ЮрФак: изучение права онлайн

Правовые риски совершения сделок с объектами интеллектуальных прав на цифровых платформах

Авторы: Новоселова Л.А., Полежаев О.А.

Повсеместное внедрение новых цифровых технологий для целей совершения сделок в подавляющем большинстве случаев осуществлялось без необходимого юридического сопровождения и без обоснования правовых последствий использования новых технологий. Это значительно усложнило определение правового режима цифровых объектов, выявление пределов и сфер правового регулирования и т.д.

Остро проявились проблемы, связанные с оценкой достоверности сведений, содержащихся в распределенных реестрах, а также правового значения размещенной в них информации[1]. Под влиянием публикаций специалистов в области цифровых технологий сформировались представления, наделяющие технологии несвойственными им функциями обеспечения бесспорности и абсолютной достоверности сведении, содержащихся в системах блокчейн.

Недостаток подобной позиции заключается в освещении исключительно технической стороны вопроса без учета иных аспектов. Не вызывает сомнений, что сведения, содержащиеся в распределенном реестре, действительно носят объективный и точный характер, однако эти свойства обусловлены невозможностью или очень большой затруднительностью внесения несанкционированных изменений в данные или их фальсификации. Техническая достоверность сведений сама по себе не придает и не может придавать им свойство юридической достоверности, прежде всего потому, что сохраняется проблема обеспечения достоверности сведений при внесении их в системы учета с использованием различных современных технологий (например, блокчейна), а также проблема корректировки таких сведений при изменении внешних условий.

Технология распределенных реестров, в отличие от классических баз данных или реестров, наделяет субъектов не только доступом к содержащимся в них сведениям, но и возможностью самостоятельно вносить изменения в реестры и выполнять отдельные вычислительные процессы, обеспечивающие функционирование системы в целом.

Несмотря на все преимущества технологий распределенных реестров, сами по себе они неспособны в полном объеме решить многие актуальные юридические проблемы и коллизии, препятствующие развитию и упрочению гражданского оборота результатов интеллектуальной деятельности (далее — РИД).

Одним из главных рисков участников гражданского оборота является риск приобретения объекта у неуправомоченного отчуждателя. Его можно минимизировать в том числе за счет конструкции добросовестного приобретателя — лица, сделавшего все от него зависящее, чтобы убедиться в наличии у отчуждателя права на распоряжение объектом.

Однако возможности потенциальных приобретателей движимых вещей и значительного количества объектов исключительных прав для такой проверки изначально крайне ограниченны. Как следствие, для приобретателя бесспорное определение наличия правомочий у отчуждателя представляется затруднительным.

В целях исключения подобного положения и повышения прочности гражданского оборота в различных правопорядках обычно устанавливаются специальные правила, при соблюдении которых приобретатель должен считаться добросовестным, а право на спорный объект приобретается не на основании правопреемства, а в силу прямого указания закона[2].

По справедливому замечанию И.А. Покровского, в отношении движимых вещей все участники оборота должны полагаться на факт обладания вещью, в то время как в отношении вещей недвижимых все должны рассчитывать на запись в специальном реестре[3].

Применительно же к объектам исключительных прав законодатель вводит иные правила.

Согласно ст. 1257 Гражданского кодекса (ГК) РФ авторские права принадлежат лицу, творческим трудом которого они созданы; автором произведения предполагается лицо, указанное в качестве такового на оригинале произведения. Статья 1357 предусматривает, что право на получение патента первоначально принадлежит автору объекта патентного права, однако может быть передано в простой письменной форме, не позволяющей третьим лицам с достоверностью установить, кто является реальным правообладателем.

Таким образом, для движимых и недвижимых вещей современный правопорядок выработал достаточно надежные и устоявшиеся критерии, позволяющие с определенной степенью достоверности выявлять управомоченного субъекта, но в отношении объектов исключительных прав до сих пор существуют значительные препятствия, не позволяющие установить личность правообладателя без несения несоразмерных расходов.

Подобное положение вызвано уникальностью и нематериальной природой объектов исключительных прав, а также спецификой процесса их создания, представляющего собой воплощение творческого замысла автора.

Результаты творческой деятельности с неизбежностью несут в себе отпечаток уникальности личности автора[4]. Тем не менее во многих случаях подобные признаки являются не столь очевидными, и точно определить личность создателя объекта исключительных прав и, как следствие, его правообладателя часто очень сложно.

Наиболее распространенными объектами исключительных прав являются объекты авторского права, возникновение и передача которых не сопряжены с какими-либо актами удостоверения или регистрации, а имеющиеся инструменты предназначены скорее для административного учета отдельных видов произведений и основываются на положениях публичного права, не направленного на защиту частных интересов[5]. К отдельным объектам исключительных прав и средствам индивидуализации применяются требования о государственной регистрации, направленные на повышение формальной определенности, но часто не достигающие своей цели.

В отечественном правопорядке отсутствует юридический инструментарий, позволяющий участникам оборота с высокой долей достоверности определять надлежащих обладателей объектов исключительных прав.

Более того, остается дискуссионным вопрос о публичной достоверности сведений, содержащихся в государственных реестрах исключительных прав и средств индивидуализации. В связи с расширением оборота исключительных прав резко обозначились проблемы определения значения реестров объектов исключительных прав, правового режима содержащихся в них сведений, а также последствий использования или игнорирования подобных сведений, вне зависимости от личности держателя реестра.

Причиной этого стало отсутствие в науке права и правоприменительной практике единого, стройного и последовательного взгляда на категорию реестров в целом и их значение для участников гражданского оборота. Отношения по ведению и использованию реестров объектов исключительных прав являются одними из наименее изученных в отечественном правопорядке, поскольку до недавнего времени рынку объектов исключительных прав не уделялось должного внимания, а сами отношения не имели особого распространения.

Парадоксальность ситуации заключается в том, что одни и те же явления, в частности записи в реестре, обладающие свойством публичной достоверности, стали наделяться в судебной практике различными функциями, значениями и последствиями, что не способствует формальной определенности права. Так, Конституционный Суд (КС) РФ отметил, что акт государственной регистрации в отношении объектов исключительных прав может выполнять одновременно как правообразующую, так и правоудостоверяющую функцию[6].

Существующие проблемы затрагивают и частные реестры, так как цели и задачи последних схожи с целями и задачами публичных реестров.

Показательно, что в целях устранения существующих недостатков в регулировании порядка ведения реестра объектов исключительных прав КС РФ был вынужден опираться на подходы, сформированные применительно к реестру прав на недвижимое имущество как наиболее близкой правовой конструкции.

Подобное решение нельзя назвать однозначно положительным или, наоборот, отрицательным. С одной стороны, порядок и условия ведения реестра прав на недвижимое имущество характеризуются относительно высокой степенью доктринальной разработанности, а судебная практика нашла способы разрешения наиболее распространенных и неоднозначных проблем.

С другой стороны, порядок ведения реестра прав на недвижимое имущество формировался с учетом особенностей и объективной специфики отношений, связанных с оборотом недвижимого имущества. В таких отношениях происходит преломление самого разнообразного спектра частных и публичных интересов, зачастую носящих взаимоисключающий характер. Прямой перенос практики, сформировавшейся при ведении реестра прав на недвижимое имущество, на объекты исключительных прав, без учета особенностей последних, представляется крайне нежелательным.

Частные реестры объектов исключительных прав нередко позиционируют себя в качестве ресурсов, содержащих достоверные публичные сведения[7], что способно сформировать в сознании участников оборота представления о наличии свойства, сходного со свойством публичной достоверности, присущим специальным реестрам.

Это может повлечь ситуации, при которых участники оборота, полагаясь на заверения оператора платформы и выявив интересующие их сведения, не предпримут иных мер, направленных на удостоверение нужной им информации и установление личности правообладателя. Как следствие, возникает риск признания третьих лиц, полностью полагавшихся на достоверность сведений, содержащихся в частном реестре, недобросовестными приобретателями.

Свойство публичной достоверности является особым юридическим положением, при котором все участники оборота управомочены, а иногда и обязаны полагаться на сведения, предоставленные компетентным субъектом[8], в качестве которого могут выступать как органы государственной власти, так и частные лица (нотариусы и т.д.).

Юридическое содержание подобного заверения заключается в том, что сведения, внесенные в реестр, полностью соответствуют реальному положению вещей, носят бесспорный, достоверный и актуальный характер, а, самое главное, все участники оборота, полагавшиеся на достоверность таких сведений, должны считаться добросовестными и не могут нести негативных правовых последствий, связанных с отсутствием имеющих юридическое значение сведений.

Реестр должен обеспечивать формирование в сознании третьего лица комплексного представления о свойствах и особенностях приобретаемого объекта, а также исключать возможность образования порока связи между волей и волеизъявлением.

С учетом особенностей объектов исключительных прав записи в реестре, обладающие свойством публичной достоверности, должны:

— бесспорно свидетельствовать о правообъектности явления (признании в качестве объекта исключительных прав, удовлетворяющего всем критериям охраноспособности, предъявляемым к подобным объектам);

— всесторонне раскрывать содержание права обладателя;

— описывать не следующие из закона пределы и ограничения осуществления права;

— указывать на лицо, считающееся правообладателем.

Реестр прав на недвижимое имущество изначально формировался для фиксации и передачи прав, а не самих объектов права, так как существование недвижимого имущества и его правообъектность представляют собой объективно существующее явление, а учет и правовая охрана недвижимости связаны исключительно с фактом наличия последней[9].

Формирование реестров исключительных прав преследовало принципиально иные цели, важнейшей из которых являлась фиксация объекта права для монополизации связанных с ним отношений. Нематериальная природа объектов исключительных прав и доминирование творческого начала в деятельности по их созданию вынудили законодателей отказаться от регулирования отношений, связанных с объектами исключительных прав, посредством положений вещного права.

Придание объекту правового режима вещи или объекта вещных прав основано на его соответствии крайне простым и очевидным требованиям: наличию материального (физического) субстрата и возможности установления над ним юридического и физического господства[10]. Возникновение объектов исключительных прав обусловлено не только фактом придания РИД объективной формы, доступной для восприятия органами чувств, но и соблюдением особых юридических требований проверки соответствия объекта критериям охраноспособности. Внесение объекта исключительных прав в реестр исторически строилось не только на необходимости информировать третьих лиц о личности обладателя, но скорее на удостоверении факта существования объекта права в принципе[11].

Такой подход был возможным, поскольку ранее в обществе не имелось иных достаточно надежных и безопасных (с позиции гражданского оборота) способов удостоверить свойство быть объектом права для явлений в сфере творческой деятельности человека. В результате государство было вынуждено исполнять несвойственные ему функции по удостоверению объектов гражданских прав.

Появление реестров объектов исключительных прав может быть объяснено и особенностями психологического восприятия юридических реалий в прошлом. Так, К.В. Скловский обоснованно отмечал, что высокая степень абстракции и использования фикций присуща современному праву, в то время как ранее существовавшее право было вынуждено наделять юридические категории материальным воплощением, в целях наилучшего восприятия их третьими лицами[12].

Таким образом, реестры исключительных прав не столько выполняли функцию удостоверения права, как реестры недвижимого имущества, сколько служили для фиксации возникновения права на результаты творческой деятельности по итогам проверки последних государством на предмет соответствия критериям охраноспособности.

Придание сведениям, содержащимся в реестре, свойства публичной достоверности в отечественной правовой традиции сопряжено исключительно с властным распоряжением. Наиболее показательным примером являются ч. 2 — 5 ст. 1 Закона о регистрации недвижимости[13], в которых акту государственной регистрации придается роль единственного средства доказывания факта существования права на недвижимое имущество.

В то же время правила п. 1 ст. 1232 ГК РФ указывают исключительно на момент возникновения юридических фактов, направленных на признание и охрану исключительного права. Категория "признание", однако, не наполнена юридическим содержанием, так как не конкретизирован круг лиц, которые могут рассчитывать на это признание, не указаны случаи, при наступлении которых оно действует, и не описана взаимосвязь между фактом регистрации объекта права и признанием права на него за конкретным субъектом.

Таким образом, несмотря на установление правила о государственной регистрации объекта исключительных прав, его соблюдение не влечет возложение на иных лиц обязанности полагаться на акт регистрации в качестве бесспорного доказательства существования исключительного права на стороне конкретного автора. Признание, установленное в п. 1 ст. 1232 ГК РФ, не может быть охарактеризовано как признание, присущее публичной достоверности в его классическом понимании.

Легальное наделение сведений свойством публичной достоверности само по себе неспособно придать им объективную достоверность. Публичная достоверность реестра обеспечивается проведением компетентным субъектом юридической экспертизы, предметом которой выступает проверка характера юридической связи, существующей между заинтересованным субъектом и объектом права. Подобные экспертизы могут затрагивать существо отношений или ограничиваться проверкой соблюдения формальных требований. При любом из вариантов внесение в реестр записи обусловлено мерами, предпринятыми компетентным лицом по удостоверению действительности вносимых сведений.

Одним из ключевых недостатков большинства проектов учета РИД на цифровых платформах является отсутствие проработанного механизма юридической оценки и проверки сведений, подлежащих внесению в реестр.

Как уже отмечалось, сама по себе технология блокчейн может обеспечить техническую достоверность и актуальность сведений, но не достоверность их содержательной части, которая будет зависеть исключительно от воли пользователей. В подобных условиях достоверность будет ограничиваться только защитой от несанкционированного доступа к сведениям и пресечением попыток незаконно внести изменения в существующую систему.

Размещение сведений в реестре представляет собой не только факт объективизации информации, имеющей значение для окружающих лиц, но и установление особой юридической связи между держателем реестра и лицами, использующими содержащуюся в нем информацию. Объективизация подобной информации предполагает не просто сообщение, но и заверение (предоставление гарантии) неопределенному кругу лиц, служащее для снижения различных издержек.

Это неизбежно накладывает на держателя реестра значительные ограничения и предъявляет к нему жесткие требования, логичным продолжением которых является возможность привлечения его к ответственности и обязания возместить убытки, причиненные третьим лицам. Именно так формируются отношения между держателем реестра прав на недвижимое имущество и третьими лицами, добросовестно полагающимися на достоверность представленной информации (ст. 67 Закона о регистрации недвижимости).

Проблемы формирования цифрового пространства доверия не могут быть сведены лишь к определению правового значения сведений, содержащихся в реестре. Необходимо также установить порядок и условия взаимодействия между организаторами и пользователями реестра, так как его формирование оказывает самое непосредственное влияние на интересы участников оборота объектов исключительных прав.

Достоверность классических государственных реестров основывается на том, что организатор реестра является единственным лицом, способным использовать его инструментарий и обладающим контролем над всей системой, что способствует его добросовестному поведению и позволяет участникам оборота полагаться на сведения, предоставленные компетентным субъектом.

Существует и иной вариант обеспечения достоверности сведений, не совмещенный с деятельностью органов государственной власти. В России он реализован в Единой информационной нотариальной системе (далее — ЕИСН), ведение которой осуществляется децентрализованно, посредством внесения различными нотариусами сведений о совершенных лично ими нотариальных действиях.

Конечно, возможен подход, при котором сама цифровая площадка не выполняет каких-либо функций, кроме технических и организационных, однако здесь возникает вопрос о том, кто будет выполнять функции непосредственно надзора и контроля за действиями участников рынка, обеспечивающими формирование цифровой среды доверия. Вполне логично возложить эти функции на пользователей площадки, но такое решение не лишено недостатков, важнейшим из которых является неопределенность порядка и условий оказания услуг.

Согласно абз. 1 ст. 1 Основ о нотариате[14] нотариат действует в целях защиты прав граждан и юридических лиц, осуществляя свои полномочия от имени государства. Таким образом, нотариусы призваны удостоверять сведения о фактах, имеющих юридическое значение, и придавать им свойство публичной достоверности. Достоверность сведений, вносимых нотариусами, обеспечивается жестким законодательным регулированием процесса получения статуса нотариуса, а также самой нотариальной деятельности. Каждый нотариус ответствен за верность сведений, внесенных им в ЕИСН.

Независимо от выбора централизованного или децентрализованного порядка ведения реестра, достоверность содержащихся в нем сведений обеспечивается установлением жесткой системы контроля за деятельностью его оператора, а также применением мер ответственности за неисполнение или ненадлежащее исполнение верительных функций.

Обеспечение достоверности и актуальности сведений теоретически может быть полностью возложено на пользователей платформы, в первую очередь профессиональных участников рынка (субъектов предпринимательской деятельности — пользователей предоставляющих услуги сервисов, интегрированных в платформу). Но если достоверность сведений, содержащихся в системе, будет напрямую зависеть от ее пользователей, то деятельность последних должна подлежать строгой юридической регламентации. При таких условиях на организатора площадки как наиболее беспристрастного и незаинтересованного субъекта должны быть возложены контрольные, надзорные и организационные функции.

Как следствие, организатор площадки должен формировать требования, предъявляемые к претендентам на роль пользователя, прежде всего оказывающего услуги сервисов, определять порядок и условия оказания услуг между пользователями, а также внедрять систему ответственности. В противном случае, при отсутствии со стороны организатора площадки контроля за деятельностью ее пользователей, крайне высока вероятность различных злоупотреблений и, как следствие, невозможность придания сведениям характера достоверности.

Иным недостатком, препятствующим признанию взаимодействия между пользователями разрабатываемых площадок по обороту РИД сформированным и эффективным, является проблема противопоставимости отношений.

Услуги, предоставляемые операторами сервисов, размещенных на различных площадках по депонированию, оценке, проведению экспертиз, заключению сделок с РИД и т.д., носят характер классических обязательственных отношений, права и обязанности из которых связывают только участников сделки.

Иначе говоря, услуга по депонированию объекта исключительных прав будет иметь юридическую силу исключительно для исполнителя и заказчика и не может быть противопоставлена третьим лицам.

Пользователи не могут рассчитывать и опираться на результаты, полученные при исполнении договора между третьими лицами. Пользователь системы, опирающийся на результаты экспертизы новизны объекта авторских прав, полученные в результате исполнения договора между экспертом и заказчиком, с неизбежностью принимает на себя риск убытков, которые он может понести в случае последующего признания объекта неохраноспособным.

В отличие от этого, результаты деятельности нотариусов хотя и основываются на договоре оказания услуг, однако могут быть противопоставлены третьим лицам. В силу того что правопорядок напрямую признает за нотариусом возможность совершать действия, имеющие публично-правовое юридическое значение, результаты подобных действий носят обязательный характер для всех окружающих, включая само государство[15].

Вместе с тем момент внесения сведений в большинство частных реестров РИД остается, по сути, бесконтрольным, что с неизбежностью создает для недобросовестных участников рынка возможности для нарушения прав и законных интересов третьих лиц.

Но если придание свойства публичной достоверности сведениям, содержащимся в частных системах учета интеллектуальных прав, видится недостижимым, то обеспечение их формально-юридической достоверности кажется вполне реальным.

Так, в условиях цифровизации общественных отношений приобрел актуальность механизм использования компетентных специалистов — оракулов, способных устанавливать достоверность объективно существующих явлений. Их задача не сводится к удостоверению факта распространения сведений в электронной цифровой форме. Подобные лица будут подтверждать действительность существования объекта права, сведения о котором представлены в электронно-цифровой форме, тождество свойств реального объекта и заявленных свойств, личность правообладателя, а также содержание принадлежащего ему права. Заверения, представленные оракулами, должны будут носить не относительный, а абсолютный характер, что позволит всем участникам оборота полагаться на достоверность информации, представленной в реестре.

Иной проблемой, сопряженной со свойством достоверности, является выбор между принципами внесения и противопоставления, различие между которыми заключается в необходимости участникам отношений выяснять сведения о юридических фактах, лежащих за пределами реестра. Регистрационная система, основанная на принципе внесения, направлена на оптимизацию дополнительных издержек потенциального приобретателя, так как в реестре содержатся все сведения, необходимые для обеспечения действительности перехода права на объект и возможности по заключению сделки. Система противопоставления, в свою очередь, не позволяет субъектам ограничиваться данными, содержащимися в реестре, и вынуждает их дополнительно проверять необходимые сведения, поскольку зарегистрированным в реестре правам могут быть по закону противопоставлены определенные возражения.

Проблема заключается в том, что в отечественном правопорядке отсутствует опыт формирования реестров, основанных на принципе внесения.

Наиболее показательным в этом плане является реестр прав на недвижимое имущество. В современной судебной практике сведениям, содержащимся в нем, не придается решающего значения при определении добросовестности приобретателя. Так, Верховный Суд РФ отметил, что, разрешая вопрос о добросовестности (недобросовестности) приобретателя недвижимости, необходимо учитывать не только его осведомленность о наличии записи в едином государственном реестре, но и была ли проявлена разумная осмотрительность при заключении сделки и какие меры принимались им для выяснения прав лица, отчуждающего это имущество[16].

Таким образом, при обороте недвижимого имущества приобретатели не могут ограничиваться сведениями, содержащими в ЕГРП, а обязаны выяснять и иные обстоятельства, имеющие юридическое значение, что свидетельствует о применении принципа противопоставимости.

Минус реестра, основанного на принципе внесения, заключается в том, что перечень сведений, имеющих юридическое значение, является крайне обширным и неоднородным, а на формирование самого реестра влияют самые разные обстоятельства. Если ЕГРП оперирует, по сути, одним объектом права — недвижимым имуществом, что способствует консолидации подходов и позволяет охватить перечень имеющих юридическое значение фактов и способов их исполнения, то перечень объектов исключительных прав является крайне неоднородным. Существенными различиями характеризуется также и метод регулирования объектов исключительных прав.

Так, отношения, связанные с объектами патентных прав и средствами индивидуализации, подвержены повышенному императивному регулированию со стороны государства. Это выражается в порядке возникновения и передачи исключительных прав и сопровождается установлением дополнительных запретов. В отношениях по поводу объектов авторских прав, напротив, преобладают дозволения и свобода в выборе поведения субъекта без необходимости нести дополнительные риски и ограничения.

Перечень сведений, имеющих юридическое значение, зависит от способов использования объектов исключительных прав и форм их внедрения в гражданский оборот, так как передача исключительного права и выдача простой неисключительной лицензии сопровождаются разным количеством сведений, имеющих юридическое значение. То есть формирование реестра объектов исключительных прав на принципе внесения представляется делом крайне трудоемким.

Тем не менее отечественному правопорядку известен позитивный пример ведения частного реестра объектов гражданских прав на принципе внесения, сведения в котором могут быть признаны достоверными. Это реестр бездокументарных ценных бумаг, который обычно ведется компетентным частным лицом, а сам факт передачи ценных бумаг (списания с одного счета и зачисления на другом) выступает в качестве правообразующего акта. Подобное положение достигается в силу прямого законодательного предписания, установленного в ст. 149.2 ГК РФ, и именно такие отношения могут стать прообразом реестров объектов исключительных прав.

Помимо рисков включения в реестры недостоверных сведений о правах на РИД, не менее значимыми представляются также риски определения управомоченности субъекта и определения личности контрагента; риск включения неправообъектных или неохраноспособных явлений (РИД, правовая защита которых либо не осуществляется в принципе, либо была прекращена в силу различных обстоятельств); риски определения характера и степени прочности юридической связи между РИД и средством его выражения (цифровым знаком) и т.д. Все эти риски требуют самостоятельного анализа.

 


[1] См.: Булгаков И.Т. Правовые вопросы использования технологии блокчейн // Закон. 2016. N 12. С. 80 — 88.

[2] Бевзенко Р.С. Защита добросовестно приобретенного владения в гражданском праве: Дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 2002.

[3] Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998; СПС "Гарант".

[4] Кашанин А.В. Минимальный уровень творческого характера произведений в авторском праве Германии // Законодательство и экономика. 2009. N 12; СПС "КонсультантПлюс".

[5] Новоселова Л.А., Рузакова О.А. Значение и функции регистрации авторских прав в Российской Федерации и за рубежом // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2017. N 3; СПС "КонсультантПлюс".

[6] Подробнее см.: Постановление КС РФ от 03.07.2018 N 28-П. URL: https://legalacts.ru/doc/postanovlenie-konstitutsionnogo-suda-rf-ot-03072018-n-28-p-po (дата обращения: 17.09.2019).

[7] Подробнее об этом см.: https://ipchain.ru/association/network/ (дата обращения: 17.09.2019).

[8] Скловский К.И. Комментарий к Постановлению Пленума Верховного Суда РФ и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав". М., 2011. С. 64.

[9] Ершов О.Г., Бетхер В.А. К вопросу о правовой природе самовольной постройки // Право и экономика. 2015. N 4; СПС "КонсультантПлюс".

[10] Подробнее см.: Васьковский Е.В. Учебник гражданского права. М., 2003. С. 276 — 277; Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Первая часть: Вотчинные права // СПС "КонсультантПлюс"; Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т. 1. М., 1914. С. 134; Мейер Д.И. Русское гражданское право. М., 1873. С. 276; Андреев В.К. Вещь как объект гражданских прав // Гражданское право. 2014. N 1. С. 26 — 29.

[11] Новоселова Л.А. Государственная регистрация результатов интеллектуальной деятельности: история вопроса // Хозяйство и право. 2019. N 3.

[12] Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. М., 2010; СПС "КонсультантПлюс".

[13] Федеральный закон от 13.07.2015 N 218-ФЗ "О государственной регистрации недвижимости".

[14] Основы законодательства РФ о нотариате (утв. ВС РФ 11.02.1993 N 4462-1).

[15] Базовые принципы системы Латинского нотариата (утв. Бюро при Комиссии по Международному сотрудничеству нотариата 18.01.1986 и Постоянным советом в Гааге 13 — 15 марта 1986 г.). URL: http://www.labex.ru/page/g14_not_lek_1.html (дата обращения: 17.09.2019).

[16] См.: Обзор судебной практики по делам, связанным с истребованием жилых помещений от добросовестных приобретателей, по искам государственных органов и органов местного самоуправления (утв. Президиумом ВС РФ 01.10.2014).


Рекомендуется Вам: