ЮрФак: изучение права онлайн

Свобода слова (свободное выражение мнений) в интернет-пространстве: конституционный объем и пределы, особенности реализации

Автор: Червонюк В.И.

В отличие от большинства конституционных прав и свобод, юридическая конструкция свободы слова, ее конституционный смысл сохраняют известную неопределенность. В компетентной отечественной литературе вполне оправдана полемика относительно квалификации свободы слова в качестве естественного права, отнесения свободы слова к гражданским (личным) или политическим (либо к тем и другим). Может быть, по этой причине как гуманитарная часть международного права, так и иностранное конституционное право относятся сдержанно к институционализации свободы слова, предпочитая юридическое признание близких ей по смыслу феноменов (свобода выражения мнений, свобода мысли и др.). Устранение отмеченной неопределенности принципиально важно, поскольку с этим связан целый ряд вопросов в доктрине и практике современного конституционализма: о месте свободы слова в конституционной системе прав и свобод, ее связи с фундаментальными правами и свободами, формулировании в актах федерального органа конституционного контроля на основе сложившегося общенационального консенсуса баланса между свободой слова и иными фундаментальными правами и свободами (или, что то же самое, определение иерархии свободы слова в системе конституционных ценностей); уяснение ее (свободы слова) конституционного объема, правовых пределов и соответственно оснований правомерного ограничения, границ и сфер распространения в конституционном пространстве, осмысление связанной с этим проблемы злоупотребления свободой слова в различных сегментах конституционной действительности, включая интернет-пространство[1].

Конституционный смысл свободы слова. Несмотря на то обстоятельство, что свобода слова может быть выражена в интеракциях с другими людьми, истоки свободы находятся в дарованной от природы человеку свободе — возможности делать все то, что не причиняет вреда другим. В указанном, конституционном, смысле свобода слова является естественным (личным) правом человека, предполагает для ее носителя (каждого) возможность свободно выражать свое мнение, которая в исключительных случаях и в соответствии с конституционно определенными основаниями может быть ограничена федеральным законом. В этой связи распространенный в отечественной литературе взгляд относительно того, что свобода является исключительно свободой политической, в связи с чем предполагает возможность выражения мнения в строго определенных государством пределах, соответственно реализуясь совместно с иными политическими правами и свободами, представляется ошибочным и не соответствующим стандартам гуманитарного права, сформировавшимся подходам к пониманию природы конституционных ценностей. То обстоятельство, что свобода слова реализуется в том числе и в сфере властеотношений, не отменяет ее естественно-правового происхождения (точно так же, как естественно-правовое происхождение права собственности не исключает его экономической сущности).

Конституционная цель свободы слова — реально существующая (а не только формально-юридически продекларированная) возможность ее носителя (отдельного индивида, коллектива, общности людей безотносительно принадлежности их к гражданству страны проживания (пребывания)) свободно выражать свои мнения, взгляды, при этом не входя в конфликт с иными носителями прав и свобод. С учетом отмеченного, несколько отступая от методологических строгостей, концепт свободы слова представляется целесообразным интерпретировать в значении международно признанного, официально закрепленного в законодательстве (или иным образом признанного во внутригосударственном праве) практически всех современных государств свободного (или свободы) выражения мнений. Такой подход к пониманию свободы слова позволяет одновременно: а) соотнести положения ч. 1 ст. 29 Конституции РФ с фундаментальными универсальными правовыми актами в области прав человека. Тем самым публикации, к примеру в Интернете, подпадают под общие принципы, сформулированные в практике ЕСПЧ в отношении свободы выражения мнения в печатных СМИ; б) точнее отобразить юридическое содержание свободы слова, ориентируя правоприменительные органы страны (в особенности суды) адаптировать складывающуюся в данной сфере практику применения положений ст. 29 Конституции РФ применительно как к накопленному конституционному опыту наднациональных органов, так и в допустимых пределах в судебной практике иностранных государств с устоявшимися конституционными традициями. Так, закрепленная в ст. 10 Конвенции свобода выражения мнения в практике ЕСПЧ персонифицируется с тремя правомочиями: (1) свободой иметь мнение; (2) свободой (правом) получать информацию; (3) свободой (правом) распространять информацию. Принципиально значимы правовые позиции ЕСПЧ относительно пределов свободного выражения мнений (свободы слова), оснований и принципов ограничения данной свободы.

Особенности реализации свободы слова в глобальной сети Интернет и пределы ее распространения. Оценка своеобразия реализации свободы слова обусловлена уникальными характеристиками Сети:

во-первых, спецификой субъектов интернет-связей, включающей их анонимность, позволяющую пользователям общаться в обезличенной форме и в значительной мере предоопределять характер правового воздействия в интернет-пространстве;

во-вторых, информационное взаимодействие в сети Интернет может реализовываться как через виртуальные версии классических средств массовой информации, так и через такие ресурсы, как блоги, чаты, форумы, социальные сети и т.д. При этом сетевые издания, подпадающие под квалификацию средств массовой информации, сохраняют добровольность регистрации интернет-ресурсов в качестве таковых (средств массовой информации);

в-третьих, трансграничный характер сети Интернет, представляющей собой особую сферу действия права, принципиально отличающуюся в том числе юрисдикцией государства в отношении возможности урегулирования разнообразных интернет-связей, взаимодействующих тем или иным образом в Сети субъектов. Сфера применения российских законов обычно ограничивается территориальными пределами страны. Отсюда вопрос о том, какое законодательство должно быть применено при распространении российским гражданином информации на сайте, расположенном на сервере другого государства, остается открытым. Таким образом, остающийся актуальным при оценке действия законодательства вопрос о территории государства в рассматриваемой ситуации не решает проблемы. Хотя, конечно, судебная и правоприменительная практика связаны действием принципа национальной принадлежности сайта (т.е. юрисдикция государства распространяется на сайты, имеющие адреса, соответствующие адресному пространству России в сети Интернет). В этом смысле с развитием глобальной Сети понятие территории, не утрачивая своего методологического значения в механизме правовой регуляции, уступает место более общему понятию — пространства;

в-четвертых, при оценке регулирующего воздействия в Сети (Интернете) принципиально важно учитывать происходящие трансформации в ней. В отличие от начального этапа развития Сети, характеризовавшегося обеспечением доступа к информации (его обозначение Web 1.0), последующих этапов, соответственно Web 2.0 (вовлечение пользователей в формирование контента) и Web 3.0 (эпоха социальных сетей и мессенджеров), современный, новейший этап связан с тенденцией подключения к Сети не только огромного количества людей, но и иных устройств (интернет-вещей — Internet of Things), а также развитием технологий виртуальной или "дополненной" реальности (Virtual Reality — VR, Augmented Reality-AR). Как отмечается в экспертном сообществе, указанные технологии качественно влияют на реализацию и возможность нарушения фундаментальных прав человека. Компетентная литература исходит из того, что в новейших условиях значительную часть контента в Интернете составляет "пользовательский" контент, что предопределяет необходимость радикального пересмотра существовавших в эпоху "статического" Интернета подходов к правовому регулированию, включая адресное применение принудительно-охранительного потенциала, в том числе установление ответственности в интернет-среде.

Реализация свободы слова в Сети подвержена действию целого ряда иных факторов, которые определяют объем ее распространения в интернет-пространстве, способы реализации и др. В частности, таковыми факторами могут являться: гражданство (подданство) пользователя, место (страна) выхода в сеть Интернет, место (страна) регистрации сайта, национальный домен сайта и др.

Пределы свободы слова (свободного выражения мнений). С естественно-правовой сущностью свободы слова имплицитно связаны ее конституционный (нормативно-правовой) объем, пределы и сферы распространения, а равно пределы (мера) законодательствования и правоприменения, юрисдикция судебных и правоохранительных органов. Несоблюдение этой меры структурами властвования сопряжено с неконституционностью действий и решений публичных властей и публичных должностных лиц, умалением конституционно признанной и гарантированной свободы слова (свободного выражения мнения). В то же время свободе слова не следует придавать абсолютный характер. Ее конституционный объем и пределы реализации предопределены закономерно присущей ей связью с иными фундаментальными правами и свободами. Предусмотренные ч. 2 ст. 29 Конституции РФ специальные пределы реализации свободы слова рассматриваются в системной взаимосвязи с общими пределами реализации прав и свобод, установленных ч. 3 ст. 17 Основного Закона страны. Федеральным законом от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и защите информации" в качестве одного из главных принципов правового регулирования отношений в сфере информации, информационных технологий и защиты информации установлен запрет злоупотребления свободой слова (ст. 10.2)[2].

Анализ практики ЕСПЧ, Конституционного Суда РФ указывает, в частности, на типичные случаи коллизий в реализации свободы слова. В частности, под охрану не подпадают мнения, которые ведут к разрушению прав и свобод, закрепленных в Конвенции о защите прав человека и основных свобод[3], свобода слова не может быть использована для распространения лжи, а также диффамации, различных проявлений кибербуллинга, реализуя право на свободу слова, ее носитель не может нарушать права других людей, в частности, в области защиты чести и достоинства, репутации, а также неприкосновенности личной жизни; конституционно предусмотренная свобода слова несовместима с непристойными выражениями, ненормативной лексикой и циничным, противоречащим нормам морали обращением к человеку, унижающим его достоинство.

Существующие способы воспрепятствования злоупотреблению свободой слова в Сети не только общеизвестны, но и в принципе типичны для многих стран: блокирование сайтов; фильтрация и классификация веб-сайтов; отслеживание активности интернет-пользователей (перлюстрация сообщений); контроль над пользователями Интернета (введение авторизации пользователей, контроль за IT-оборудованием)[4]. Это также создание единого реестра "достоверных сайтов", позволяющего существенно снизить риск фальсификации информации[5]; создание системы мониторинга недостоверной информации и эффективное ее пресечение. Сюда же можно отнести "право на забвение", применение которого в том числе предусмотрено действующим Федеральным законом от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации" (в ред. Федерального закона от 13.07.2015 N 264-ФЗ) (ст. 10.3) и др.

В то же время применение охранительно-принудительного инструментария в отношении свободы имеет свои пределы. Имплицитно присущая свободе слова связь с фундаментальными основными правами и свободами указывает на то, что поиск баланса между этими правами представляет известную сложность, решается главным образом не законодательно, а судебным или иным юрисдикционным органом. Как это следует из решений Конституционного Суда РФ, на суды общей юрисдикции возложена общая обязанность обеспечить должное равновесие между осуществлением конституционной свободы слова и защитой нравственности, прав и законных интересов других лиц[6]. При том, что страноведческий контекст применения национальными судами законодательства о применении норм, связанных с защитой свободы слова (свободного выражения мнений), имеет страноведческие особенности, в практике наднациональных судов, в частности ЕСПЧ, сформировался подход, согласно которому свобода выражения мнения имеет очень высокую степень защиты, и даже использование грубых речевых оборотов, порой граничащих с вульгарностью, не влечет понижения этой степени защиты. ЕСПЧ в своих решениях неизменно обращает внимание, что вмешательство в сферу свободы слова должно быть необходимым в демократическом обществе, ввиду чего в каждом конкретном деле определяет соразмерность ограничения данной свободы преследуемой законной цели[7].

Эта же осторожность (конституционность) требуется не только от национальных публичных властей, но и в получающих все большее распространение актах саморегуляции. Отсюда выводу о том, что "модерация (премодерация) не является цензурой, поскольку не соответствует определению цензуры, предусмотренному статьей 3 Закона Российской Федерации "О средствах массовой информации" (А.А. Щербович), нельзя придавать универсальное значение. Равным образом нельзя однозначно оценивать предложения о "возложении контрольных полномочий на информационных посредников путем законодательного закрепления за российскими интернет-провайдерами статуса агентов по надзору за соблюдением интеллектуальных прав в сети Интернет…" (Т.В. Васильева). Не следует игнорировать то обстоятельство, что в своей практике ЕСПЧ, напротив, исходит из того, что премодерирование не должно проводиться, поскольку оно серьезно угрожает свободе слова. Отсюда на национальных властях, в свою очередь, лежит задача обеспечивать ее защиту[8]. Одновременно следует принять во внимание и вывод Конституционного Суда РФ о том, что провайдеры должны нести ответственность за размещение пользователями ложной информации в сети Интернет[9].

Литература

1. Кобзева С.В. Обеспечение безопасного доступа к Интернету: обзор мирового опыта / С.В. Кобзева // Информационное право. 2008. N 4. С. 37 — 40.

2. Соболева А.К. Развитие практики о свободе выражения мнения в решениях Европейского суда / А.К. Соболева // Прецеденты Европейского суда по правам человека. 2016. N 12. С. 21 — 25.

3. Струков К.В. Контрольная деятельность Российского государства за информационными отношениями в сети Интернет / К.В. Струков // Журнал российского права. 2016. N 7. С. 104 — 111.

4. Червонюк В.И. Прикладная юриспруденция и прикладные методы исследования в юридических науках / В.И. Червонюк. Москва: Московский университет МВД России, 2017. 429 с.

5. Щербович А.А. Конституционные гарантии свободы слова в Интернете: Автореферат диссертации кандидата юридических наук / А.А. Щербович. Москва, 2011. 27 с.

6. Юркина Е.Е. Европейская конвенция о защите прав человека и Интернет / Е.Е. Юркина // Прецеденты Европейского суда по правам человека. 2018. N 1 (49). С. 16 — 29.

 


[1] Можно сказать, что проблема реализации самых разнообразных прав в глобальной сети (Интернете) прочно вошла в юрисдикционную практику не только национальных, но и наднациональных судов. Так, анализ размещенного в 2016 г. на сайте Европейского суда информационно-тематического обзора "Новые технологии", содержащего обзор дел Европейского суда, указывает на то, что за период с 2005 по 2016 г. Судом рассмотрено: 21 дело, относящееся к сфере Интернета, 20 дел, относящихся к электронным базам данных, и 5 дел, касающихся электронной почты (см.: URL: http://www.echr.coe.int/Documents/FS_New_technologies_ENG.pdf). При этом систематика всех дел, связанных с Интернетом, может быть представлена следующим образом: (1) споры в отношении доменов; (2) блокировка сайтов; (3) ответственность порталов за комментарии и модерирование форумов; (4) личная жизнь в Интернете (контроль работодателем личной переписки на рабочем месте). См.: Юркина Е.Е. Европейская конвенция о защите прав человека и Интернет // Прецеденты Европейского суда по правам человека. 2018. N 1.

[2] Федеральный закон от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и защите информации" // СЗ РФ. 2006. N 31. Ст. 3448.

[3] Решение ЕСПЧ от 24 июня 2003 г. по делу "Гароди (Garaudi) против Франции" (жалоба N 65831/01) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2003. N 11.

[4] Кобзева С.В. Обеспечение безопасного доступа к Интернету: обзор мирового опыта // Информационное право. 2008. N 4. С. 37 — 40.

[5] Горев А.И., Горева Е.Г. Интернет — зона свободы слова или новая сфера правового регулирования // Научный вестник Омской академии МВД России. 2017. N 3 (66). С. 44.

[6] Определение Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2001 г. N 70-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Гребневой Ирины Георгиевны на нарушение ее конституционных прав статьей 158 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях" // Вестник Конституционного Суда РФ. 2001. N 4.

[7] См., напр.: Постановление ЕСПЧ от 22 февраля 2007 г. "Дело "Красуля (Krasulya) против Российской Федерации" (жалоба N 12365/03) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2008. N 7; Постановление ЕСПЧ от 21 июля 2005 г. "Дело "Гринберг (Grinberg) против Российской Федерации" (жалоба N 23472/03) // Бюллетень Европейского суда по правам человека. 2005. N 12; и др.

[8] Струков К.В. Контрольная деятельность Российского государства за информационными отношениями в сети Интернет // Журнал российского права. 2016. N 7.

[9] Постановление Конституционного Суда РФ от 9 июля 2013 г. N 18-П "По делу о проверке конституционности положений пунктов 1, 5 и 6 статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Е.В. Крылова" // Вестник Конституционного Суда РФ. 2013. N 6.


Рекомендуется Вам: