Основания установления международной судебной юрисдикции применительно к трансграничным потребительским спорам в цифровую эпоху

Автор: Терентьева Л.В.

В условиях осуществления профессиональной стороной коммерческой активности в стране места жительства потребителя законы многих стран предоставляют потребителю дополнительные механизмы защиты в виде более благоприятного для потребителя коллизионного регулирования, а также применения специальных правил, гарантирующих удобную для потребителя судебную юрисдикцию рассмотрения потребительских споров[1]. Применение подобных механизмов защиты предусмотрено и в российском праве. Так, в ст. 1212 ГК РФ воспроизведен достаточно сложный коллизионный механизм защиты в отношении потребителя, который применяется при наличии двухфакторной совокупности условий. Двухфакторная совокупность условий заключается в осуществлении профессиональной стороной деятельности в стране места жительства потребителя или направлении деятельности на страну места жительства потребителя, а также связи потребительского договора с деятельностью профессиональной стороны. Следует отметить, что указанная модель защиты потребителей была впервые предусмотрена в Регламенте Совета Европейского союза от 2000 г. N 44/2001 "О юрисдикции, признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений по гражданским и коммерческим делам" (Регламент 2000 г. отменен, в настоящий момент действует новый Регламент Европейского парламента и Совета Европейского союза от 12 декабря 2012 г. N 1215/2012 "О юрисдикции, признании и исполнении судебных решений по гражданским и коммерческим делам"[2] (далее — Регламент "Брюссель I bis")), которая впоследствии была также отражена и в Регламенте Европейского парламента и Совета Европейского союза от 17 июня 2008 г. "О праве, подлежащем применению к договорным обязательствам"[3] (далее — Регламент "Рим I"). В европейском праве двухфакторная совокупность условий обусловливает защиту прав потребителя в двух плоскостях — юрисдикционной и коллизионной. В юрисдикционной плоскости права потребителя защищены тем, что судебное производство в отношении потребительского спора должно иметь место в суде государства места жительства потребителя. В сфере коллизионного регулирования потребительских отношений предусмотрено применение права страны места жительства потребителя при отсутствии соглашения сторон о применимом праве или же при наличии соглашения сторон о применимом праве, применение императивных норм права, которое при отсутствии выбора подлежало бы применению к соответствующим потребительским отношениям. Российское право воспроизводит указанную двухфакторную совокупность условий только в сфере коллизионного регулирования (ст. 1212 ГК РФ) как в случае отсутствия выбора сторонами потребительского отношения применимого права, так и в случае наличия соглашения о применимом праве. В первом случае защита потребителя проявляется в применении права страны места жительства потребителя при наличии вышеуказанной двухфакторной совокупности условий. Во втором случае, при наличии выбранного сторонами потребительского соглашения подлежащего применению права, защита потребителя проявляется в невозможности отступления от императивных норм страны места жительства потребителя (п. 1 ст. 1212 ГК РФ), если двухфакторная совокупность условий имеет место, или же в невозможности отступления от императивных норм объективного договорного статута (п. 4 ст. 1212 ГК РФ), если двухфакторная совокупность условий себя не проявляет.

Следует отметить, что двухфакторная совокупность условий выполняет защитные функции не только в отношении прав не искушенного в переговорных процессах потребителя, традиционно воспринимаемого в качестве слабой стороны договора, но и в отношении интересов предпринимателя. Так, факт осуществления деятельности в стране места жительства потребителя или направления деятельности предпринимателя на страну места жительства потребителя будет свидетельствовать о целенаправленном ориентировании профессиональной стороны на рынок потребителя и, соответственно, обозначать субъективное предвидение предпринимателем возможностей применения как юрисдикционных, так и коллизионных механизмов защиты потребителя, предусмотренных правом страны потребителя. Равным образом, если предприниматель не осуществляет деятельности в стране места жительства потребителя или направления деятельности на страну места жительства потребителя, то вышеуказанные защитные коллизионные и юрисдикционные механизмы не будут применяться. В условиях цифровой экономики понимание направленной деятельности нуждается в дополнительной конкретизации, а именно будет ли простой доступ иностранных потребителей к онлайн-ресурсам и электронным торговым площадкам свидетельствовать о направленной на потребителей деятельности предпринимателя. Статья 1212 ГК РФ использует термин "направленная деятельность", но не раскрывает его содержания. Впервые уточнение содержательных аспектов данного понятия имело место в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2019 г. N 24 "О применении норм международного частного права судами РФ"[4] (далее — Постановление Пленума ВС РФ N 24). В пункте 45 данного Постановления указано, что профессиональная сторона считается направляющей свою деятельность на территорию страны места жительства потребителя, в частности, в том случае, когда она поддерживает в сети Интернет сайт, содержание которого свидетельствует о его ориентации на потребителей из соответствующей страны. К квалифицирующим признакам ориентирования сайта в сети Интернет на российских потребителей в Постановлении Пленума ВС РФ N 24 названо использование на сайте среди прочих русского языка, указание цен в российских рублях, а также контактных телефонов с российскими кодами. Перечень не является исчерпывающим, поскольку суду предлагается также оценить и иные аналогичные доказательства (например, владелец сайта заказывал услуги, направленные на повышение цитируемости его сайта у российских пользователей сети Интернет). При этом в Постановлении Пленума ВС РФ N 24 отмечено, что достаточно соблюдения одного из указанных условий для применения судом по своей инициативе защиты прав потребителя, предоставляемой императивными нормами права страны места жительства потребителя.

Представляется любопытным, что подобное толкование "направленной деятельности" не вполне совпадает с толкованием указанного критерия в рамках европейского подхода. Хотя понятие "направленной деятельности", являющейся основанием предоставления потребителю защитной юрисдикции и специального коллизионного регулирования, не раскрывается ни в Регламенте "Брюссель I bis", ни в Регламенте "Рим I", уточнение его содержания имело место в предложении Европейского парламента 1999 г.[5] и в совместном заявлении Совета и Комиссии в отношении применения ст. 15 Регламента (ЕС) N 44/2001 (ст. 17 в редакции от 12 декабря 2012 г.)[6]. В указанных документах было отмечено, что факт доступности интернет-сайта потребителю не считается достаточным для применения данной статьи. Кроме того, в последнем документе подчеркивается необходимость принятия во внимание, что, во-первых, такой интернет-сайт должен способствовать заключению дистанционных договоров и, во-вторых, договор должен быть заключен дистанционно с помощью любых средств связи. В предложении Европейского парламента 1999 г. отмечено, что факт осведомленности потребителя об услуге или о возможности покупки товара через пассивный веб-сайт[7], доступный в стране проживания потребителя, не должен предоставлять ему защитной юрисдикции[8]. Впоследствии концепция целенаправленно ориентированной деятельности была детализирована в судебных делах Peter Pammer v. Reederei Karl Schluter GmbH & Co KG (C-585/08) и Hotel Alpenhof GesmbH v. Oliver Heller (C-144/09), рассмотренных Европейским судом 07.12.2010[9].

В первом деле гражданин Австрии Паммер забронировал через веб-сайт немецкой компании  & Co. KG круиз на морском судне из Италии на Дальний Восток. На сайте было представлено описание удобств морского судна в виде наличия системы вентиляции, открытого бассейна, фитнес-зала, рабочего телевизора и т.п. В первый день предполагаемой поездки при обнаружении отсутствия данных удобств Паммер отказался от поездки, и перевозчик возместил только часть от общей суммы, заплаченной за поездку. Поскольку суд Австрии не признал свою юрисдикцию в отношении данного дела, Паммер обратился в Верховный суд Австрии, который впоследствии передал его в Европейский суд. Во втором деле проживающий в Германии ответчик — гражданин Хеллер — зарезервировал через австрийский веб-сайт несколько номеров расположенного в Австрии отеля Alpenhof. По мнению Хеллера, предоставленные услуги не соответствовали описанным на сайте, счет за предоставленные услуги не был оплачен. Юрисдикция австрийского суда, куда с иском обратился отель Alpenhof, оспаривалась Хеллером ввиду того, что к нему как к потребителю иск может быть предъявлен только в судах его места жительства — Германии. Европейский суд объединил два вышеуказанных дела — Pammer и Alpenhof — и поставил вопрос: является ли факт заключения договора с потребителем в сети Интернет достаточным основанием для обоснования вывода о том, что деятельность "направлена" в значении пункта п. 1(c) ст. 15 (в текущей редакции п. 1(c) ст. 17 Регламента "Брюссель I bis")?

При рассмотрении данных дел судом были выработаны содержательные характеристики критерия "направленной деятельности" профессиональной стороны на страну места жительства потребителя, к которым Европейский суд отнес, в частности: ориентирование профессиональной стороны на заключение трансграничных потребительских контрактов; использование доменного имени верхнего уровня, отличного от национального домена соответствующего государства места нахождения профессиональной стороны; демонстрацию наличия клиентов-потребителей, проживающих в иностранных государствах; обозначение маршрута к месту нахождения профессиональной стороны с территории других государств; возможность использования языка или валюты, отличных от используемых в государстве места нахождения профессиональной стороны, с возможностью осуществления и подтверждения бронирования на другом языке; указание телефонных номеров с международным кодом; наличие расходов на поисковую систему ссылок (например, Google) в целях облегчения доступа к сайту профессиональной стороны или его посредника для потребителей, проживающих в других государствах[10]. При этом было подчеркнуто, что простой доступ к веб-сайту профессиональной стороны, осуществляемый с территории иностранного государства места жительства потребителя, равно как и упоминание адреса электронной почты и других контактных данных или использование языка или валюты, которые являются языком и/или валютой, обычно используемой в государстве места нахождения профессиональной стороны, не являются достаточными.

Указанный перечень не является исчерпывающим, в связи с чем в иностранной доктрине также в качестве дополнительных оснований, свидетельствующих о направленной деятельности, были предложены следующие: информация о способах и цене доставки (например, дополнительные расходы на доставку за границу), ссылки на нормы национального законодательства некоторых государств, размер и местонахождение предприятия (например, вблизи национальной границы) и фактический рекламный контент, который может в равной степени указывать на коммерческие намерения профессиональной стороны направить свою деятельность в сторону государства потребителя[11]. Кроме того, иностранными авторами было предложено руководствоваться термином "намеренного (целенаправленного) ориентирования" (intentional targenting) профессиональной стороны, который позволяет избежать учета случайных связующих факторов профессиональную сторону и потребителя и, соответственно, способствует свободному выходу предпринимателей на международные электронные торговые площадки[12].

В этой связи можно отметить, что общим для европейского и российского подходов при оценке критерия направленной деятельности является факт ориентирования содержания интернет-сайта на потребителей, но, в отличие от российского подхода, в ЕС не будут считаться достаточными доказательствами данного ориентирования такие обстоятельства, как валюта и язык сайта, которые являются языком и/или валютой, обычно используемыми в государстве места нахождения профессиональной стороны. Исходя же из формулировки п. 45 Постановления Пленума ВС РФ N 24 в РФ, напротив, факт использования на иностранном сайте российского языка, который может являться как официальным или государственным языком (Казахстан, Киргизия, Белоруссия), так и языком межнационального общения (Таджикистан), будет доказательством ориентирования сайта на российских потребителей.

Принимая во внимание негативные последствия широкого толкования направленной деятельности, которые в условиях цифровых реалий могут выразиться как в "эффекте мультиправа" (применение многочисленных коллизионных защитных механизмов, предусмотренных иностранным правом страны места жительства потребителя), так и в "эффекте мультиюрисдикции" (возможность проведения судебного производства в отношении предпринимателя в судах нескольких иностранных государств места жительства потребителя), указанный подход к определению направленной деятельности посредством простого ориентирования сайта на потребителей РФ представляется неоправданно широким и нуждающимся в дополнительной конкретизации. Как представляется, использование русского языка и российской валюты в большей степени относится к дополнительным, факультативным факторам, которые должны быть оценены в совокупности с иными квалифицирующими признаками, свидетельствующими о целенаправленном ориентировании сайта на российских потребителей, как, например, информация на сайте о способах и цене доставки товаров в РФ.

В отличие от европейского права, в рамках которого отмечена необходимость согласованной интерпретации критерия направленной деятельности в Регламентах "Рим I" и "Брюссель I bis" (п. 24 Регламента "Рим I"), в России механизм предоставления защитной юрисдикции потребителю выражен в иной конструкции, а именно в виде основания установления юрисдикции российских судов в отношении споров с участием иностранных лиц, если имеет место "распространение рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории РФ". Указанное основание установления юрисдикции российского суда, введенное в п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ в 2015 г., дополнило традиционное правило юрисдикции по месту нахождения имущества ответчика на территории РФ.

Как представляется, конвергированный подход в праве ЕС к толкованию направленной деятельности, как в целях коллизионного регулирования потребительских отношений, так и в целях установления международной судебной юрисдикции, представляется спорным по следующим причинам. Единство цели защиты прав потребителей в коллизионной и юрисдикционной сферах вряд ли может быть достигнуто абсолютно аутентичными средствами, принимая во внимание, что рассмотрение спора в стране места жительства потребителя предоставляет ему гораздо большие гарантии правовой защиты, нежели применение права страны места жительства потребителя или императивных норм права, которое при отсутствии соглашения сторон подлежало бы применению к соответствующим потребительским отношениям. Установление юрисдикции иностранного по отношению к потребителю суда помимо неудобств, связанных с неосведомленностью об особенностях и специфике иностранного процесса, также может влечь для потребителя дополнительные материальные и  затраты. Даже в случае обоснования юрисдикции суда места жительства потребителя, но при невозможности предоставления защитных коллизионных механизмов потребителю (в силу, например, возможного ориентирования направленной деятельности предпринимателя на страну места жительства потребителя, но при отсутствии доказанности факта заключения договора в результате такой деятельности) применение иностранного права к потребительским отношениям, с учетом его возможной коррекции отечественными нормами непосредственного применения, для потребителя не может быть столь неблагоприятным, как рассмотрение дела в иностранном суде. Кроме того, неоднозначен вопрос квалификации данных отношений в качестве потребительских, которая будет осуществляться по праву страны соответствующего суда. Так, например, в соответствии со ст. 1 Закона о защите прав потребителей Австрии[13] предусмотрен негативный подход к определению понятия "потребитель", в рамках которого предусматривается, что потребитель не должен иметь статуса предпринимателя, а также осуществлять экономическую деятельность, носящую долгосрочный, организованный, самостоятельный характер. Признак отсутствия профессиональной заинтересованности потребителя предполагает, что даже потенциальная возможность извлечения прибыли сама по себе не является основанием для исключения договора из числа потребительских. Расширительное понимание потребителя, предусмотренное в ст. 1(3) Закона о защите прав потребителей Австрии, позволяет включать в данное определение и физическое лицо, заключающее контракт в начале предпринимательской деятельности. Соответственно, австрийское понимание потребителя является более широким и не совпадает с понятием потребителя, предусмотренным в ст. 17 Регламента "Брюссель I bis", где под потребителем понимается физическое лицо, которое заключает договор для целей, которые не связаны с осуществлением предпринимательской или иной профессиональной деятельности.

Предоставление  гарантий правовой защиты потребителю в юрисдикционной сфере, как представляется, обусловливает необходимость формулирования дифференцированных подходов к определению "направленной деятельности" в целях решения вопросов о международной судебной юрисдикции и поиска применимого к потребительским отношениям права. В этой связи может показаться оправданным, что в российском праве, в отличие от европейского, использованы различные критерии, обусловливающие применение юрисдикционных и коллизионных механизмов защиты.

Основание установления международной судебной юрисдикции в виде распространения рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории РФ, предусмотренного в п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ, не тождественно критерию "направленной деятельности", хотя и представляет собой достаточно значимую составляющую направленной деятельности предпринимателя. Следует отметить, что если в Регламенте "Брюссель I bis" речь идет о деятельности, направленной на место жительства (домициль) потребителя (п. 1(c) ст. 17), то в п. 2 ч. 3 ст. 402 ГК РФ говорится обо всех потребителях, находящихся на территории РФ. Таким образом, может быть обоснована юрисдикция российского суда и в отношении иностранного потребителя, временно находящегося на территории РФ, при условии доказанности распространения ответчиком рекламы в сети Интернет, ориентированной на данного потребителя. При этом, в отличие от Регламента "Брюссель I bis", необходимость установления факта последующего заключения договора, связанного с такой профессиональной деятельностью, в российском праве не предусмотрена[14].

В российской судебной практике на сегодняшний день пока еще не выработано конкретизирующих условий проявления основания международной юрисдикции в виде рекламы в сети Интернет, направленной на потребителя, находящегося на территории РФ, как это имеет место в отношении критерия "направленной деятельности", осуществляемой в сети Интернет, в европейском праве. В этой связи можно заключить, что, хотя п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ и говорит о частном случае направленной деятельности — рекламе, основание международной судебной юрисдикции, предусмотренное в п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ, свидетельствует о его более широком объеме по сравнению с критерием направленной деятельности, с учетом тех уточняющих характеристик, которые даны в ЕС. Так, буквальное толкование российского юрисдикционного критерия "распространение рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей", в большей степени обнаруживает его статичные, а не динамичные признаки, поскольку направленность рекламы на сайте ориентирована на оценку характера сайта, а не тех последствий, которые имеют место в результате функционирования данного сайта.

Таким образом, можно заключить, что указанное основание международной судебной юрисдикции можно признать несколько "пропотребительским". Данный факт позволяет усмотреть несоответствие функциональному назначению данного основания международной судебной юрисдикции, а именно обеспечению защитных механизмов как в отношении потребителя от неблагоприятной для него судебной юрисдикции того или иного государства, так и профессиональной стороны, которая, осуществляя бизнес в цифровом пространстве, должна разумно предвидеть возможность установления судебной юрисдикции государства места жительства потребителя. Отсутствие сбалансированного подхода защиты прав и интересов потребителя и профессиональной стороны не способствует созданию благоприятных факторов для развития электронного бизнеса и обеспечению условий равного доступа потребителей и предпринимателей к международным торговым площадкам.

В этой связи при оценке основания "распространение рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей" было бы целесообразно руководствоваться вышеуказанными концепциями, сформулированными в праве ЕС, в рамках которых считается, что факт доступности контента не является достаточным основанием для установления юрисдикции суда места жительства потребителя. В то же время при толковании содержания указанного основания подсудности — рекламы в сети Интернет, направленной на потребителя, находящегося в РФ, — следует воздержаться от предложений безоговорочного учета европейского подхода при разработке норм международной подсудности споров из договоров с участием потребителя[15], в частности деления сайтов на категории интерактивных и пассивных. Так, например, заслуживает поддержи позиция авторов, которые признают не вполне точным подход, в рамках которого защитная юрисдикция предоставляется только в отношении интерактивных сайтов, тогда как пассивные сайты, которые не способствуют заключению дистанционных договоров, не предоставляют потребителю защитной юрисдикции в силу лишь своей доступности потребителю. По мнению авторов, поскольку пассивный веб-сайт, представляющий только рекламные объявления, может инициировать покупателя к заключению договора, а интерактивный или активный сайт не во всех случаях оказывает реальное влияние на решение потребителя о покупке, необходимо руководствоваться оценкой не характера сайта (пассивный, активный, интерактивный), а теми последствиями, которые порождает функционирование данного сайта[16].

Здесь следует отметить, что в российской судебной практике уже имеют место дела, в которых судьи при оценке предусмотренного п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ ориентирования рекламы на потребителя руководствуются не столько характером сайта (интерактивный, пассивный), сколько эффектом, который обусловливает функционирование сайта. Так, в деле, рассмотренном Президиумом Московского городского суда от 21 августа 2018 г., факт направленной на территорию РФ рекламы в сети Интернет был доказан тем, что в РФ имело место как заключение, так и преимущественное исполнение договора сторонами по сети Интернет (материальный носитель лицензионной компьютерной игры Counter-Strike был приобретен по адресу потребителя; лицензионное соглашение на пользование игрой было акцептовано по адресу потребителя; неисключительные права на личное пользование компьютерной игрой приобретено также по адресу потребителя; использование прав, а именно, запуск программы компьютерной игры, в том числе в сети Интернет, производилось посредством получения услуг по адресу потребителя)[17].

Представляется обоснованным толкование содержания критерия направленности рекламы на потребителя с учетом фактических последствий, производимых функционированием данного сайта, а не только обозначенных намерений профессиональной стороны воздействовать на рынок потребителя. Оценка направленной рекламы на потребителя в сети Интернет должна исходить не из декларативного содержательного наполнения сайта, свидетельствующего об ориентировании профессиональной стороны на заключение трансграничных потребительских контрактов, а из "принципа эффекта", выраженного в реальном фактическом взаимодействии потребителя и предпринимателя, которое может также выражаться в факте заключения договора между потребителем и профессиональной стороной в результате такого рода ориентированной рекламы.

При толковании критерия направленной на территорию РФ рекламы следует также учесть выработанный судом Европейского союза подход, свидетельствующий об ориентировании целенаправленной деятельности не столько на конкретное государство, сколько на территории неопределенных государств, т.е. осуществление международной деятельности (намерение профессиональной стороны на заключение трансграничных потребительских контрактов; использование доменного имени верхнего уровня, отличного от национального домена соответствующего государства места нахождения профессиональной стороны; демонстрация клиентуры, состоящей из потребителей, проживающих в различных государствах; обозначение маршрута к месту нахождения профессиональной стороны с территории других государств; и т.п.). Юрисдикция российского суда может быть также установлена, если ответчик осуществляет не адресное направление рекламы на территорию РФ, а ведет деятельность, открытую для заключения международных потребительских контрактов, которая ориентирована не столько специально на РФ, а на РФ в том числе.

При конкретизации основания, предусмотренного в п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ — "распространение рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей", А.И. Савельев придерживается широкого подхода, предлагая включать в данное основание распространение рекламы на русском языке и (или) на веб-сайтах рунета[18]. Узкий подход имеет место в доктрине при толковании понятия "направленной деятельности", предусмотренного в ст. 1212 ГК РФ, в целях установления специальных коллизионных механизмов защиты потребителей. Так, авторами комментария к Гражданскому кодексу РФ среди прочего предложен такой критерий, как "наличие сайта в сети Интернет в национальной доменной зоне страны места жительства потребителя"[19].

Как представляется, подход включения в содержание направленной деятельности факта осуществления деятельности в доменной зоне ".ru", который является доменом верхнего уровня для РФ, в целях предоставления специального коллизионного регулирования способен как необоснованно ограничивать потребителя, так и необоснованно расширять основания предоставления специальных средств защиты потребителю. Ограничение в средствах защиты может иметь место, если направленная на отечественного потребителя деятельность иностранных предпринимателей осуществляется на сайтах, размещенных в иностранных доменных зонах (.uk, .ua, .kz и т.п.) и в функциональных доменных зонах (.com, .org и т.п.). О расширении средств защиты в сфере коллизионного регулирования может свидетельствовать то, что сам факт размещения в российской доменной зоне не во всех случаях свидетельствует о фактических последствиях, производимых функционированием данного сайта. Как представляется, только лишь обозначенные намерения профессиональной стороны не всегда воздействуют на рынок потребителя. Таким образом, о направленной деятельности профессиональной стороны может свидетельствовать любой интернет-сайт вне зависимости от его принадлежности к национальной или иностранной доменной зоне, если содержание данного сайта направлено на страну потребителя.

Что касается юрисдикционного основания — "распространения рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории РФ", предусмотренного в п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ, то здесь представляется излишним включение в его содержание такого критерия, как размещение рекламы в национальной доменной зоне. Факт размещения рекламы или осуществления той или иной деятельности в национальной доменной зоне должен сам по себе быть самостоятельным критерием установления юрисдикции российских судов, принимая во внимание подход, отраженный в Указе Президента РФ N 646 "Об утверждении Доктрины информационной безопасности РФ" в 2016 г. Определение информационной инфраструктуры РФ, предусмотренное в данном Указе, фактически придало территориальное значение совокупности объектов информатизации, информационных систем, сайтов в сети Интернет и сетей связи. Так, под информационной инфраструктурой РФ понимается совокупность объектов информатизации, информационных систем, сайтов в сети Интернет и сетей связи, расположенных на территории РФ, а также на территориях, находящихся под юрисдикцией РФ или используемых на основании международных договоров РФ. Таким образом, исходя из определения информационной инфраструктуры РФ в отношении национальной доменной зоны верхнего уровня, устанавливается юрисдикция той страны, в отношении которой данная доменная зона закреплена. Распространение юрисдикции РФ в отношении национальной доменной зоны в определенной степени требует и формулирования самостоятельного критерия установления международной судебной юрисдикции. Как представляется, территориальное значение, которое придается факту места нахождения или места жительства ответчика, может также придаваться и информационной инфраструктуре РФ. В этой связи суды РФ должны быть компетентны как при рассмотрении дел с участием иностранных лиц судами РФ, если организация-ответчик находится на территории РФ или гражданин-ответчик имеет место жительства в РФ, так и дел с участием иностранных лиц, если ответчик осуществляет деятельность в национальной доменной зоне. При этом факт осуществления направленной деятельности или распространения рекламы должен быть иррелевантным.

В этой связи п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК в большей степени должен быть ориентирован на установление международной судебной юрисдикции не столько в отношении деятельности ответчика в рамках национальной доменной зоны .ru, .рф, находящейся под юрисдикцией РФ, сколько в отношении распространения рекламы или в функциональных доменных зонах, или национальных доменных зонах иностранного государства, где имеет место деятельность, направленная на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории РФ. Тогда как осуществление деятельности в национальной доменной зоне должно являться самостоятельным критерием установления юрисдикции российских судов.

Похожим образом было осуществлено решение вопроса о международной судебной юрисдикции при рассмотрении дела в отношении иностранного ответчика — компании Booking.com.B.V. местом нахождения которой является Королевство Нидерландов. Истец посредством использования веб-сайта www.Booking.com, принадлежащей иностранной компании Booking.com.B.V. произвел онлайн бронирование и оплату апартаментов, однако ответчик отменил бронь и отказал в предоставлении услуги проживания, чем нарушил права истца, как потребителя. Поскольку компания Booking.com.B.V. распространяла рекламу о предоставляемых ею услугах (онлайн-бронирование отелей, апартаментов, автомобилей, авиа-билетов, ресторанов) в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленную на привлечение внимания потребителей, суд посчитал, что данные обстоятельства имеют существенное значение для решения вопроса о возможности рассмотрения дела в суде РФ с учетом п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ[20].

Заключение

При сходстве подходов коллизионного регулирования потребительских отношений в РФ и ЕС, определенные отличия можно усмотреть в предоставлении потребителям защитной юрисдикции. Если в рамках европейского подхода критерий направленной деятельности закреплен, как в отношении коллизионного регулирования, так и в сфере установления международной судебной юрисдикции, то в российском праве данный критерий обусловливает применение защитного механизма только в сфере коллизионного регулирования потребительских отношений. Предоставление потребителю защитной юрисдикции выражено в виде дополнительного основания установления юрисдикции российских судов в отношении споров с участием иностранных лиц, если имеет место "распространение рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей, находящихся на территории РФ" (п. 2 ч. 3 ст. 402 ГПК РФ).

С одной стороны, подобный подход, в рамках которого критерии, обусловливающие применение защитных механизмов в коллизионной и юрисдикционной сферах, терминологически обозначены по-разному, представляется более целесообразным, принимая во внимание необходимость дифференцированного содержательного наполнения данных критериев для каждой из областей в отдельности (коллизионной и юрисдикционной). С другой стороны, отсутствие ряда дополнительных конкретизирующих факторов проявления основания "распространение рекламы в информационно-телекоммуникационной сети Интернет, направленной на привлечение внимания потребителей", обусловливает уязвимость позиции предпринимателя, который при отсутствии разумного предвидения установления судебной юрисдикции потребителя может быть привлечен в суд потребителя лишь на основании доступности ресурса, размещенного в сети Интернет. В этой связи при решении вопроса об установлении юрисдикции российского суда на основании направленной на потребителя РФ рекламы целесообразно руководствоваться не статичными, а динамичными свойствами сайта, которые позволяют оценить не столько его характер (активный, пассивный), сколько последствия, имеющие место в результате его функционирования. Среди прочих указанные последствия могут быть выражены в факте заключения договора между потребителем и профессиональной стороной в результате такого рода ориентированной рекламы.

Что касается размещения рекламы или осуществления той или иной деятельности в национальной доменной зоне, то это само по себе должно быть самостоятельным критерием установления юрисдикции российских судов, принимая во внимание подход, отраженный в Указе Президента РФ N 646 "Об утверждении Доктрины информационной безопасности РФ" в 2016 г. Определение информационной инфраструктуры РФ, предусмотренное в данном Указе, фактически придало территориальное значение совокупности объектов информатизации, информационных систем, сайтов в сети Интернет и сетей связи. Так, под информационной инфраструктурой РФ понимается совокупность объектов информатизации, информационных систем, сайтов в сети Интернет и сетей связи, расположенных на территории РФ, а также на территориях, находящихся под юрисдикцией РФ или используемых на основании международных договоров РФ. Таким образом, исходя из определения информационной инфраструктуры РФ в отношении национальной доменной зоны верхнего уровня, устанавливается юрисдикция той страны, в отношении которой данная доменная зона закреплена. Распространение юрисдикции РФ в отношении национальной доменной зоны в определенной степени требует и формулирования самостоятельного критерия установления международной судебной юрисдикции. Как представляется, территориальное значение, которое придается факту места нахождения или места жительства ответчика, может также придаваться и информационной инфраструктуре РФ. В этой связи суды РФ должны быть компетентны при рассмотрении дел с участием иностранных лиц: а) если организация-ответчик находится на территории РФ или гражданин-ответчик имеет место жительства в РФ; и б) если ответчик осуществляет деятельность в национальной доменной зоне. При этом факт осуществления направленной деятельности или распространения рекламы должен быть иррелевантным.

Библиография

1. Абрамова Е.Н., Аверченко Н.Н., Грачев В.В. [и др.]. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть третья: Учебно-практический комментарий / Под ред. д. ю. н., проф. А.П. Сергеева. М.: Проспект, 2016.

2. Резник Р.С. Международная подсудность споров из договоров с участием потребителя // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2015. N 4. С. 165 — 173.

3. Савельев А.И. Электронная коммерция в России и за рубежом: правовое регулирование. М.: Статут, 2016.

4. Beek M., D'Aubrey M., Garzaniti J. Consumer disputes in a cross border e-commerce context // URL: http://www.ejtn.eu/PageFiles/14777/Written%20paper_Belgium.pdf (дата обращения: 11.09.2019).

5. Gillies L.E. Electronic commerce and International Private Law. Ashgate, UK, 2008.

6. Farah Y. Allocation of jurisdiction and the internet in EU law // European Law Abstract. 2008. Vol. 33. Pp. 257 — 270.

7. Lazic V. Procedural Justice for "Weaker Parties" in Cross-Border Litigation under the EU Regulatory Scheme // Utrecht Law Abstract. 2014. Vol. 10 (4). Pp. 100 — 117.

8. Tang Z.S. Consumer contracts and the Internet in EU private international law // Research Handbook on EU Internet Law / A. Savin, J. Trzaskowski (ed). Cheltenham: Edward Elgar, 2014. Pp. 254 — 284.

Рекомендуется Вам: