим основаниям:

а) процесс выпуска и обращения криптовалюты полностью децентрализован, и отсутствует возможность его регулирования, в том числе со стороны государства[31];

б) криптовалюта не обеспечена реальной стоимостью и не содержит информации о ее держателях (все ее использование анонимно)[32];

в) анонимность платежа создает условия для активного использования криптовалют в торговле наркотиками, оружием, поддельными документами и иной преступной деятельности[33].

Презумпция криминальности использования криптовалюты оказывает определенное негативное воздействие на процессы правового регулирования данного объекта права. Но так ли неизбежны криминальные последствия использования криптовалюты? На практике в большинстве правовых систем активно применяют инструменты, которые изначально хотя и являлись денежными суррогатами, однако их использование с точки зрения законодательства было вполне легальным и допустимым. Ярким примером такого использования денежных суррогатов являются ценные бумаги[34]. Кроме того, следует признать, что и сама категория "денежный суррогат" носит довольно неопределенный характер, так как может быть как относительной, употребляемой по отношению к определенной валюте (запрет денежных суррогатов в Федеральном законе от 10.07.2002 N 86-ФЗ "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)"[35] является запретом суррогатов исключительно в отношении российской валюты), так и абсолютной, используемой по отношению к иным денежным единицам, но не по отношению к частным денежным эквивалентам, в качестве которых могут выступать, например, депозитарные расписки[36]. Все это означает, что отнесение каких-либо инструментов к категории "денежный суррогат" совсем не означает презумпцию его криминального использования.

Вместе с тем следует заметить, что сложившиеся в российской практике подходы к криптовалюте не отвечают экономическим реалиям. В большинстве современных экономик криптовалюта активно используется как средство расчетов и средство обмена как в национальном, так и в международном регулировании[37], даже несмотря на все риски, связанные:

а) с децентрализацией ее эмиссии;

б) сложностями системы публично-правового контроля и надзора;

в) угрозами использования в противоправных целях.

Значительное количество стран разработали определенные правовые режимы регулирования цифровых валют[38], закрепленные, например, в Директиве 2009/110/ЕС Европейского парламента[39] или ст. 4А Единообразного торгового кодекса США.

Более того, ряд стран активно легализуют процесс использования криптовалюты в сфере бизнеса. В частности, в законодательстве штата Нью-Йорк в ст. 200.2(q) 23 NYCRR[40] допускается использование криптовалюты в бизнес-сфере на территории штата Нью-Йорк или резидентом Нью-Йорка[41] для целей:

а) выдачи криптовалюты;

б) хранения или контроля виртуальной валюты от имени иных лиц (криптокошельки);

в) покупки или продажи виртуальной валюты для ведения бизнеса (криптобиржи[42])[43];

г) получения виртуальной валюты для дальнейшей передачи, за исключением случаев, когда такая транзакция осуществляется в нефинансовых целях (то есть такая цель, которая не преследует увеличение дохода) и не включает передачу более номинальной суммы виртуальной валюты (10 тысяч долларов).

В законодательстве Швейцарии, если лицо использует криптовалюту как платежное средство, то оно по общему правилу не нуждается в специальном разрешении (лицензии). Но если лицо занимается куплей и (или) продажей криптовалюты с целью получения систематического дохода или является финансовым посредником[44], то его деятельность подлежит регулированию законом о борьбе с отмыванием денег (Federal Act on Combating Money Laundering and Terrorist Financing)[45].

Все вышеназванные примеры подтверждают то обстоятельство, что механизм децентрализации выпуска криптовалюты совсем не означает неопровержимую презумпцию ее неизбежной и безусловной криминализации и использования в противоправных целях. Более того, рядом российских специалистов неоднократно отмечалась необходимость легализации криптовалюты как достаточно эффективного финансового инструмента в российской правовой системе[46], а все предположения о криминальном характере использования расчетов посредством криптовалюты в современной России (фактическая презумпция криминализации) являются следствием отсутствия четкого легального определения понятия криптовалюты в российском законодательстве и четких правовых механизмов контроля за данным инструментом.

Именно по указанным причинам регулирование критовалюты как вида цифрового финансового актива так необходимо. Мировая финансовая система в настоящий момент переживает существенные трудности. Без новых подходов невозможно преодолеть системные проблемы, связанные как с аккумулированием финансовых активов, так и с их перераспределением между различными субъектами. Использование мировых валют в качестве средств расчетов приводит к столкновению с массой как межгосударственных, так и национальных системных проблем, вытекающих из особенностей правового регулирования, специфики национальных юрисдикций, мировой политики и межгосударственных отношений. Решение указанных проблем требует новых подходов и смены типов публичного управления национальными финансовыми системами[47] в условиях правовых рисков и юридической неопределенности[48]. Вместе с тем следует обратить внимание на тот факт, что легализация института криптовалюты невозможна без понимания правовой природы данного инструмента, ведь именно правовая природа должна оказать существенное влияние на построение модели правового регулирования отношений, связанных с криптовалютой. Проблема России заключается в том, что финансово-правовые органы самым непосредственным образом должны быть заинтересованы в регулировании указанных отношений. Однако в отличие от Швейцарии и Сингапура, где кредитные организации четко определяют указанные категории, Банк России не проявляет активной поддержки законодателю в данном вопросе. Более того, приведенный в настоящей работе вектор судебной практики в определенном смысле основывается на правовой позиции, сформированной Банком России в своем письме — Информации Банка России от 27 января 2014 г.[49] В данном письме Банк России, как орган, возглавляющий национальную банковскую систему, предупреждает всех участников банковской деятельности об опасности использования криптовалюты в сомнительных операциях из-за угроз нарушения требований федерального законодательства о легализации преступных доходов (Федеральный закон N 115-ФЗ)[50]. Сходной позиции придерживается Росфинмониторинг, который предупреждает о возможных неблагоприятных последствиях использования криптовалюты[51]. Однако Банк России уже в 2017 г. в своем письме (Информация от 4 сентября 2017 г.) обращает внимание на возросшее количество запросов участников финансового рынка и СМИ по поводу криптовалют, получивших широкое распространение в мире. При этом Банк России считает допуск криптовалют к обращению опасным без надлежащего законодательного закрепления[52].

Вместе с тем криптовалюта как цифровой финансовый актив позволяет хозяйствующим субъектам привлекать инвестиции и резервировать свои активы, снижая риски кризисов национальных финансовых институтов. Институт криптовалюты, в свою очередь, должен сформировать механизм контроля (надзора), цифровые кошельки и свод правил[53], регламентирующих отнесение криптовалюты к финансовым инструментам[54] и цифровым финансовым активам с потенциально высокой степенью ликвидности. Стоит честно признать тот факт, что современный рынок криптовалют активно развивается в иностранных юрисдикциях и противодействие указанному явлению является явно деструктивным для российской юрисдикции и фактором, существенно снижающим ее привлекательность. Отсутствие в нашей стране четких подходов к правовой модели криптовалюты создает правовую неопределенность и мешает построению концепции механизма ее правового регулирования. Все это в своей совокупности формирует достаточно деструктивную презумпцию ее криминализации и создает определенные препятствия как для национальной экономики России в целом, так и для судебной защиты хозяйствующих субъектов в нашей стране. В том числе и по указанным доводам для исключения указанной негативной правовой презумпции и повышения привлекательности российской юрисдикции следует согласиться с мнением В.А. Вайпана о назревшей необходимости "не только точечных изменений в отдельных нормативных правовых актах, но прежде всего системных поправок в базовые отраслевые законы — ГК РФ, АПК РФ, ГПК РФ, ТК РФ, НК РФ, в Федеральные законы "О валютном регулировании и валютном контроле", "О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)", "О банках и банковской деятельности", "О национальной платежной системе", "О бухгалтерском учете", "О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма" и другие в части определения понятия криптовалют как цифровых финансовых активов и регулирования их оборота"[55].

По указанным причинам так актуально исследование правовой природы криптовалюты, и не только как объекта гражданских прав с точки зрения его оборотоспособности в гражданском обороте, но и как цифрового финансового актива с точки зрения криптовалюты как экономико-юридической и финансово-правовой категорий и способа регулирования расчетных отношений. При этом качественное и всестороннее профессиональное научное исследование невозможно без широкой научной дискуссии по указанному вопросу. Именно по этой причине автор надеется, что проблемные вопросы, обозначенные в настоящей работе, дадут определенный импульс к научной дискуссии и обсуждению такой важной и достаточно актуальной для российской юрисдикции проблемы, как правовая природа криптовалюты.

Библиографический список

1. Анатолий Аксаков: криптовалюты необходимо признать финансовым инструментом. URL: http://komitet2-12.km.duma.gov.ru/Novosti-Komiteta/item/15431704.

2. Архипов В.В. Виртуальная собственность: системные правовые проблемы в контексте развития индустрии компьютерных игр // Закон. 2014. N 9. С. 69 — 90.

3. Архипов В.В. Виртуальное право: основные проблемы нового направления юридических исследований // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2013. N 2. С. 93 — 114.

4. Белова Д.А. Защита владения и вещных прав в свете реформирования гражданского законодательства России // Законы России: опыт, анализ, практика. 2011. N 6. С. 3 — 12.

5. Беломытцева О.С. О понятии криптовалюты биткоин в рамках мнений финансовых регуляторов и контексте частных электронных денег // Проблемы учета и финансов. 2014. N 2 (14). С. 26 — 28.

6. Блокчейн на пике хайпа: правовые риски и возможности. М., 2017. С. 51 — 53.

7. Бондарчук Д. Криптовалюту, майнинг и смарт-контракты легализуют. Как это отразится на юридической работе? // ЭЖ-Юрист. 2018. N 6. С. 1 — 2.

8. Вадимов В. Госдума узаконила новые виды сделок // Новости. 12.03.2019. URL: https://legal.report/gosduma-uzakonila-novye-vidy-sdelok/ (дата обращения: 05.04.2019).

9. Вайпан В.А. Основы правового регулирования цифровой экономики // Право и экономика. 2017. N 11. С. 5 — 18.

10. Витрянский В.В. Реформа российского гражданского законодательства: промежуточные итоги. 2-е изд., испр. и доп. М.: Статут, 2018. 528 с.

11. Громова Е.А. Смарт-контракты в России: попытка определения правовой сущности // Право и цифровая экономика. 2018. N 2. С. 34 — 37.

12. Директива N 2009/110/EC Европейского парламента и Совета Европейского союза "Об учреждении и деятельности организаций, эмитирующих электронные деньги, о пруденциальном надзоре за их деятельностью, а также об изменении Директив 2005/60/EC и 2006/48/EC и об отмене Директивы 2000/46/EC" [рус., англ.] (принята в г. Страсбурге 16.09.2009) (документ вступил в силу 30 октября 2009 г.) // Официальный сайт законодательства Европейского союза. URL: http://eur-lex.europa.eu/.

13. Дузенко Д. Госдума РФ отложила рассмотрение законопроекта о цифровых финансовых активах. URL: https://cryptofeed.ru/news/gosduma-rf-otlozhila-rassmotrenie-zakonoproekta-o-cifrovyh-finansovyh-aktivah/ (дата обращения: 05.04.2019).

14. Жужжалов М.Б. Расчеты при возврате имущества в рамках внедоговорных отношений (общие вопросы) // Обязательства, возникающие не из договора: Сб. статей / Отв. ред. М.А. Рожкова. М., 2015. С. 312 — 319.

15. Законопроект N 419059-7. Дата внесения в ГД РФ: 20.03.2018. Вид закона: Федеральный закон. URL: https://www.eg-online.ru/document/law/396136.

16. Информационное сообщение Росфинмониторинга "Об использовании криптовалют" // Текст документа приведен в соответствии с публикацией на сайте URL: http://fedsfm.ru/ по состоянию на 06.02.2014.

17. Карапетов А.Г. Экономический анализ права. М., 2016.

18. Карелина С.А., Фролов И.В. Правовое регулирование обращения криптовалюты и технологий Блокчейн в России: проблемы правоприменения в экономической деятельности и сфере несостоятельности (банкротства) // Правовое регулирование экономических отношений в современных условиях цифровой экономики: Монография / Колл. авторов; отв. ред. В.А. Вайпан, М.А. Егорова. М., 2019.

19. Климанов Д.Д. Защита владения в гражданском праве: Монография. М., 2019.

20. Кузнецов В.А., Якубов А.В. О подходах в международном регулировании криптовалют (Bitcoin) в отдельных иностранных юрисдикциях // Деньги и кредит. 2016. N 3.

21. Лескова Ю.Г. Способы защиты прав и интересов должника в договорных обязательствах // Власть Закона. 2017. N 1.

22. Максуров А.А. Использование криптовалюты при заключении и исполнении гражданско-правовых договоров // Право и экономика. 2018. N 8.

23. Максуров А.А. Криптовалюта как экономико-правовая категория // Современное право. 2018. N 9.

24. Марамыгин М.С., Прокофьева Е.Н., Маркова А.А. Экономическая природа и проблемы использования виртуальных денег (криптовалют) // Известия УрГЭУ. 2015. N 2 (58). С. 37 — 43.

25. Новоселова Л.О. О правовой природе биткоина // Хозяйство и право. 2017. N 9.

26. Перов В.А. Криптовалюта как объект гражданского права // Гражданское право. 2017. N 5. С. 7 — 9.

27. Подшивалов Т.П. Негаторный иск: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов. 2011. 15 с.

28. Путин поручил Госдуме принять Закон о цифровых активах до 1 июля. URL: http://currencies.ru/putin-poruchil-gosdume-prinyat-zakon-tsifrovyh-aktivah-19022811510882.htm. Термин "цифровые деньги" заменили на "права" вопреки позиции Минфина. URL: https://ria.ru/20180614/1522714943.html (дата обращения: 06.04.2019).

29. Толкачев А.Ю., Жужжалов М.Б. Криптовалюта как имущество — анализ текущего правового статуса // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. N 9. С. 120 — 121.

30. Савельев А.И. Правовая природа виртуальных объектов, приобретаемых за реальные деньги в многопользовательских играх // Вестник гражданского права. 2014. N 1. С. 143 — 145.

31. Савельев А.И. Криптовалюты в системе объектов гражданских прав // Закон. 2017. N 8. С. 136 — 153.

32. Савельев А.И. Некоторые правовые аспекты использования смарт-контрактов и блокчейн-технологий по российскому праву // Закон. 2017. N 5. С. 94 — 117.

33. Саженов А.В. Криптовалюты и денежные суррогаты: аспекты соприкосновения и разъединения понятий // Предпринимательское право. Приложение "Право и Бизнес". 2018. N 1. С. 57 — 60.

34. Сарбаш С.В. Элементарная догматика обязательств: Учеб. пособие. 2-е изд., стер. М., 2017. 336 с.

35. Сидоренко Э.Л. Криптовалюта как новый юридический феномен // Общество и право. 2016. N 3 (57). С. 193 — 197.

36. Сидоренко Э.Л., Хисамова З.И. Российская концепция регулирования рынка цифровых активов: реалии и перспективы // Право и экономика. 2019. N 2. С. 5 — 12.

37. Солодков А. "Цифровой пакет": когда Госдума примет законы о криптовалюте? URL: https://bloomchain.ru/cryptocurrency/tsifrovoj-paket-kogda-gosduma-primet-zakony-o-kriptovalyute/ (дата обращения: 05.04.2019).

38. Суханов Е.А. Вещное право: Научно-познавательный очерк. М.: Статут, 2017. 560 с.

39. Успенский М. Легитимный биткоин. URL: https://zakon.ru/blog/2017/12/13/legitimnyj_bitkoin (дата обращения: 05.04.2019).

40. Федеральный закон от 18.03.2019 N 34-ФЗ "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации" // СЗ РФ. 2019. N 12. Ст. 1224.

41. Фролов И.В. О типах административно-правового управления // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Право. 2014. N 3 (180). С. 83 — 95.

42. Фролов И.В. Системы управления в условиях юридической неопределенности и правовых рисков // Законы России: опыт, анализ, практика. 2011. N 1. С. 101 — 107.

43. Хидзев А.Т. Криптовалюта: правовые подходы к формированию понятия // Право и современные государства. 2014. N 4. С. 10 — 15.

44. ЦБ признал, что у биткоина может быть будущее в России. URL: https://tass.ru/ekonomika/1293670 (дата обращения: 05.04.2019).

45. Юрасов М.Ю., Поздняков Д.А. Смарт-контракт и перспективы его правового регулирования в эпоху технологии блокчейн // URL: https://zakon.ru/blog/2017/10/9 (дата обращения: 05.04.2019).

Рекомендуется Вам: