Основные тенденции судебной практики к определению природы цифровых активов с частноправовых позиций

Автор: Харитонова Ю.С.

В настоящее время все более широкое распространение приобретают так называемые цифровые активы (digital assets). В Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации все еще обсуждаются несколько законопроектов[1], определяющих правовой режим цифровых объектов, но они пока не приняты. В таких условиях основное давление экономики сосредоточено на судебной системе. Суды различных инстанций уже столкнулись с исковыми заявлениями, касающимися нарушения прав на цифровые активы, хотя некоторые решения стали предметом активной критики со стороны бизнеса и науки.

26 февраля 2019 г. Верховный Суд РФ принял Постановление Пленума N 1 "О внесении изменений в Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 7 июля 2015 года N 32 "О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем"[2], в котором сформулировал свой подход к криптовалюте и виртуальным активам.

В названном Постановлении указывается, что с учетом Рекомендации 15 ФАТФ предметом преступлений, предусмотренных ст. 174 "Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных другими лицами преступным путем" и 174.1 "Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретенных лицом в результате совершения им преступления" Уголовного кодекса РФ[3], могут выступать в том числе и денежные средства, преобразованные из виртуальных активов (например, криптовалюты), приобретенных в результате совершения преступления.

ВС РФ подчеркнул, что безналичные денежные средства, в том числе криптовалюта, являются объектом оборота, обладающим ценностью и близким по своему назначению к электронным денежным средствам.

Обращает на себя внимание, что ранее суды не принимали таких радикальных актов, судебное толкование Верховного Суда РФ является во многом новаторским, демонстрирует острую потребность в создании прямого регулирования данных отношений.

Однако хотя сегодня названное Постановление Пленума ВС РФ и является единственным в своем роде, оно не первый правоприменительный документ, посвященный криптоактивам. Обобщение имеющейся судебной практики позволяет выделить несколько тенденций восприятия правоприменителями цифровых активов, так или иначе участвующих в обороте.

1. Криптовалюта как товар или средство платежа в договорных конструкциях купли-продажи, мены, займа.

Суды пытаются распространить на цифровые активы правовой режим вещи через применение конструкции договора об отчуждении объекта гражданских прав — купли-продажи или мены. Часто это связано с ситуацией, когда денежные средства поступают контрагентам для приобретения цифровых активов. И перед судом и участниками оборота встает вопрос о правовом режиме соответствующих объектов, поскольку от квалификации спорных отношений зависит и возможность применения тех или иных правил, запретов, ограничений, гарантий, которые сопровождают соответствующие правовые конструкции. Во многих случаях природа цифровых активов определяется применительно к такой их разновидности, как криптовалюта.

В обороте криптовалюта, а иногда и иные цифровые активы, выступает как объект денежного обязательства. Как показало Постановление Пленума ВС РФ, упомянутое выше, это признается всеми участниками оборота, хотя в законе и отсутствует прямое закрепление данного факта. Все-таки к моменту создания данного судебного толкования уже обрела устойчивость позиция прокуратуры, которая приравнивает операции по обороту криптовалют к платежным операциям, апеллируя к законодательству о законном средстве платежа на территории РФ. Хотя стоит отметить, что правоохранительные органы не всегда находят поддержку в судах, которые могут и не запретить распространение информации о криптовалюте на сайте ответчика[4]. Более того, в отличие от правоохранительных органов, в рамках гражданского судопроизводства суды нередко обращают внимание на стоимостную характеристику цифрового актива, а не на публично-правовой режим криптовалюты как средства платежа. То есть суды допускают с учетом сложившихся фактических отношений между спорящими сторонами, что цифровые активы (в том числе криптовалюта) могут быть объектами оборота.

Иногда отношения по приобретению криптовалюты квалифицируются как обязательственные, связанные с договором купли-продажи, его неоплатой и невозможностью одностороннего отказа от исполнения обязательства с последующей обязанностью возвратить все неосновательно полученное. Такой подход кажется весьма прагматичным. Однако упрощение, которое свойственно правоприменительной практике, ведет к признанию верным и предположения, что покупка криптовалюты может быть основана на договоре мены. Нужно лишь указать предмет договора — токен или криптовалюту — и их количество, и договор будет считаться исполненным, когда передан токен и получена криптовалюта[5].

Например, был заявлен иск о взыскании внесенной предоплаты по договору купли-продажи за токены Universa, поскольку продавец не выполнил своих обязательств по зачислению токенов на логин личного аккаунта покупателя, а требование о возврате денег проигнорировал. Изучив материалы дела, заслушав объяснения истца, суд пришел к выводу об удовлетворении требований на основании ст. 309, 310, 487, 1102 Гражданского кодекса РФ (далее — ГК РФ)[6]. В обеих ситуациях (купли-продажи товара и мены товара) мы видим попытку применить нормы об обороте вещей к цифровым активам, обладающим иными сущностными характеристиками. Нам представляется сомнительным распространение режима вещи на цифровые активы, однако этот прием может показаться весьма продуктивным для решения конкретных прикладных задач при отсутствии иного правового регулирования.

В другом случае АС Хабаровского края рассматривал имущественный спор по иску ИП Абрамова А.С. к ООО "Виктория". Одновременно с данным спором рассматривался еще один — между сингапурской компанией Magna Trading Ltd., которая ранее предоставила заем ИП Абрамову А.С. на сумму 5 млн сингапурских долларов для покупки недвижимости. Заимодавец настаивал на возврате денег, в то время как индивидуальный предприниматель утверждал, что вернул их посредством перевода в криптовалюте. Рассматривая вопрос о возможности установления факта возврата займа в криптовалюте, суд не смог установить "факта уплаты денежных средств ответчику", основываясь на том, что криптовалюта — это не денежное средство. Возможность исполнения обязательств по договору займа с помощью криптовалюты была оценена судом критически. Разъяснения о том, что необходимо представить стороне, чтобы подтвердить реальное исполнение обязательства, дано судом не было[7].

В то же время суды часто рассматривают криптовалюту как объект оборота через призму неосновательного обогащения или алеаторных обязательств.

Так, истцы обратились в суд с иском о взыскании суммы неосновательного обогащения, процентов за пользование чужими денежными средствами. В обоснование заявленных требований указали, что они обратились к ответчику с просьбой приобрести за вознаграждение криптовалюту посредством электронных средств в сети Интернет на условиях предварительной оплаты. Во исполнение договоренности истцы перевели безналичным путем на банковский счет ответчика денежные средства в общем размере 600 000 руб. После перевода денежных средств ответчик перестал выходить на связь, на звонки и обращения никак не реагировал, каких-либо действий по передаче криптовалюты не совершал, полученные денежные средства не возвращал, что и побудило истцов обратиться в суд. Однако это поведение ответчика не было оценено судом как неосновательное обогащение.

Суд первой инстанции удовлетворил требования истцов, однако суд апелляционной инстанции посчитал, что между сторонами фактически сложились договорные отношения. Ответчик надлежащим образом исполнил свои обязательства, нормы о неосновательном обогащении не подлежат применению. В обоснование своей позиции суд апелляционной инстанции указал: между сторонами был заключен договор, предметом которого была реализация криптовалюты через электронные средства и способы в сети Интернет, т.е. договор о передаче истцам криптовалюты и о регистрации аккаунта (криптокошелька) на сайте "Totem Capital" в сети Интернет. В обязанности ответчика по договору входили передача денежных средств лицам, контролирующим деятельность интернет-сайта "Totem Capital", для регистрации ими аккаунта (криптокошелька) с целью зачисления на специальный счет истцов криптовалюты. Ответчик исполнил обязательства в полном объеме. Им были представлены доказательства зачисления денежных средств на внутренний счет интернет-сайта "Totem Capital". Фактически услуги по передаче криптовалюты в конечном итоге должны были быть оказаны лицами, контролирующими функционирование интернет-платформы. Истцы, учитывая неопределенность правового регулирования торговых интернет-площадок для покупки криптовалют, перечисляя денежные средства для покупки криптовалюты, должны были осознавать, что все операции с криптовалютами производятся их владельцами на свой страх и риск, они, согласившись с условиями предоставления интернет-сайтом "Totem Capital" услуг обмена электронных валют, приняли на себя риск несения любой финансовой потери или ущерба. В связи с вышеизложенным требования истцов удовлетворению не подлежат.

В судебном акте подчеркнуто, что действующее законодательство не содержит запретов на осуществление сделок с криптовалютой, криптовалюта является объектом гражданских прав — имуществом, активом, представляющим ценность для участников гражданского оборота. Но требования о взыскании неосновательного обогащения удовлетворению не подлежали. Указанное решение создало бы почву для злоупотребления правами лицами, приобретающими криптовалюту[8].

Но в практике встречаются и другие подходы, когда суды видят стоимостную составляющую цифрового актива через призму выигрыша в играх и пари.

П. обратилась в суд с иском к Т. о взыскании неосновательного обогащения. В обоснование заявленных требований указала, что 16 октября 2017 г. истицей на счет ответчика был осуществлен перевод денежных средств. При этом договорные отношения между сторонами отсутствуют, намерения безвозмездно передать ответчику вышеуказанную сумму у истицы не имелось. Однако требования истицы о возврате полученных денежных средств были оставлены первой инстанцией без удовлетворения[9].

Обращаясь в суд с апелляционной жалобой, истица ссылалась на то, что указанные денежные суммы являются неосновательным обогащением ответчика, поскольку были перечислены ответчику ошибочно при отсутствии каких-либо обязательств между ней и ответчиком. В ходе разбирательства выяснилось, что стороны являлись участниками торговых сделок в интернет-проекте по купле-продаже криптовалюты, вкладывали денежные средства с целью получения прибыли. Истец перечислила спорные денежные средства для приобретения криптовалют Bitcoin на фондовой бирже третьим лицом для истца на сайте. Суд посчитал, что денежные средства перечислялись для размещения с целью последующего получения выигрыша, а следовательно, полагает суд, доказательств неосновательного обогащения не имеется[10].

В данном процессе суд столкнулся с несколькими проблемами. Прежде всего в желании вернуть потерянные в результате, насколько можно судить, падения курса криптовалюты денежные средства истица попыталась доказать наличие неосновательного обогащения на стороне ответчика. Суды увидели отношения между участниками спора и в обеих инстанциях пришли к выводу, что на данные отношения распространяются нормы об играх и пари. Недаром в приведенных актах упоминается не только прибыль как цель передачи денег ответчику, но и выигрыш. А поскольку истец размещала денежные средства с целью последующего выигрыша, к сложившимся правоотношениям применили Федеральный закон от 29 декабря 2006 г. N 244-ФЗ "О государственном регулировании деятельности по организации и проведению азартных игр и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации"[11] в совокупности со ст. 1062 ГК РФ.

При этом суд не исключил и отношений купли-продажи между участниками спора, указывая, что "отсутствие договора между истицей и ответчиком само по себе не свидетельствует о том, что участие в указанных торговых сделках по купле-продаже криптовалюты не обладает признаками участия в азартной игре, поскольку добровольное перечисление истицей на свой страх и риск денежных средств на платежную карту ответчика, как вложение средств в указанных торговых сделках по купле-продаже, имело целью получение выигрыша, выражающегося в получении разницы от продажи приобретенной криптовалюты с возможной утратой всех перечисленных денег"[12].

По мнению суда, правоотношения сторон спора были основаны на риске и соглашении о выигрыше по правилам, установленным организатором игры, поскольку материалами дела подтверждено, что истица, действуя своей волей, в своем интересе и по своему усмотрению, фактически являлась участником организованного в информационно-телекоммуникационной сети Интернет проекта по купле-продаже криптовалюты с целью получения прибыли от разницы в цене на колебаниях курса криптовалюты и существенном риске немотивированной утраты всех вложенных средств без какой-либо компенсации, предполагающей внесение участником проекта денежных средств.

Однако в данном случае спор ограничен рамками взаимодействия сторон и не касается деятельности биржи, где и осуществлялись торги, допускающие получение "выигрыша".

2. Продажа цифрового актива как продажа кода или пароля.

Обращает на себя внимание, что в рассмотренном выше деле, давая оценку доводу истца относительно необходимости заключения договора поручения для приобретения валюты, суд указал: "По своей природе получение или передача криптовалюты — это внесение записи в распределенный реестр данных, и в этом смысле она аналогична покупке и продаже доменного имени, которое тоже есть не что иное, как запись в распределенном реестре данных"[13].

Еще в одном споре, по сути, криптовалюту рассматривали в контексте оказания услуг как некий цифровой продукт, доступ к которому получают у услугополучателя. К. обратился в суд с иском к О. о взыскании неосновательного обогащения, мотивируя тем, что ответчик продал ему цифровой открытый код технологии блокчейн, однако не передал уникальный цифровой ключ к доступу от учетной записи, в результате чего у ответчика возникло неосновательное обогащение. На судебное заседание стороны К., О. не явились, поэтому заявление было оставлено без рассмотрения[14].

Договор оказания услуг характеризуется как ведущий к нематериальному эффекту для сторон. Таким образом, в судебной практике проявляется информационная, нематериальная природа цифровых активов. Поскольку стоимостью на рынке обладают цифровые активы, существующие в двоичной форме, то суды не могут полностью игнорировать их природу.

Подводя итог сказанному, можно сделать следующий вывод. Не вызывает сомнения, что цифровые объекты обладают имущественной ценностью в обороте. Пока нет прямого регулирования рассматриваемых отношений, практика активно ищет выход из создавшегося положения правовой неопределенности. Как представляется, в данном вопросе следует учитывать опыт защиты прав в ЕСПЧ. В случаях, когда речь идет о нарушении прав, он готов предоставить защиту даже в ситуации, когда актив, обладающий экономической ценностью, не имеет легитимации в законе в качестве объекта прав или не признается материальным активом на уровне объективного права. Данная позиция представляется весьма продуктивной, особенно в условиях цифровизации общества. Ранее нами была выдвинута идея, что, независимо от целей правоприменения, понятие имущества как символа некоей экономической ценности не должно сужаться. Требуется во всех случаях обеспечить возможность защиты имущества, гарантируемой ст. 35, 45 и 46 Конституции РФ, включая и те цифровые объекты, которые не легализованы, но оборот которых допускается в силу общего правила ст. 129 ГК РФ[15].

А поскольку в российской доктрине и праве не определен универсальный механизм защиты любой имущественной ценности, справедливым и обоснованным представляется применение правил о деликтах для защиты имущественных прав, прямо не урегулированных в законе. Принцип генерального деликта[16] позволяет возместить собственнику имущества любой понесенный им ущерб, так как само по себе причинение без законных оснований ущерба является основанием для его возмещения.

Представляется, что в условиях только формирующихся правовых режимов для новых объектов имущественного оборота, возникающих в результате использования цифровых технологий, защита таких объектов могла бы осуществляться исходя из общих положений о возмещении ущерба. Сложившаяся ситуация с защитой прав и законных интересов обладателей цифровых активов может быть улучшена без изменения законодательства, если сориентировать судебную практику на более активное применение принципа генерального деликта[17].

Литература

1. Евстигнеев Э.А. Принцип генерального деликта: современное состояние и перспективы применения / Э.А. Евстигнеев // Вестник гражданского права. 2017. N 4. С. 45 — 83.

2. Евстигнеев Э.А. Принцип генерального деликта: современное состояние и перспективы применения / Э.А. Евстигнеев // Вестник гражданского права. 2017. N 5. С. 55 — 84.

3. Санникова Л.В. Защита цифровых активов как имущественной ценности / Л.В. Санникова, Ю.С. Харитонова // Хозяйство и право. 2018. N 5. С. 26 — 35.

Рекомендуется Вам: