ЮрФак: изучение права онлайн

Гражданско-правовые аспекты регулирования оборота данных в условиях попыток формирования цифровой экономики

Автор: Савельев А.И.

Оглавление

1. Введение

2. Массив данных как объект гражданских прав

3. Оборот массивов данных как услуга

4. Массив данных как результат интеллектуальной деятельности

5. Массивы данных как ноу-хау

6. Массив данных как "иное имущество"

7. Оборот массивов данных и законодательство о персональных данных

8. Заключение

References


1. Введение

Вряд ли имеет смысл подробно останавливаться на том, какую роль данные играют в современной экономике. Об этом уже давно и планомерно говорят эксперты и чиновники, причастные к реализации программы "Цифровая экономика". Свое оформленное отражение значение данных нашло в дефиниции понятия "цифровая экономика", определяемого как "хозяйственная деятельность, в которой ключевым фактором производства являются данные в цифровом виде, обработка больших объемов и использование результатов анализа которых по сравнению с традиционными формами хозяйствования позволяют существенно повысить эффективность различных видов производства, технологий, оборудования, хранения, продажи, доставки товаров и услуг"[1].

Вместе с тем в существующих дискуссиях о совершенствовании нормативно-правовой базы правовые аспекты оборота данных главным образом сводятся к обсуждению барьеров, которые возникают вследствие применимости законодательства о персональных данных при наличии в массиве данных каких-либо сведений о физических лицах. Однако именно гражданско-правовой режим данных и четкие правила их оборота должны играть ключевую роль в экономике, где основным фактором производства декларируются данные в цифровом виде.

Представляется, что причинами такого невнимания к фундаментальному вопросу оборота данных является целая совокупность факторов. Во-первых, отсутствие в России цивилизованного рынка данных, который мог бы стать главным поставщиком эмпирического материала для целей моделирования нового регулирования. Во-вторых, возрастание на протяжении последних лет значимости публичного права и административных методов регулирования во всех сферах общественной жизни в России, которое повлекло пренебрежение частным правом. Слепой верой в то, что директивными методами можно решить проблемы, связанные с имплементацией новых информационных технологий, пронизана вся программа "Цифровая экономика", а поправки в ГК РФ, посвященные цифровым правам и призванные обслуживать публичное регулирование, — лишняя тому иллюстрация.

Однако, несмотря на столь безрадостную картину, на практике все же возрастает запрос на прояснение "правил игры" в отношении оборота массивов данных.

С одной стороны, это обусловлено спросом на такие массивы данных при использовании технологий больших данных. Объединение различных массивов данных между собой, например геолокационных данных и маркетинговых данных, дает возможность получить по результатам их алгоритмического анализа новое знание, позволяющее компании более детально изучить своих потенциальных клиентов и получить конкурентное преимущество или хотя бы сохранить свои существующие позиции на рынке. Массивы данных служат своего рода элементами большого пазла, собрав который, можно приобрести значительную выгоду, в связи с чем такой элемент представляет коммерческую ценность.

С другой стороны, массивы данных являются необходимыми для обучения систем искусственного интеллекта[2]. Как отмечается в Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года, основной задачей развития искусственного интеллекта в Российской Федерации является "повышение доступности и качества данных, необходимых для развития технологий искусственного интеллекта", для чего, помимо прочего, "требуется создание нормативно-правовой базы, предусматривающей обеспечение защиты данных, полученных при осуществлении экономической и научной деятельности" (подп. "в" п. 24 и п. 39).

Тем самым возникают экономические и технологические условия, при которых организации вынуждены обмениваться массивами данных, продавать их, использовать в качестве вклада по договорам о совместной деятельности и, разумеется, защищать от неправомерных посягательств третьих лиц. Появляются специализированные биржи (маркетплейсы) данных и другие посредники на рассматриваемом рынке, предоставляющие соответствующие сервисы (Data-as-a-Service). В этой связи возникает вопрос: достаточно ли адекватно существующее гражданское законодательство Российской Федерации может регулировать возникающие в связи с формирующимся рынком массивов данных отношения и, если ответ на этот вопрос отрицательный, что целесообразно было бы в нем конкретизировать?

Некоторые специалисты вполне могут заявить, что существующие нормы ГК РФ вполне достаточны для того, чтобы покрыть потребности участников рынка данных, а если какие-то проблемы на практике возникают, то от неправильного толкования соответствующих норм. Полагаю, что с таким утверждением можно было бы согласиться при условии, если бы мы находились в парадигме системы common law, отличающейся высокой степенью адаптивности к происходящим в общественной жизни изменениям и предполагающей высокую степень независимости суда от иных государственных органов[3]. Но российские реалии, к сожалению, зачастую таковы, что суд в большей степени опирается не на принципы права, а на формальный текст закона и позиции регуляторов, нередко неофициального характера, в связи с чем любой огрех или неоднозначность в толковании закона толкуются судом достаточно бюрократичным образом и в максимально безопасную для себя сторону. Примеры такого подхода мы можем наблюдать в спорах, связанных с криптовалютами. Формально они не запрещены действующим законодательством, однако существующие рестриктивные позиции регуляторов (Центрального банка РФ[4], Росфинмониторинга[5] и др.), обусловленные публично-правовыми соображениями, находят отклик в судебных решениях судов[6], признающих на основе такого рода разъяснений подобные объекты незаконными по достаточно формальной причине отсутствия у них "законодательной прописки"[7]. И это притом, что соответствующие принципы гражданского права, в том числе свободы договора, закреплены на уровне закона, а позиции регуляторов — в форме информационных писем и иных актов, которые если и имеют какую-либо юридическую силу, то куда более низкую в иерархии правовых актов, чем федеральный закон. Все это приводит к тому, что чем более четким и детальным будет текст закона, тем меньше риски того, что какие-либо операции с массивами данных могут быть признаны незаконными как противоречащие какому-либо положению закона, не учитывающего возможности их существования.

Какие исходя из этого проблемы, связанные с подобным подходом судов, возникли или в обозримой перспективе могут возникнуть в связи с оборотом массивов данных? Их можно свести к двум основным вопросам: по каким правилам коммерциализировать такие объекты и как их защищать от возможных неправомерных действий третьих лиц? Второй вопрос уже вовсю стоит перед российскими судами, в то время как первый находится в его тени. В конечном счете ответы на них зависят от того, как мы квалифицируем массив данных в системе объектов гражданских прав: как базу данных, как составную часть информационной услуги, как иное имущество или каким-либо другим образом.

Ряд упомянутых вопросов уже рассматривался мною ранее[8]. Однако за почти трехлетний период времени, прошедший с тех пор, многое поменялось: появились новая судебная практика, новые технологии и национальные программы по их внедрению. В этой связи имеет смысл вернуться к рассмотрению данных вопросов с учетом новых вводных. Далее будут рассмотрены существующие подходы к квалификации массивов данных по действующему законодательству и возможные проблемы, связанные с их применением на практике. Кроме того, необходимо будет коснуться вопроса об оборотоспособности персональных данных, поскольку от его решения во многом будет зависеть их способность выступать в качестве встречного предоставления по гражданско-правовым договорам, а также правовой режим массивов больших пользовательских данных. Однако прежде необходимо будет определиться, хотя бы предварительно, с терминологией.

2. Массив данных как объект гражданских прав

Российское законодательство не содержит дефиниции понятия "массив данных" (dataset в английской терминологии). Однако в недавно принятой Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года присутствует весьма схожее по своей сути понятие "набор данных", которое определяется как "совокупность данных, прошедших предварительную подготовку (обработку) в соответствии с требованиями законодательства Российской Федерации об информации, информационных технологиях и о защите информации и необходимых для разработки программного обеспечения на основе искусственного интеллекта". При этом разновидностью такой предварительной подготовки можно считать так называемую разметку данных, понимаемую как "этап обработки структурированных и неструктурированных данных, в процессе которого данным (в том числе текстовым документам, фото- и видеоизображениям) присваиваются идентификаторы, отражающие тип данных (классификация данных), и (или) осуществляется интерпретация данных для решения конкретной задачи, в том числе с использованием методов машинного обучения".

Можно ли отождествить понятие массива данных с понятием набора данных и сделать вывод о том, что вопрос как минимум с терминологией в этой части решен? Представляется, что нет. Проблема в том, что понятие "набор данных", сформулированное в вышеуказанном документе, является более узким, чем "массив данных", и помимо узкой целевой направленности его применения (разработка программного обеспечения на основе искусственного интеллекта) не включает в себя так называемые сырые данные (raw data), т.е. совокупность первичных, как правило, неструктурированных данных, не прошедших какой-либо обработки[9]. Такие данные могут не проходить предварительной обработки, тем более в соответствии с некими требованиями законодательства об информации, однако все равно при этом представлять коммерческую ценность, подобно тому, как представляет собой ценность необработанная ценная горная порода или нефть.

Отличительными особенностями массива данных являются:

1) наличие в нем множества единиц информации об окружающем мире и о происходящих в нем процессах[10];

2) источником информации являются элементы реального мира: технические (сенсоры и датчики устройств, показатели приборов) или социальные (сведения в социальных сетях, медицинские данные, клиентские данные и пр.). Информация, которая имеет заведомо сугубо вымышленное происхождение, не формирует массив данных;

3) машиночитаемая (цифровая) форма такой информации. Аналоговые данные до их перевода в цифровой формат не формируют массива данных, поскольку не могут быть обработаны с использованием специальных технических средств;

4) потенциальная коммерческая ценность информации. Данный признак является необходимым для того, чтобы соответствующий объект мог выступать потенциальным объектом оборота. Его упоминание является преимущественно данью представлениям о необходимости наличия у объекта гражданских прав определенной экономической ценности[11]. По факту в эпоху больших данных практически любой массив данных обладает потенциальной экономической ценностью.

Ограниченность доступа к данным, составляющим массив, не имеет квалифицирующего значения. Вопреки позиции отдельных авторов[12], общедоступные сведения также обладают действительной или потенциальной имущественной ценностью, поскольку, будучи агрегированными в массив данных, они приобретают новое качество и позволяют извлекать из них новую информацию в зависимости от поставленных задач. При этом, как справедливо отмечает К. Мефодьева, коммерческая ценность может выражаться и "просто в наличии у такой информации цифровой формы (по сравнению с аналоговой формой цифровая представляет быстрый, непрерывный доступ к самим данным, а также аналогичное качество при предоставлении доступа, распространении информации)"[13]. Баталии вокруг данных, содержащихся в общедоступных профайлах пользователей социальных сетей, о которых будет подробнее сказано далее, являются отличной тому иллюстрацией.

К тому же формально общедоступные сведения, содержащиеся в определенном массиве данных в значительном количестве, могут влечь так называемые сетевые эффекты, т.е. эффекты, при которых увеличение количества данных приводит к повышению привлекательности таких массивов для потребителей или иных пользователей таких сведений. В качестве примера можно привести массивы данных, содержащих объявления о продаже определенных товаров. Существует немало онлайн-ресурсов, основной бизнес которых сводится к размещению подобных объявлений, и популярность таких сервисов среди пользователей и потенциальных рекламодателей напрямую зависит от количества размещаемых ими объявлений. Тем самым, несмотря на то, что указанная информация носит общедоступный характер, в своей совокупности она составляет ценный актив, использование которого может предоставить существенные конкурентные преимущества, в связи с чем можно ожидать появления немалого количества судебных споров, связанных с защитой такого рода массивов данных, и определения пределов их использования третьими лицами.

Структурированность данных в массиве также не является его конститутивным признаком. Содержащаяся в массиве данных информация может быть структурирована — приведена к некоему "общему знаменателю" в состояние, пригодное для дальнейшего анализа, и тогда в ряде случаев будет подпадать под понятие "набор данных" в Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года. Массив данных может содержать и неструктурированную информацию, представляя собой лишь механическую совокупность "сырых" данных, объединенных каким-либо признаком (характером источника, периодом времени и др.). Вместе с тем "сырые" данные (raw data) также представляют собой коммерческую ценность и могут выступать предметом оборота.

С учетом вышеизложенного можно предложить следующее рабочее определение: массив данных — это существующая в машиночитаемой форме совокупность данных об окружающем мире и (или) о процессах, происходящих в нем, формируемая на основе источников технического или социального происхождения и обладающая действительной или потенциальной коммерческой ценностью.

Теперь имеет смысл перейти к рассмотрению вопроса правовой квалификации массива данных. В качестве отправной точки можно использовать понятие данных. В соответствии с п. 1 ст. 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. N 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации" (далее — Закон об информации) данные отождествляются с информацией, а под информацией понимаются "сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления".

Таким образом, законодательство исходит из того, что информация и данные являются тождественными объектами по своей сути. Вместе с тем в сфере информационных технологий понятия "данные" и "информация" имеют разное значение. В соответствии с определением, приведенным Международной организацией по стандартизации, данные — это поддающееся многократной интерпретации представление информации в формализованном виде, пригодном для передачи, связи или обработки[14]. При этом информация — это результат интерпретации (смысл) такого представления[15]. Данные, выступая товаром, потребление которого одним индивидом не снижает его объема/ценности для другого индивида (non-rival good), могут быть одновременно использованы в различных целях и для создания различных видов товаров/услуг. При этом не существует ограничений по количеству целей использования данных[16]. Соответственно, один и тот же массив данных при его последующем анализе может порождать разную информацию.

О необходимости разграничения понятий "данные" и "информация" при построении экономики, основанной на данных, говорит и Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), поскольку "информация, которая может быть извлечена из данных, зависит не только от самих данных, но и от существующих аналитических возможностей по линкованию данных и извлечению из них нового знания. Эти возможности зависят не только от доступных метаданных, аналитических технологий и методологий, но и от навыков и уже имеющегося знания у лица, обрабатывающего данные"[17]. Представляется, что в перспективе различный характер значений понятий "данные" и "информация" должен будет найти свое отражение в законодательстве об информации, поскольку их отождествление вступает в противоречие с существующей технологической реальностью.

Чем являются информация и данные в настоящее время с точки зрения объектов гражданских прав? Согласно ст. 128 ГК РФ к объектам гражданских прав относятся вещи (включая наличные деньги и документарные ценные бумаги), иное имущество, в том числе имущественные права (включая безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги, цифровые права); результаты работ и оказание услуг; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. Таким образом, существующее гражданское законодательство не упоминает информацию или данные в числе объектов гражданских прав. С 1 января 2008 г. в связи с принятием части четвертой ГК РФ информация как отдельный объект гражданских прав была исключена из ст. 128 ГК. Как отмечается, "информация перестала быть самостоятельным объектом гражданского права, но подлежит охране в составе других объектов гражданского права"[18]. Несмотря на то что, как следствие данного подхода, информация остается "не вписанной в систему гражданско-правовых отношений"[19], законодательство Российской Федерации упоминает об информации как объекте правоотношений. Согласно ст. 5 Закона об информации информация может являться объектом публичных, гражданских и иных правовых отношений.

Казалось бы, сам факт того, что соответствующее упоминание о данных содержится не в ГК РФ, а в другом федеральном законе, не должен создавать проблем на практике, поскольку законодательство должно применяться системно. Однако неопределенность относительно возможности данных как таковых выступать в качестве объекта гражданских прав сохраняется в силу обозначенного в п. 2 ст. 3 ГК РФ приоритета положений ГК, в силу которого "нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать настоящему Кодексу". Поскольку определение круга объектов гражданских прав относится к компетенции ГК РФ, возможное наличие в ином законе объекта, который не указан в ст. 128 ГК, может быть проигнорировано правоприменителем, особенно если речь будет идти о случаях так называемого избирательного правоприменения. Тем более что существует достаточно противоречивая судебная практика относительно наличия у кодифицированного акта приоритета над положениями иных федеральных законов. Существуют судебные решения, в которых суд исходил из приоритета положений ГК РФ[20]. Наиболее красноречиво эта позиция отражена в одном из постановлений Девятого арбитражного апелляционного суда, отметившего, что положения п. 2 ст. 3 ГК РФ "исходят из того, что система гражданского законодательства не ограничивается нормами Гражданского кодекса РФ. Нормы гражданского права в достаточно большом количестве содержатся в трудовом, семейном и других многочисленных законах, имеющих комплексный характер. В системе гражданского законодательства Гражданский кодекс РФ занимает положение координирующего центра. Поэтому все нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны ему соответствовать, и в случае коллизий между законами и Гражданским кодексом РФ преимущество должно отдаваться нормам Гражданского кодекса РФ"[21]. Кроме того, имеется противоречивая позиция КС РФ[22].

Наконец, сам предмет регулирования Закона об информации не дает особых надежд на то, что его положения могут выступать восполнителем пробелов, существующих в гражданском законодательстве. Согласно ст. 1 Закона об информации он регулирует отношения, возникающие при: 1) осуществлении права на поиск, получение, передачу, производство и распространение информации; 2) применении информационных технологий; 3) обеспечении защиты информации. При этом положения данного Закона не распространяются на отношения, возникающие при правовой охране результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации, за исключением случаев, предусмотренных названным Законом. Никаких исключений в части отношений, связанных с правовой охраной массивов данных, данный Закон не содержит.

Таким образом, отсутствие информации (данных) в числе объектов гражданских прав, может быть, и позволяет обеспечить стройность гражданско-правовых конструкций и классификаций, но на практике в условиях гипертрофированного позитивизма, демонстрируемого рядом правоприменительных органов, несет в себе риски для оборота массивов данных, которые не могут быть легко "подогнаны" под иные виды существующих объектов гражданских прав, и служит тем самым своего рода миной замедленного действия. Да и странно выглядит ситуация, при которой "основной фактор производства" цифровой экономики не упоминается в числе объектов гражданских прав, в то время как достаточно узкие по сфере своего потенциального применения "цифровые права" заслужили отдельную законодательную прописку в ст. ст. 128 и 141.1 ГК РФ. И это притом, что убедительных причин для исключения информации из состава объектов гражданских прав так и не было приведено. Вряд ли можно к таковым относить опасения, что наличие такого объекта повлечет риски некой монополизации информации, что будет противоречить п. 4 ст. 29 Конституции РФ, согласно которой каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом[23]. Такого рода риски если и могут возникнуть, то только в связи с правовым режимом такой информации, а не с самим фактом ее включения в состав ст. 128 ГК РФ. При этом ничто не мешает закрепить за лицом право на определенный массив информации, допустив его последующий оборот на основании, возможно, специальных договорных моделей, не запрещая при этом другим лицам совершать действия по сбору аналогичной информации своими силами. А вот закрепление информации в составе объектов гражданских прав и позволило бы заложить основу для последующей спецификации правового режима данных вместо замалчивания существующих проблем.

Тем не менее, поскольку в обозримом будущем вряд ли стоит ожидать каких-либо изменений в ГК РФ в части возврата в состав объектов гражданских прав информации, придется жить с тем, что есть. Из объектов, упомянутых в ст. 128 ГК РФ, наиболее релевантными в отношении массивов данных являются услуги, охраняемые результаты интеллектуальной деятельности, иное имущество, нематериальные блага (применительно к массивам данных, составляющих персональные данные). Следует подробнее рассмотреть данные варианты и проблемы, которые возникают при соответствующей квалификации.

3. Оборот массивов данных как услуга

1 октября 2019 г. вступила в силу новая ст. 783.1 ГК РФ, которая преследует цели "легализации сбора и обработки значительных массивов обезличенной информации (в обиходе — "big data")"[24]. Согласно данной статье "договором, в силу которого исполнитель обязуется совершить действия по предоставлению определенной информации заказчику (договор об оказании услуг по предоставлению информации), может быть предусмотрена обязанность одной из сторон или обеих сторон не совершать в течение определенного периода действий, в результате которых информация может быть раскрыта третьим лицам". Таким образом, логика данной статьи предполагает, что отношения, связанные с предоставлением массивов данных одним лицом другому лицу, представляют собой договор об оказании услуг по предоставлению информации, который в свою очередь является разновидностью договора возмездного оказания услуг.

Действительно, на практике отношения, связанные с аналитикой данных, оформляются подобного рода договорами, в рамках которых одна сторона передает некий набор информации другой стороне, а другая сторона на возмездной основе осуществляет обработку и анализ такой информации с использованием определенных алгоритмов и последующим предоставлением определенного отчета, в котором содержатся результаты такой аналитики (Big Data-as-a-Service). В частности, в рамках подобной модели могут анализироваться данные, содержащиеся в социальных сетях, с целью определения настроений потребителей в отношении недавно вышедшего продукта, например новой версии смартфона. В Договоре о Евразийском экономическом союзе сущность возникающих отношений передана более четко в дефиниции услуги по обработке информации, определяемой как "услуга по осуществлению сбора и обобщению информации, систематизации информационных массивов (данных) и предоставлению в распоряжение пользователя результатов обработки этой информации"[25].

Представляется, что новая ст. 783.1 ГК РФ не решает проблемы по легализации оборота массивов больших данных, вопреки заявлениям ее разработчиков. И дело даже не в том, что ничто не мешало сторонам и ранее включать в свои договоры подобные условия, в связи с чем ценность данной диспозитивной нормы имеет сомнительный характер. Ключевая проблема заключается в том, что сводить все многообразие отношений по коммерциализации массивов данных к двусторонним отношениям по оказанию информационных услуг неверно. Лицо, которое понесло затраты на сбор, хранение и иные виды операций с большими данными, заинтересовано в том, чтобы пресекать недобросовестные действия не только тех лиц, с которыми у него есть договорные отношения, но и третьих лиц, которые завладели данными неправомерно, например в результате хакерской атаки, подкупа работника компании или иным образом. Предложенная статья никаким образом этот вопрос не решает. Да он и не может быть решен исключительно посредством регулирования договорных отношений, которое a priori не распространяется на отношения, возникающие с третьими лицами, не являющимися сторонами по договору. Здесь необходимо регулирование на уровне абсолютных (erga omnes) отношений.

Кроме того, рассматриваемый подход не учитывает, что в контексте возникающих в связи с коммерциализацией массивов данных отношений ценность нередко имеют не столько результаты их анализа, сколько сами данные как "товар" (commodity), в том числе в необработанном виде, поскольку необходимые для них виды обработки часто предопределяются стоящими задачами и особенностями информационной инфраструктуры и проще сделать это самому, чем переделывать за другими. В связи с этим они нередко предоставляются на возмездной основе по единовременным транзакциям, а не в рамках длящихся отношений, в частности на биржах или маркетплейсах данных, а лица, предоставляющие такие массивы данных, обычно именуются поставщиками "сырых" данных (raw data suppliers). В качестве примера массивов "сырых" данных, обладающих коммерческой ценностью, можно привести данные об истории посещений пользователем сайтов и страниц (clickstream), данные о финансовых транзакциях на соответствующих биржах за определенный период, погодные данные, данные, генерируемые при бурении нефтяных скважин, и пр.[26]

Здесь правильнее говорить об активе, чем об услуге, которая предполагает некие длящиеся отношения и тесную связь объекта договора с исполнителем. Иными словами, нельзя рассматривать все отношения, возникающие в связи с массивами данных, исключительно лишь в контексте права на чужие действия (исполнителя по договору возмездного оказания услуг) — существует немало ситуаций, при которых массив данных выступает в качестве объекта воздействия и соответствующих действий его обладателя, а не привлеченного им лица.

Соглашаясь в целом с высказываемыми в доктрине утверждениями о том, что массивы данных "неразрывно связаны с результатами деятельности по их аналитике (в режиме текущего времени или потенциально на будущее)"[27], следует отметить, что эта ценность, связанная с возможностями анализа в случае его проведения иными лицами, чем те, которые предоставляют соответствующий массив данных, выходит за рамки собственно договорных отношений, связанных с предоставлением такого массива за плату. Кроме того, один и тот же массив данных может использоваться для аналитики в различных целях, особенно в случае его соединения с иными массивами данных. Поэтому действия по последующему анализу данных носят потенциально вариативный и иногда даже факультативный характер и не могут выступать конститутивным элементом правового режима массива данных. По этой причине такие отношения не укладываются в полной мере в концепцию информационной услуги.

4. Массив данных как результат интеллектуальной деятельности

Одним из наиболее логичных кандидатов на квалификацию массива данных в качестве объекта гражданских прав выступает такая их разновидность, как охраняемые результаты интеллектуальной деятельности. Как известно, российское законодательство об интеллектуальной собственности исходит из закрытого перечня объектов интеллектуальной собственности, которым предоставляется охрана. Соответствующий перечень содержится в ст. 1225 ГК РФ. Как отмечается, "законодатель исключил предоставление такой охраны иным объектам, в этом списке, т.е. в законе, не названным"[28]. Поэтому при оценке применимости данного варианта квалификации следует исходить из тех видов объектов интеллектуальной собственности, которые поименованы в данной статье. Из всего их многообразия наиболее релевантными по отношению к массиву данных являются такие объекты, как база данных и ноу-хау.

В соответствии с п. 2 ст. 1260 ГК РФ базой данных является представленная в объективной форме совокупность самостоятельных материалов (статей, расчетов, нормативных актов, судебных решений и иных подобных материалов), систематизированных таким образом, чтобы эти материалы могли быть найдены и обработаны с помощью электронной вычислительной машины (ЭВМ).

Как видно из приведенной дефиниции, в основе охраняемой законом базы данных может лежать совокупность не любых данных, а только тех, которые могут быть квалифицированы в качестве "материала". Причем ГК РФ дает ориентир в части того, каким именно должен быть такой материал: статья, расчет, нормативный акт, судебное решение или иной подобный материал. Прямое указание на то, что данные, составляющие наполнение базы данных, должны быть подобны по своему характеру тем материалам, которые прямо поименованы в п. 2 ст. 1260 ГК РФ, наводит на мысль, что сугубо технические данные, получаемые с датчиков и сенсоров, не в полной мере соответствуют указанному требованию.

Во-первых, все обозначенные в дефиниции базы данных примеры материалов носят самодостаточный характер и представляют собой ценность сами по себе, в отрыве от такой базы. Как отмечается в доктрине, "в определении базы данных речь идет не просто о совокупности материалов, а о совокупности именно самостоятельных материалов. "Самостоятельность" в данном определении означает ценность материала в отрыве от базы данных или иных материалов; введение этого критерия направлено на предотвращение ситуации, когда текст, разбитый по небольшим фрагментам, не имеющим самостоятельного значения, рассматривался бы как база данных"[29]. Во-вторых, все приведенные в статье примеры материалов представляют собой литературные произведения, т.е. информацию в человекочитаемом виде. Технические данные, считываемые с сенсоров и датчиков устройств, не всегда удовлетворяют требованию наличия самостоятельной ценности, поскольку коммерческая ценность таких данных зависит от их потенциала для аналитики, а им обладает не одна единица данных, а их совокупность. Отнести такие данные к разряду "человекочитаемых" тоже проблематично.

Можно, конечно, толковать понятие "материал" достаточно широко, что имеет отражение в доктрине[30]. Этому способствуют и положения п. 1 ст. 1334 ГК РФ, где в качестве синонима понятия "материалы" используется куда более широкое понятие "информационный элемент". Но в любом случае такого рода подход, как и в ситуации с квалификацией информации в качестве допустимого объекта гражданских прав, сопряжен с усмотрением правоприменителя, а следовательно, с рисками избирательного или недостаточно квалифицированного правоприменения. Тем более что позитивное российское право содержит примеры случаев, когда понятия базы данных и массивов информации используются раздельно, что также не способствует расширительному толкованию понятия "база данных" и отождествлению его с массивами данных[31].

В связи с вышеизложенным для того, чтобы понятие базы данных отражало технологические реалии массивов данных, необходимо заменить в нем существующее родовое понятие "материал" на более широкое по своему смыслу понятие "информационный элемент", а также убрать критерий самостоятельности и примерный перечень "материалов". В итоге определение могло бы звучать следующим образом: база данных — представленная в объективной форме совокупность информационных элементов, систематизированных таким образом, чтобы такие элементы могли быть найдены и обработаны с помощью электронной вычислительной машины (ЭВМ).

Примечательно, что первоначальная редакция законопроекта "О цифровых правах" включала в себя изменения в дефиницию базы данных, где предполагалось заменить слова "самостоятельных материалов (статей, расчетов, нормативных актов, судебных решений и иных подобных материалов), систематизированных таким образом, чтобы эти материалы" на фразу "самостоятельных данных или сведений, в том числе сведений о событиях и иных фактах, статей, расчетов, нормативных актов, судебных решений и иных подобных материалов, систематизированных таким образом, чтобы эти данные или сведения"[32]. В качестве обоснования этого предложения указывалось на ограничительное толкование понятия "совокупность" материалов, на фоне которого обновленная редакция даст возможность считать базой данных свод любого массива информации, что в конечном счете позволяет использовать предусмотренные частью четвертой ГК РФ договоры в отношениях по поводу таких объектов[33]. Однако названная поправка не была отражена в итоговой редакции закона, о чем можно только сожалеть, поскольку в некоторой степени предлагаемая формулировка могла бы снять риски, связанные с ограничительным толкованием понятия "база данных" применительно к массивам "сырых" данных.

Предположим, что мы решили вопрос о возможной неопределенности применения понятия базы данных к массиву "сырых" технических данных либо посредством корректировки его дефиниции, либо посредством расширительного толкования ныне существующей. Что может предложить обладателю такого массива имеющееся регулирование баз данных? Как известно, существует два правовых режима охраны баз данных: авторско-правовой и смежно-правовой. Здесь уместно процитировать одно из решений Суда по интеллектуальным правам, где они подробно отграничиваются друг от друга. Так, "целью самостоятельной охраны смежным правом содержания базы является защита инвестиций изготовителей таких баз, поскольку такая цель лишь авторско-правовой охраной базы данных достигнута быть не может. Авторское право на базу данных охраняет лишь структуру базы, творческий подбор данных, составляющих ее содержание, но не сами данные, которые в случае, если они сами по себе не являются объектом авторского права, при отсутствии охраны содержания базы могут использоваться любыми лицами. Смежное же право на содержание базы данных возникает в отношении не всех баз, а только тех, при создании которых для подбора данных (именно для подбора, а не для создания данных) потребовались значительные инвестиции. Причем соответствующие инвестиции могут быть как финансовые, технические, так и людские"[34].

Авторско-правовой режим охраны базы данных малопригоден для массивов данных, поскольку, как и любой объект авторского права, предполагает наличие творческого труда. Как отмечается в доктрине, в качестве охраняемого объекта авторского права "не могут рассматриваться базы данных исключительно технического характера, упорядочение сведений в которых не требовало творческих усилий"[35].

Гораздо более перспективным для применения к массивам данных является правовой режим базы данных как объекта смежных прав, где объектом охраны является не творческая структура базы данных, а инвестиции, понесенные на ее создание. В соответствии с п. 1 ст. 1334 ГК РФ "изготовителю базы данных, создание которой (включая обработку или представление соответствующих материалов) требует существенных финансовых, материальных, организационных или иных затрат, принадлежит исключительное право извлекать из базы данных материалы и осуществлять их последующее использование в любой форме и любым способом (исключительное право изготовителя базы данных)… При отсутствии доказательств иного базой данных, создание которой требует существенных затрат, признается база данных, содержащая не менее десяти тысяч самостоятельных информационных элементов (материалов), составляющих содержание базы данных".

В судебной практике уже имели место попытки квалификации в качестве базы данных как объекта смежных прав группы в социальной сети, которые, правда, не увенчались успехом, поскольку истцом не было представлено надлежащих доказательств значительности финансовых, организационных и иных затрат для создания спорной группы[36].

Наиболее громким примером попыток применения правового режима охраны базы данных в качестве объекта смежных прав является дело ВКонтакте и ООО "Дабл", где возник спор о его применимости к данным, содержащимся в открытых профайлах пользователей сети Интернет. Такие данные представляют собой большую ценность для создания и использования основанных на их аналитике программных решений, определяющих платежеспособность потенциальных заемщиков. Суды первой и второй инстанций пришли к противоположным выводам о наличии в данном случае базы данных как объекта смежных прав. Суд первой инстанции исходил из того, что защищаемая истцом база данных пользователей не является базой данных по смыслу ст. 1260 ГК РФ (объектом смежных прав) и не подлежит защите в порядке, установленном частью четвертой ГК, поскольку истцом не представлено доказательств несения существенных затрат на ее создание[37]. Суд апелляционной инстанции счел данный вывод необоснованным, поскольку "на создание, работу по сбору, обработке и расположению информационных элементов, составляющих обновленную базу данных истца, за весь период ее формирования истцом были понесены существенные финансовые, организационные и иные затраты, включая затраты на создание и поддержание инфраструктуры (технологическое оборудование, обеспечивающее функционирование серверов — стойки, источники бесперебойного питания, коммутационное оборудование, кабельные системы), закупку необходимого оборудования и серверов, а также затраты на человеческие ресурсы (заработная плата сотрудникам, выплаты по внешним контрактам на обслуживание оборудования и иное). Само по себе количество зарегистрированных карточек пользователей, в десятки тысяч раз превышающее число 10 000, указывает на существенность затрат, даже без учета неизбежных финансовых, материальных, организационных и иных затрат"[38]. Суд по интеллектуальным правам в вопросе о наличии базы данных как объекта смежного права согласился с выводом суда апелляционной инстанции[39].

Один из ключевых вопросов, который возникает при решении данной проблемы, касается характера понесенных инвестиций. Должно ли создание базы данных быть результатом именно целенаправленных усилий и инвестиций ее изготовителя? Или же право на базу данных возникает и в тех случаях, когда она является побочным продуктом иной деятельности, в рамках которой осуществляются инвестиции? Ответ на данный вопрос напрямую затрагивает вопросы, связанные с характером возникающих прав на массивы данных, генерируемых устройствами Интернета вещей. В указанных случаях лицо несет затраты на приобретение и внедрение такого рода устройств, массив возникающих в процессе эксплуатации подобных устройств данных возникает как побочный продукт, так же как это имеет место применительно к базам данных абонентов, которые возникают у операторов связи в процессе осуществления им деятельности по оказанию услуг связи.

Европейский суд справедливости, отвечая на данный вопрос применительно к правовому режиму базы данных как объекта права особого рода (sui generis), послужившего источником вдохновения для российского законодателя, пришел к выводу об отсутствии существенных инвестиций в тех случаях, когда база данных была побочным продуктом основной деятельности компании. По его мнению, инвестирование в получение содержания базы данных означает инвестирование в поиск данных и их включение в базу данных и не охватывает затраты, понесенные на создание материалов, которые включены в такую базу данных[40]. Аналогичного подхода придерживается и ряд авторитетных представителей отечественной доктрины[41].

Однако данный подход никоим образом не следует из текста положений ст. 1334 ГК РФ, на что указал и Суд по интеллектуальным правам, отметив, что судам необходимо исследовать не субъективное намерение лица на инвестирование непосредственно в базу данных, а объективную необходимость существенных затрат на ее создание[42]. При этом, как отмечается в доктрине, "перечень возможных затрат не является исчерпывающим, а значит, может включать в себя и людские ресурсы, и материальную базу", тем самым расходы на программно-аппаратные средства и персонал в принципе могут учитываться при решении вопроса о возникновении смежного права на базу данных[43].

Оставляя в стороне вопрос о том, какая из приведенных позиций является наиболее верной по отношению к наиболее типичным базам данных, которые имелись в виду при разработке особого правового режима для их охраны, отличного от авторского права, следует отметить, что если мы говорим о возможной применимости данного режима к массивам данных, в том числе "сырых", то необходимо исходить именно из широкого подхода к характеру инвестиций. Если же применять узкий подход, схожий с тем, который демонстрируется в европейском праве и поддерживается рядом отечественных экспертов, то рассматриваемый правовой режим приобретет нишевый характер по отношению к массивам данных, генерируемых устройствами Интернета вещей и пользователями в процессе предоставления им онлайн-сервисов. Тем самым наиболее ценные с коммерческой точки зрения данные останутся за бортом правового режима баз данных как объектов смежных прав, который в настоящее время является одним из наиболее применимых к массивам данных.

Второй важный вопрос, возникающий в случае квалификации массива данных в качестве базы данных как объекта смежных прав, касается порядка защиты прав на него, который сводится к тому, какие именно действия третьих лиц с таким массивом данных будут являться неправомерными.

По общему правилу согласно п. 1 ст. 1334 ГК РФ никто не вправе извлекать из базы данных материалы (перенос всего содержания или существенной части) и осуществлять их последующее использование без разрешения правообладателя, кроме случаев, предусмотренных в ст. 1335.1 ГК. К их числу относится положение, согласно которому лицо, правомерно пользующееся обнародованной базой данных, вправе без разрешения ее изготовителя извлекать из нее материалы и осуществлять их последующее использование в объеме, составляющем несущественную часть базы данных. При этом неоднократное извлечение или использование материалов, составляющих несущественную часть базы данных, не допускается, если такие действия противоречат нормальному использованию базы данных и ущемляют необоснованным образом законные интересы ее изготовителя (п. 3 ст. 1335.1 ГК РФ).

Именно сложности, связанные с доказыванием нарушения смежного права на базу данных при использовании третьим лицом совокупности данных, содержащихся в открытых профайлах социальной сети, и обусловили направление Судом по интеллектуальным правам спора ВКонтакте и ООО "Дабл" на новое рассмотрение в суд первой инстанции.

Во-первых, как отмечает ООО "Дабл", если у ВКонтакте и существует исключительное смежное право на базу данных, то объем этой базы существенно шире заявленного и структурно иной, поскольку включает в себя не только сведения карточки пользователей, но и иные материалы социальной сети (например, аудиофайлы и видеофайлы), а информационной единицей базы данных является не карточка пользователя, а единица сведений о пользователе. В этой связи если ответчик и извлекает часть базы данных социальной сети, то делает это в несущественном объеме, что по смыслу ст. 1335.1 ГК РФ не является нарушением исключительного права на базу данных.

Во-вторых, ООО "Дабл" отмечает, что им не осуществляется извлечение элементов базы данных пользователей социальной сети, поскольку это технически невозможно. Алгоритм действий ответчика является сходным с алгоритмами работы поисковых систем, поскольку программное обеспечение осуществляет исключительно "кэширование" информации (копирование ссылок на карточки пользователей) и ее последующее индексирование, тогда как непосредственный доступ к названным карточкам получают клиенты ООО "Дабл", которые используют разработанное им программное решение при введении запроса о поиске конкретного пользователя социальной сети.

В настоящее время суд первой инстанции пытается выяснить обоснованность данных аргументов при помощи экспертиз.

Приведенный спор интересен в контексте тематики статьи по следующим причинам. Во-первых, он демонстрирует отсутствие в доктрине и судебной практике единообразного подхода к критериям охраноспособности массивов данных в качестве базы данных как объекта смежных прав. Во-вторых, он иллюстрирует еще большие сложности, возникающие при попытках использовать соответствующий правовой режим для защиты формально признанного права на такую базу данных вследствие особенностей технологического процесса использования данных из такой базы, а также весьма оценочной категории существенности заимствования материалов из такой базы. Спор, который длится по данному вопросу уже более двух лет без ясных перспектив быть рассмотренным в обозримом будущем, сам по себе иллюстрирует непригодность применения правового режима баз данных к массивам данных в качестве универсального правового режима. Примечательно, что в доктрине также разделяется упомянутый скепсис. Как отмечает В.В. Архипов, не все наборы пользовательских данных могут квалифицироваться как базы данных, в этой связи использование конструкций интеллектуальных прав на базы данных для передачи массивов данных неидеально[44]. В этой связи имеет смысл обратиться к иным возможным вариантам правовой квалификации массивов данных с целью определения применимого к ним правового режима.

5. Массивы данных как ноу-хау

Имеющиеся у организации данные могут выступать одним из ключевых инструментов, обеспечивающих ее конкурентное преимущество на рынке, что обусловливает естественное стремление их обладателя ограничить доступ к подобным массивам данных иных лиц, за исключением определенных партнеров. Такого рода ситуация намекает на возможную применимость к массивам данных еще одного правового режима, связанного с объектами интеллектуальной собственности, — прав на секрет производства (ноу-хау).

В соответствии со ст. 1465 ГК РФ секретом производства (ноу-хау) признаются сведения любого характера (производственные, технические, экономические, организационные и др.) о результатах интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере и о способах осуществления профессиональной деятельности, имеющие действительную или потенциальную коммерческую ценность вследствие неизвестности их третьим лицам, если к таким сведениям у третьих лиц нет свободного доступа на законном основании и обладатель таких сведений принимает разумные меры для соблюдения их конфиденциальности, в том числе путем введения режима коммерческой тайны. Анализ критериев, приведенных в данной статье, позволяет обозначить следующие проблемы, связанные с применением правового режима ноу-хау к массивам данных.

Во-первых, большинство массивов данных вряд ли могут быть квалифицированы в качестве сведений о результатах интеллектуальной деятельности в научно-технической сфере или о способах осуществления профессиональной деятельности, поскольку не обладают творческим характером в силу сугубо технического характера своего происхождения. Достаточно показательным в этой связи является рассмотренное Судом по интеллектуальным правам дело, где совокупность технических по своей сути данных — координат пунктов государственной геодезической сети — вполне справедливо не была им признана объектами авторского права, поскольку процесс определения геодезических координат представляет собой техническое измерение приборами и применение известных математических формул и не носит творческий характер[45]. Впоследствии, правда, названное решение было изменено ВС РФ с указанием на охраноспособность такого рода объектов средствами авторского права, однако данный подход является не столько следствием глубокого анализа Судом существа возникающих отношений, сколько его стремлением защитить публичный интерес, представляемый Росреестром, и "систему картографо-геодезических материалов, созданных за счет федерального бюджета"[46]. В этой связи вряд ли стоит ожидать экстраполяцию упомянутого решения на иные виды технических данных, тем более если их возможным правообладателем является частное лицо. Квалификация соответствующей технической информации, обозначенная Судом по интеллектуальным правам, выглядит куда более адекватно с точки зрения сложившихся доктринальных подходов в сфере интеллектуальной собственности: результаты, полученные в ходе технического измерения приборами и применения известных математических формул, не являются объектами авторского права. Согласно первому предложению ст. 1257 ГК РФ автором результата интеллектуальной деятельности признается гражданин, творческим трудом которого создан такой результат. Не признаются авторами результата интеллектуальной деятельности граждане, не внесшие личного творческого вклада в создание такого результата, в том числе оказавшие его автору только техническое, консультационное, организационное или материальное содействие или помощь либо только способствовавшие оформлению прав на такой результат или его использованию, а также граждане, осуществлявшие контроль за выполнением соответствующих работ. К техническим решениям, которые могут являться результатами интеллектуальной деятельности, они, по мнению Суда по интеллектуальным правам, могут быть отнесены лишь постольку, поскольку соответствуют критериям, установленным ст. ст. 1350 и 1351 ГК РФ, что в данном случае также не имело места.

Во-вторых, как справедливо отмечается в литературе, такие признаки ноу-хау, как неизвестность третьим лицам и отсутствие у них свободного доступа к ноу-хау на законном основании (предполагается, что отсутствует возможность получения информации без преодоления разумных мер конфиденциальности, установленных владельцем ноу-хау), также несовместимы с существом отношений, возникающих при использовании массивов данных, "как минимум из-за требования неизвестности информации третьим лицам, что противоречит сути больших данных, а также из-за явной охраны статики — некоего по умолчанию неизменного (стабильного) решения"[47]. Действительно, сама по себе информация, составляющая массив данных, может быть общедоступной (например, информация, содержащаяся в социальных сетях); при этом, как показывает пример дела ВКонтакте и ООО "Дабл", именно совокупность таких общедоступных по отдельности данных представляет собой ценность для анализа[48]. К тому же в соответствии с п. 2 ст. 1465 ГК РФ секретом производства не могут быть признаны сведения, обязательность раскрытия которых либо недопустимость ограничения доступа к которым установлена законом или иным правовым актом. Неясно, как будет применяться указанный пункт в контексте массивов данных, содержащих сведения, которые должны в обязательном порядке размещаться на веб-сайтах государственных и муниципальных органов. В силу того что соответствующая информация находится в открытом доступе, отнесение ее совокупности к числу ноу-хау невозможно, даже если сбором и обработкой такой информации в интересах соответствующего публично-правового образования занимается привлеченный подрядчик.

В-третьих, правовой режим ноу-хау является весьма "хрупким" с точки зрения гражданского права. В соответствии со ст. 1467 ГК РФ исключительное право на секрет производства действует до тех пор, пока сохраняется конфиденциальность сведений, составляющих его содержание. С момента утраты конфиденциальности таких сведений исключительное право на секрет производства прекращается у всех правообладателей, а вместе с ним утрачивают значение существующие договоры о предоставлении доступа к соответствующей информации. Вместе с тем множество лиц может одновременно собирать и хранить данные, полученные из одних и тех же открытых источников, как следствие, их правовой статус в качестве ноу-хау может быть весьма сомнительным.

Изложенные соображения неизбежно приводят к мысли о том, что режим ноу-хау в том виде, как он закреплен сейчас в ГК РФ, подходит для регулирования отношений, связанных с оборотом и защитой массивов данных, еще меньше, чем правовой режим базы данных как объекта смежных прав.

Оценивая в целом "профпригодность" существующих правовых режимов отдельных объектов интеллектуальной собственности (база данных, ноу-хау), хочется отметить высказанное М.А. Рожковой мнение, что "нормы об интеллектуальной собственности, по всей видимости, не предназначены для правовой охраны big data [в данном случае под ними можно понимать массивы больших данных. — А.С.] — регулирование отношений по поводу big data должно осуществляться по другим правилам". Со своей стороны хотелось бы немного смягчить, отметив, что существующие положения ГК РФ о базах данных и ноу-хау не могут претендовать на всестороннее и адекватное регулирование отношений, связанных с коммерциализацией массивов данных в качестве самостоятельного актива. Этому препятствуют как соображения терминологического плана, так и сущностные критерии охраноспособности указанных видов объектов интеллектуальной собственности, несовместимые в ряде случаев с природой массивов данных. Но выводить правовой режим массивов данных совсем за рамки законодательства об интеллектуальной собственности было бы неверно, о чем свидетельствует и практика, где соглашения о продаже массивов данных обычно структурируются по образу и подобию лицензионных договоров[49].

6. Массив данных как "иное имущество"

Наличие в составе ст. 128 ГК РФ такого вида объекта гражданских прав, как "иное имущество", позволяет многим говорить о существовании в Кодексе открытого перечня подобных объектов, поскольку все, что не получило отдельного обозначения в нем, но при этом обладает экономической ценностью, может быть отнесено "по остаточному принципу" к категории "иное имущество"[50]. Такая позиция встречается и в судебной практике[51].

Не вступая в споры относительно закрытого или открытого характера перечня объектов гражданских прав в ст. 128 ГК РФ, хотелось бы отметить, что отнесение информации к категории иного имущества также сопряжено с рисками неопределенности. Во-первых, это затруднительно с точки зрения исторического толкования на фоне целенаправленного исключения "информации" из состава ст. 128 ГК РФ в 2008 г., притом что до этого она присутствовала в перечне данной статьи на равных с иным имуществом. Достаточно странно выглядит подход, согласно которому исчезновение информации из состава объектов гражданских прав повлекло ее чудесное перерождение в виде иного, уже ранее до этого существовавшего вида объекта. Во-вторых, категория "иное имущество" и правовой режим данного объекта сопряжены с не меньшей неопределенностью, чем и сам режим информации как объекта гражданских прав, что уже нашло свою иллюстрацию на примере попыток отнесения к иному имуществу криптовалют и токенов[52]. Нет относительно устоявшейся позиции в доктрине применительно к соотношению данной категории с иными видами объектов, в частности с имущественными правами, равно как и нет понимания в вопросе характера возникающих прав на такое "иное имущество" (абсолютные или относительные). В этой связи квалификация информации как иного имущества сама по себе мало что дает в практическом плане с точки зрения минимизации рисков, связанных с возможностью переквалификации правоприменителем возникающих в связи с коммерциализацией массивов данных отношений на нечто, не отвечающее ожиданиям сторон (например, на договор возмездного оказания услуг с его особым порядком расторжения по ст. 782 ГК РФ), отказом в защите прав по причине отсутствия соответствующего правового режима или и вовсе признанием такого договора недействительным.

7. Оборот массивов данных и законодательство о персональных данных

В случаях, когда массив данных представляет собой сведения, которые могут быть отнесены к физическому лицу, в частности так называемые большие пользовательские данные (массивы геолокационных данных, генерируемых устройствами пользователей; массивы данных о пользовательском поведении на сайтах; массивы данных профилей пользователей в социальных сетях и т.п.), возникает вопрос о применимости к обработке такого рода массивов данных, в том числе посредством их передачи другим лицам, законодательства о персональных данных, а также более общий вопрос — о соотношении гражданско-правового законодательства и законодательства о персональных данных при коммерциализации массивов данных, связанных с физическими лицами.

Ответ на первый вопрос напрямую зависит от того, как определено понятие "персональные данные" в законодательстве и как его понимает на практике контрольно-надзорный орган (в России — Роскомнадзор). В соответствии с Федеральным законом от 27 июля 2006 г. N 152-ФЗ "О персональных данных" (далее — Закон о персональных данных) под персональными данными понимается "любая информация, относящаяся к прямо или косвенно определенному или определяемому физическому лицу (субъекту персональных данных)" (п. 1 ст. 3). Данная дефиниция основана на понятии персональных данных, содержащемся в Конвенции N 108, где они рассматриваются как "любая информация об определенном или поддающемся определению физическом лице"[53]. Схожие по сути определения персональных данных содержатся и в зарубежных правопорядках[54]. Наличие в дефиниции фразы о возможности косвенной определяемости лица на основании таких данных способствует весьма широкому подходу к интерпретации понятия "персональные данные". Как отметил Европейский суд справедливости, использование слова "косвенно" в дефиниции персональных данных означает, что "для квалификации информации в качестве персональных данных необязательно, чтобы ее самой по себе было достаточно для идентификации индивида"[55]. "Широкий" подход все в большей степени начинает проявляться в правоприменительной деятельности Роскомнадзора и формируемой с его участием судебной практике. Так, в качестве персональных данных были квалифицированы хэш-ID пользователя (уникальный идентификатор активного пользователя)[56], cookie-файлы[57], данные, собираемые сервисами Яндекс.Метрика и Google Analytics[58]. Учитывая, что данные о пользовательской активности в сети Интернет нередко собираются посредством файлов cookie[59], специальные ID пользователей применяются для целей обезличивания массивов данных о них, а сервисы вроде Яндекс.Метрика осуществляют анализ данных о посещаемости онлайн-ресурса и пользовательском поведении на нем, получается, что соответствующие массивы данных могут быть квалифицированы в качестве персональных данных с применением к их обработке специального законодательства.

Вопрос о соотношении положений гражданского законодательства и законодательства о персональных данных при обороте массивов данных, которые могут быть отнесены к персональным, не является простым. На первый взгляд ГК РФ содержит ответ на него. В соответствии с п. 2 ст. 129 ГК законом или в установленном законом порядке могут быть введены ограничения оборотоспособности объектов гражданских прав. Положения Закона о персональных данных можно рассматривать в качестве своего рода ограничений оборотоспособности таких данных. Для передачи их третьему лицу на возмездной или безвозмездной основе необходимо, помимо прочего, наличие специального основания из числа указанных в данном Законе (согласие индивида, исполнение договора, где он выступает стороной, выполнение требований закона и пр.), а также соблюдение принципов обработки персональных данных. При выполнении требований Закона о персональных данных к обработке массивов данных, относящихся к персональным, в принципе, не должно быть особых проблем в признании возможности оборота таких данных, который на практике давно уже происходит (разумеется, при условии, что мы утвердительно отвечаем на вопрос о возможности квалификации таких массивов данных в качестве объекта гражданских прав).

Проблема заключается в том, что выполнить требования законодательства о персональных данных применительно к обработке массивов таких данных крайне проблематично, в связи с чем ставить возможность заключения гражданско-правовых договоров в отношении таких массивов данных в зависимость от выполнения всех требований Закона о персональных данных, подзаконных актов к нему и иных положений весьма схоже по своему практическому эффекту с запретом на их оборот, особенно учитывая тот факт, что приобретатель таких массивов данных не может проверить, насколько были соблюдены такие требования отчуждателем, а следовательно, не может быть уверен ни в том, что он приобрел какие-либо гражданские права на такой массив, ни в том, что он сам в случае чего не понесет ответственности за нарушение законодательства о персональных данных, выступая уже в качестве оператора персональных данных. Однако в данном случае мы уже сталкиваемся не с несовершенством российского законодательства как такового, а с фундаментальной коллизией между идеологией законодательства о персональных данных, направленного на защиту фундаментальных прав личности, и гражданского законодательства, направленного на обеспечение интересов оборота. Схожие проблемы имеют место и в Европе.

В этой связи хотелось бы обозначить два направления возможного дальнейшего развития ситуации, которые уже находят свое отражение в европейском законодательстве и в перспективе могут появиться и в России.

Во-первых, обороту массивов данных может способствовать их анонимизация или "глубокое обезличивание", при котором утрачивается связь данных с физическим лицом. При этом реидентификация (т.е. обратное установление такой связи) либо невозможна с технической точки зрения, либо сопряжена с несоразмерными затратами временных, финансовых или вычислительных ресурсов. Как следствие, такие массивы данных более не считаются персональными и на их обработку не распространяются требования законодательства о персональных данных. Соответствующие положения предусмотрены в GDPR[60] и модернизированной Конвенции N 108[61]. В настоящее время на обсуждении находится подготовленный Минкомсвязью России законопроект о внесении изменений в Закон о персональных данных, в рамках которого предполагается также ввести соответствующее понятие анонимных данных (обезличенной информации). Ключевое значение, разумеется, будут играть конкретные критерии, при которых та или иная информация сможет считаться в достаточной степени обезличенной, чтобы на нее не распространялись более требования законодательства о персональных данных. Предполагается, что такие критерии будут выработаны на уровне Правительства РФ. Тем не менее, обладая потенциалом снять некоторую остроту проблемы применимости законодательства о персональных данных к определенным видам массивов данных, чудес от упомянутой меры ждать все же не стоит. Как отмечается, в эпоху больших данных данные могут либо представлять ценность для обработки, либо быть анонимными, но одновременно и тем, и другим — никогда[62]. Чем больше степень обезличивания данных, тем меньше ценность таких данных для анализа. Хотя, конечно, нельзя исключать появление каких-либо прорывных методологий обезличивания, которые могут позволить примирить данное противоречие.

Во-вторых, постепенно факт выступления персональных данных в качестве встречного предоставления за приобретаемые услуги или цифровой контент начинает признаваться на уровне законодательства. По общему правилу персональные данные, представляя собой проявление нематериального блага в виде права на неприкосновенность частной жизни, непередаваемого и неотчуждаемого по своей природе, не могут выступать объектом оборота и встречным предоставлением по возмездному договору[63]. Недавно принятая Директива ЕС "О договорах предоставления цифрового контента и цифровых сервисов" 2019 г. (Digital Content Directive, DCD) вносит важное изменение в данную парадигму. В ней сделана важная оговорка о том, что встречное предоставление со стороны потребителя может заключаться не только в виде уплаты денег, но и в форме предоставления права на обработку персональных данных в объеме, превышающем необходимый для целей исполнения контрагентом договора или требований законодательства (ст. 3(1) DCD). Тем самым прагматичный подход к роли персональных данных в современной экономике, ранее изложенный в Рекомендациях ОЭСР[64], возобладал над рассмотрением их исключительно в контексте фундаментальных прав личности, из которого следовала их невозможность выступать объектом оборота. Однако указанная новелла никоим образом не освобождает предпринимателей от необходимости соблюдать требования законодательства о персональных данных (GDPR), применимые к обработке таких данных[65].

Представляется, что признание персональных данных допустимой формой встречного предоставления в рамках потребительского договора, заключаемого с субъектом таких данных, является важным этапом на пути дальнейшего расширения коммерческой значимости таких данных и за пределами названной группы отношений. Однако подобного рода изменения возможны при условии качественного преобразования законодательства о персональных данных и практики его применения, которое могло бы компенсировать либерализацию гражданско-правового режима персональных данных.

8. Заключение

В статье была предпринята попытка проиллюстрировать тот факт, что существующая в ГК РФ терминология и подходы к возможности отнесения информации к числу объектов гражданских прав создают неоправданные барьеры для оборота массивов данных. Отсутствие данных (информации) в числе возможных объектов гражданских прав и невозможность отнесения в ряде случаев массивов "сырых" данных к существующим объектам с устоявшимся правовым режимом (базам данных, ноу-хау, услугам) создают риски избирательного правоприменения к сделкам, связанным с массивами данных, а также к действиям обладателей таких массивов по их защите от противоправных действий третьих лиц. Вместе с тем роль таких объектов будет только возрастать, поскольку они будут иметь важное значение для использования новых информационных технологий, в особенности больших данных, искусственного интеллекта, Интернета вещей. Кроме того, странно выглядит ситуация, при которой данные как основной декларируемый фактор производства в формируемой цифровой экономике никак не обозначены в числе возможных объектов гражданских прав.

Демонстрируемые судебной практикой сложности применения правового режима баз данных как объекта смежного права к обладающим коммерческой ценностью массивам данных из общедоступных профилей пользователей социальной сети иллюстрируют непригодность указанного режима в качестве основного режима оборота и защиты массивов данных. Режим ноу-хау в еще меньшей степени подходит на эту роль в силу несовместимости условий охраны секрета производства и технологических особенностей получения и использования массивов "сырых" данных. Что же касается возможности применения к обороту массивов данных модели договора возмездного оказания услуг, то она малопригодна для тех случаев, когда речь идет лишь об обороте массивов "сырых" данных без их обработки и анализа получателем с последующим предоставлением результата обладателю исходных данных.

Представляется, что в перспективе в отношении массивов данных может сформироваться особый правовой режим, в котором будут присутствовать как элементы режима базы данных, ноу-хау, так и положения особого рода (sui generis). Однако для этого необходимо больше эмпирического материала: моделирование такого режима в его отсутствие чревато в лучшем случае нежизнеспособностью результата, а в худшем — осложнением ситуации даже по сравнению с имеющейся в настоящее время. До его появления наиболее оптимальным подходом видится совершенствование того, что уже есть в ГК РФ, в части терминологии и отдельных аспектов правовых режимов существующих объектов гражданских прав: во-первых, посредством проведения на уровне правовой дефиниции дифференциации понятий информации и данных и указания данных в качестве отдельного вида объекта гражданских прав в ст. 128 ГК; во-вторых, посредством уточнения понятия базы данных с целью охвата им массивов "сырых" данных без насилия над текстом ее дефиниции.

Оборот массивов данных, связанных с физическими лицами, по общему правилу зависит в силу п. 2 ст. 129 ГК РФ от соблюдения требований, предъявляемых законодательством о персональных данных к обработке персональных данных. При этом определенное изменение законодательства в этой сфере является желательным, особенно в части формализации критериев анонимизации таких данных с целью обеспечения возможности их последующего оборота уже без распространения на него положений законодательства о персональных данных. Постепенное признание возможности персональных данных выступать в качестве встречного предоставления по гражданско-правовым договорам также будет способствовать более прозрачному обороту данных, связанных с гражданами.

References

  1. Архипов В.В. Проблема квалификации персональных данных как нематериальных благ в условиях цифровой экономики, или Нет ничего более практичного, чем хорошая теория [Arkhipov V.V. The Problem of Qualifying Personal Data as Non-Material Values in a Digital Economy, or There Is Nothing More Practical Than a Good Theory] (in Russian) // Law. 2018. N 2.
  2. Войниканис Е.А. Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху: парадигма баланса и гибкости [Voynikanis E.A. Intellectual Property Law in the Digital Age: A Paradigm of Balance and Flexibility] (in Russian). Moscow: Yurisprudentsiya, 2013.
  3. Войниканис Е.А., Калятин В.О. База данных как объект правового регулирования: учебное пособие для вузов [Voynikanis E.A., Kalyatin V.O. Database as an Object of Legal Regulation: Textbook] (in Russian). Moscow: Statut, 2011.
  4. Дозорцев В.А. Информация как объект исключительного права [Dozortsev V.A. Information as an Object of Exclusive Right] (in Russian) / Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: Понятие. Система. Задачи кодификации: сборник статей [Dozortsev V.A. Intellectual Rights: Concept. System. The Tasks of Codification: Collection of Articles], Moscow: Statut, 2003.
  5. Калятин В.О. Комментарий к ст. 17 Вводного закона [Kalyatin V.O. Commentary to Article 17 of the Introductory Law] (in Russian) // Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (части четвертой): в 2 т. (постатейный) / С.А. Горленко, В.О. Калятин, Л.Л. Кирий и др.; отв. ред. Л.А. Трахтенгерц [Commentary to the Civil Code of the Russian Federation (Part Four). In 2 vols. (Itemized) / S.A. Gorlenko, V.O. Kalyatin, L.L. Kiriy et al.; ed. by L.A. Trakhtengerts], 2nd ed. Moscow: INFRA-М, 2016. Vol. 1.
  6. Корнеев В.А., Кольздорф М.А. Спорные вопросы регулирования баз данных [Korneev V.A., Kolzdorf M.A. Controversial Issues of Database Regulation] (in Russian) // Law. 2019. N 5.
  7. Маковский А.А. О кодификации гражданского права (1922 — 2006) [Makovsky A.L. On the Codification of Civil Law (1922 — 2006)] (in Russian). Moscow: Statut, 2010.
  8. Мефодьева К.А. Цифровые данные как объект гражданско-правового регулирования в Германии, США и России: дис. … канд. юрид. наук [Mefodyeva K.A. Digital Data as an Object of Civil Law Regulation in Germany, USA and Russia: Thesis for a Candidate Degree in Law Sciences] (in Russian). Moscow, 2019.
  9. Право интеллектуальной собственности: учебник. Т. 4: Патентное право / под общ. ред. Л.А. Новоселовой [Intellectual Property Law: Textbook. Vol. 4: Patent Law / Ed. by L.A. Novoselova] (in Russian). Moscow: Statut, 2019.
  10. Рожкова М.А. Информация как объект гражданских прав, или Что надо менять в гражданском праве [Rozhkova M.A. Information as an Object of Civil Rights, or What Needs to Be Changed in Civil Law] (in Russian) // https://zakon.ru/blog/2018/11/06/informaciya_kak_obekt_grazhdanskih_prav_ili_chto_nado_menyat_v_grazhdanskom_prave.
  11. Российское гражданское право: учебник: в 2 т. Т. 1: Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / под ред. Е.А. Суханова [Russian Civil Law: Textbook. In 2 vols. Vol. 1: General Part. Property Law. Inheritance Law. Intellectual Rights. Personal Non-Property Rights / Ed. by E.A. Sukhanov] (in Russian). 2nd ed. Moscow: Statut, 2011.
  12. Савельев А.И. Криптовалюты в системе объектов гражданских прав [Savelyev A.I. Cryptocurrencies in the System of Civil Rights] (in Russian) // Law. 2017. N 8.
  13. Савельев А.И. Направления эволюции свободы договора под влиянием современных информационных технологий [Savelyev A.I. Directions of the Evolution of Contract Freedom Under the Influence of Modern Information Technologies] (in Russian) // Свобода договора: сборник статей / рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова [Contract Freedom: Collection of Articles / Ed. by M.A. Rozhkova], Moscow: Statut, 2016.
  14. Савельев А.И. Некоторые риски токенизации и блокчейнизации гражданско-правовых отношений [Savelyev A.I. Some Risks of Tokenization and Blockchainization of Civil Law Relations] (in Russian) // Law. 2018. N 2.
  15. Сергеев А.П., Терещенко Т.А. База данных как объект смежных прав: условия правовой квалификации [Sergeev A.P., Tereshchenko T.A. Database as an Object of Related Rights: Conditions of Legal Qualification] (in Russian) // Patents and Licenses. Intellectual Rights. 2018. N 8.
  16. Сергеев А.П., Терещенко Т.А. Большие данные: в поисках места в системе гражданского права [Sergeev A.P., Tereshchenko T.A. Big Data: In Search of a Place in the Civil Law System] (in Russian) // Law. 2018. N 11.
  17. Сергеев А.П., Терещенко Т.А. Нарушает ли права изготовителя базы данных — объекта смежных прав — деятельность по созданию поисковых индексов? [Sergeev A.P., Tereshchenko T.A. Does the Creation of Search Indexes Violate the Rights of the Manufacturer of the Database — an Object of Related Rights?] (in Russian) // Patents and Licenses. Intellectual Rights. 2018. N 6.
  18. Терещенко Л.К. Правовой режим информации: автореф. дис. … д-ра юрид. наук [Tereshchenko L.K. Legal Regime of Information: Synopsis of a Thesis for a Candidate Degree in Law Sciences] (in Russian). Moscow, 2011.
  19. Шевцив О.С. Некоторые аспекты понятия имущества как объекта гражданских прав [Shevtsiv O.S. Some Aspects of the Concept of Property as an Object of Civil Rights] (in Russian) // Leningrad Legal Journal. 2015. N 4.
  20. Ohm P. Broken Promises of Privacy: Responding to the Surprising Failure of Anonymization // UCLA Law Review. 2010. Vol. 57. Iss. 6.

 


[1] Стратегия развития информационного общества в Российской Федерации на 2017 — 2030 годы, утв. Указом Президента РФ от 9 мая 2017 г. N 203.

[2] "…для поиска вычислительной системой непредвзятого решения требуется ввести репрезентативный, релевантный и корректно размеченный набор данных" (п. 8 Национальной стратегии развития искусственного интеллекта на период до 2030 года, утв. Указом Президента РФ от 10 октября 2019 г. N 490).

[3] В этой связи показательной является позиция UK Jurisdiction Task Force по вопросу правового статуса криптовалют, технологий распределенного реестра данных и смарт-контрактов в общем праве, согласно которой существующее "общее право Англии обладает достаточной гибкостью, чтобы адекватно регулировать новые, быстро меняющиеся технологии и основанные на них коммерческие инструменты и в целом представляет собой надежный правовой фундамент для их развития". См.: UK Jurisdiction Taskforce. Legal Statement on Cryptoassets and Smart Contracts // The LawTech Delivery Panel. November 2019. P. 3 — 4 // https://technation.io/about-us/lawtech-panel/.

[4] Информация Банка России от 4 сентября 2017 г. "Об использовании частных "виртуальных валют" (криптовалют)"; информация Банка России от 27 января 2014 г. "Об использовании при совершении сделок "виртуальных валют", в частности Биткойн".

[5] Информационное сообщение Росфинмониторинга от 6 февраля 2014 г. "Об использовании криптовалют".

[6] В частности, в делах о блокировках онлайн-ресурсов, связанных с криптовалютами. См., например, решения Невьянского городского суда Свердловской области от 30 сентября 2014 г. по делу N 2-978/2014, Приморского районного суда г. Санкт-Петербурга от 10 ноября 2015 г. по делу N 2-10750/2015 и др.

[7] См., например, решение Волгодонского районного суда Ростовской области от 18 марта 2019 г по делу N 2-4140/2018: "Доводы Скрынник Д.Л. о получении им в период с 01.03.2017 по 21.11.2018 дохода в виде криптовалюты, которая в дальнейшем была обменена им на рубли и перечислена на счет банковской карты Кислухиной Т.Г., не основаны на законе, так как операции с криптовалютами совершаются вне правового регулирования Российской Федерации". Или, как вариант, соответствующие требования, связанные с "нелегализованным" объектом гражданских прав, признаются лишенными исковой защиты. См. решение Ряжского районного суда Рязанской области от 26 апреля 2017 г. по делу N 2-160/2017.

[8] См.: Савельев А.И. Направления эволюции свободы договора под влиянием современных информационных технологий // Свобода договора: сборник статей / рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. М.: Статут, 2016. С. 481 — 542.

[9] Raw Data // https://www.techopedia.com/definition/1230/raw-data.

[10] Сколько таких единиц данных должно присутствовать для того, чтобы сформировать массив данных, — вопрос философский. В этой связи уместно вспомнить известный логический парадокс, получивший название "парадокс кучи", сформулированный Евбулидом из Милета (IV в. до н.э.). Формулировка парадокса основана на базисной предпосылке, согласно которой одно зернышко не образует кучи, исходя из чего добавление одного зернышка к совокупности, кучей не являющейся, несущественно для образования кучи. Известно множество вариаций в формулировке парадокса. Кроме позитивной ("если к одному зерну добавлять по зернышку, то в какой момент образуется куча?") встречается и негативная формулировка: "Если удалять из кучи в 1 млн зерен по одному зернышку, с какого момента она перестает быть кучей?" (по материалам Википедии). По всей видимости, разработчики ГК РФ, будучи вдохновленными данной философской апорией, и включили положение о 10 тыс. информационных элементов в ст. 1334 ГК как ориентир для констатации факта наличия такой "кучи" материала в базе данных, которой достаточно для того, чтобы на нее могло возникнуть исключительное право изготовителя базы данных.

[11] О необходимости наличия в объекте гражданских прав экономической составляющей, за исключением личных неимущественных благ, говорится в доктрине гражданского права. См., например: "…экономическое понятие товара как объекта товарного (имущественного) оборота в гражданском праве воплощается не только в вещах, но и в иных, в том числе нематериальных, объектах. Категория товара в известном смысле может служить синонимом категории объекта гражданских правоотношений (объекта гражданских прав), если не учитывать в числе последних личные неимущественные блага" (Российское гражданское право: учебник: в 2 т. Т. 1: Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / под ред. Е.А. Суханова. 2-е изд., стереотип. М.: Статут, 2011. С. 301; см. также: Шевцив О.С. Некоторые аспекты понятия имущества как объекта гражданских прав // Ленинградский юридический журнал. 2015. N 4. С. 121 — 128).

[12] См.: Дозорцев В.А. Информация как объект исключительного права / Дозорцев В.А. Интеллектуальные права: Понятие. Система. Задачи кодификации: сборник статей. М.: Статут, 2003. С. 228; Терещенко Л.К. Правовой режим информации: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2011. С. 87; и др.

[13] Мефодьева К.А. Цифровые данные как объект гражданско-правового регулирования в Германии, США и России: дис. … канд. юрид. наук. М., 2019. С. 13.

[14] ISO/IEC 2382:2015 Information technology — Vocabulary // https://www.iso.org/standard/63598.html.

[15] ISO/IEC/IEEE 24765:2010 Systems and software engineering — Vocabulary // https://www.iso.org/standard/50518.html.

[16] OECD. Data-Driven Innovation for Growth and Well-Being: Interim Synthesis Report. October 2014. P. 27 // https://www.oecd.org/sti/inno/data-driven-innovation-interim-synthesis.pdf.

[17] Ibid. P. 26; см. также: OECD. Exploring the Economics of Personal Data: A Survey of Methodologies for Measuring Monetary Value. OECD Digital Economy Papers, N 220 (2013) // http://edshare.soton.ac.uk/15267/3/OECD_2013.pdf.

[18] Право интеллектуальной собственности: учебник. Т. 4: Патентное право / под общ. ред. Л.А. Новоселовой. М.: Статут, 2019 (СПС "КонсультантПлюс").

[19] Войниканис Е.А. Право интеллектуальной собственности в цифровую эпоху: парадигма баланса и гибкости. М.: Юриспруденция, 2013 (СПС "КонсультантПлюс").

[20] См. п. 4 Постановления Пленума ВАС РФ от 23 марта 2012 г. N 14 "Об отдельных вопросах практики разрешения споров, связанных с оспариванием банковских гарантий", в котором ВАС РФ со ссылкой на п. 2 ст. 3 ГК РФ признал приоритет ГК над положениями ранее действовавшего Федерального закона "О бухгалтерском учете" 1996 г., согласно которому без подписи главного бухгалтера денежные и расчетные документы, финансовые и кредитные обязательства считаются недействительными и не должны приниматься к исполнению. См. также Постановления Президиума ВАС РФ от 24 ноября 2009 г. N 9548/09 и от 15 мая 2001 г. N 7717/00, где ВАС РФ признал положения ст. 426 ГК РФ превалирующими над положениями Федерального закона от 7 июля 2003 г. N 126-ФЗ "О связи".

[21] Постановление 9 ААС от 2 июня 2009 г. N 09АП-4301/2008-ГК по делу N А40-93018/08-10-669.

[22] См. Определение КС РФ от 3 февраля 2000 г. N 22-О: "Противоречия же между ГК Российской Федерации и другими федеральными законами, регулирующими указанные отношения, должны устраняться в процессе правоприменения, так как Конституцией Российской Федерации не определяется и не может определяться иерархия актов внутри одного их вида, в данном случае — федеральных законов. Ни один федеральный закон в силу статьи 76 Конституции Российской Федерации не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой. Правильный же выбор на основе установления и исследования фактических обстоятельств и истолкование норм, подлежащих применению в конкретном деле, относится не к ведению Конституционного Суда Российской Федерации, а к ведению судов общей юрисдикции и арбитражных судов". Однако даже КС РФ не проводит его последовательно в своей практике, признав в одном из своих постановлений особый статус УПК РФ в системе законодательства (Постановление от 29 июня 2004 г. N 13-П).

[23] Такая точка зрения высказывается, в частности, В.О. Калятиным. См.: Калятин В.О. Комментарий к ст. 17 Вводного закона // Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации (части четвертой): в 2 т. (постатейный) / С.А. Горленко, В.О. Калятин, Л.Л. Кирий и др.; отв. ред. Л.А. Трахтенгерц. 2-е изд. М.: ИНФРА-М, 2016. Т. 1.

[24] Сообщение Комитета Государственной Думы по государственному строительству и законодательству от 19 февраля 2019 г. // http://komitet2-10.km.duma.gov.ru/Novosti_Komiteta/item/18209862/?fbclid=IwAR127RyEbTpRZppK_WpCgRWXXcsbLeyCzB3lG7D1dGwsbbeEHrJOLi0QREI.

[25] Пункт 2 Приложения N 18 к Договору о Евразийском экономическом союзе от 29 мая 2014 г.

[26] В качестве примеров такого рода бирж данных можно привести площадку 1DMC (Data Monetization Cloud) (https://1dmc.io/#solutions), сервисы Datahub (https://datahub.io/collections), Snowflake (https://www.snowflake.com/data-exchange/) и др.

[27] См.: Сергеев А.П., Терещенко Т.А. Большие данные: в поисках места в системе гражданского права // Закон. 2018. N 11; https://zakon.ru/publication/igzakon/7686.

[28] Маковский А.Л. О кодификации гражданского права (1922 — 2006). М.: Статут, 2010. С. 621.

[29] См.: Войниканис Е.А., Калятин В.О. База данных как объект правового регулирования: учебное пособие для вузов. М.: Статут, 2011 (СПС "КонсультантПлюс").

[30] Как отмечают Е. Войниканис и В. Калятин, "понятием "материалы" могут охватываться самые разные объекты, независимо от их назначения, ценности и охраноспособности. Среди них могут быть и данные в узком смысле слова. Данные можно разделять, например, на "сырые" (или необработанные) и проверенные, обработанные" (Войниканис Е.А., Калятин В.О. Указ. соч.).

[31] См., например, дефиницию информационного ресурса таможенного органа, определяемого как "упорядоченная совокупность документированной информации (базы данных, другие массивы информации), содержащейся в информационных системах таможенных органов" (п. 13 ст. 2 Таможенного кодекса Евразийского экономического союза (Приложение N 1 к Договору о Таможенном кодексе Евразийского экономического союза)).

[32] См. текст законопроекта N 424632-7 "О внесении изменений в части первую, вторую и статью 1124 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации (о цифровых правах)" по адресу: https://sozd.duma.gov.ru/bill/424632-7.

[33] Пояснительная записка к проекту федерального закона "О внесении изменений в части первую, вторую и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации". С. 6.

[34] Постановление Суда по интеллектуальным правам от 6 апреля 2015 г. N С01-138/2015 по делу N А45-595/2014.

[35] Войниканис Е.А., Калятин В.О. Указ. соч.

[36] Постановления Суда по интеллектуальным правам от 7 марта 2014 г. N С01-114/2013 по делу N А56-58781/2012, 13 ААС от 9 февраля 2016 г. N 13АП-31190/2015 по делу N А56-58781/2012.

[37] Решение АС г. Москвы от 12 октября 2017 г. по делу N А40-18827/17.

[38] Постановление 9 ААС от 6 февраля 2018 г. N 09АП-61593/2017-ГК по делу N А40-18827/17.

[39] Постановление Суда по интеллектуальным правам от 24 июля 2018 г. N С01-201/2018 по делу N А40-18827/2017.

[40] Fixtures Marketing Ltd. v. Oy Veikkaus Ab, Judgment of the Court (Grand Chamber), 9 November 2004, Case C-46/02; The British Horseracing Board Ltd. and Others v William Hill Organisation Ltd., Judgment of the Court (Grand Chamber), 9 November 2004, Case C-203/02; Fixtures Marketing Ltd. v Svenska Spel AB, Judgment of the Court (Grand Chamber), 9 November 2004, Case C-338/02.

[41] Войниканис Е.А., Калятин В.О. Указ. соч.; Сергеев А.П., Терещенко Т.А. Нарушает ли права изготовителя базы данных — объекта смежных прав — деятельность по созданию поисковых индексов? // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2018. N 6. С. 9 — 10; Они же. База данных как объект смежных прав: условия правовой квалификации // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2018. N 8. С. 5 — 6.

[42] Постановление Суда по интеллектуальным правам от 24 июля 2018 г. N С01-201/2018 по делу N А40-18827/2017.

[43] Корнеев В.А., Кольздорф М.А. Спорные вопросы регулирования баз данных // Закон. 2019. N 5 (СПС "КонсультантПлюс").

[44] Архипов В.В. Проблема квалификации персональных данных как нематериальных благ в условиях цифровой экономики, или Нет ничего более практичного, чем хорошая теория // Закон. 2018. N 2 (СПС "КонсультантПлюс").

[45] Постановление Суда по интеллектуальным правам от 25 августа 2014 г. по делу N А12-18806/2013.

[46] Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 8 апреля 2015 г. N 306-ЭС14-5432 по делу N А12-18806/2013.

[47] Сергеев А.П., Терещенко Т.А. Большие данные: в поисках места в системе гражданского права.

[48] В судебной практике США также отмечается, что доступность соответствующей информации на веб-сайте не позволяет отнести ее к категории ноу-хау (Assessment Technologies of Wisconsin, LLC v WireData, Inc., 350 F.3d 640 (7th Cir. 2003)).

[49] См., например: Noerr. Report on Certain Aspects of German Intellectual Property Law. 31 October 2018. P. 30 — 32.

[50] Рожкова М.А. Информация как объект гражданских прав, или Что надо менять в гражданском праве // https://zakon.ru/blog/2018/11/06/informaciya_kak_obekt_grazhdanskih_prav_ili_chto_nado_menyat_v_grazhdanskom_prave.

[51] См., например, Постановления 9 ААС от 15 мая 2018 г. N 09АП-16416/2018 по делу N А40-124668/2017, ФАС Западно-Сибирского округа от 23 января 2006 г. N Ф04-9813/2005(18913-А27-25).

[52] См. подробнее: Савельев А.И. Некоторые риски токенизации и блокчейнизации гражданско-правовых отношений // Закон. 2018. N 2. С. 36 — 51; Он же. Криптовалюты в системе объектов гражданских прав // Закон. 2017. N 8. С. 136 — 153.

[53] Статья 2 Конвенции о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных (Convention for the Protection of Individuals with regard to Automatic Processing of Personal Data) 1981 г.

[54] См., например, ст. 4 Общего регламента по защите данных (General Data Protection Regulation. GDPR); Закон Калифорнии о защите конфиденциальности потребителей (California Consumer Privacy Act) 2018 г.; п. 2 Закона Сингапура о защите персональных данных (Singapore Personal Data Protection Act); ст. 3.1 Стандарта КНР по защите персональной информации (China's Personal Information Security Specification) 2018 г.

[55] Patrick Breyer v. Bundesrepublik Deutschland, Judgment of the Court (Second Chamber), 19 October 2016, Case C-582/14, § 41.

[56] Постановление 13 ААС от 1 июля 2016 г. по делу N А56-6698/2016.

[57] Определение Московского городского суда от 10 ноября 2016 г. по делу N 33-38783/2016.

[58] Решение Таганского районного суда г. Москвы от 19 декабря 2018 г. N 02-4261/2018.

[59] Cookie — небольшой файл, устанавливаемый онлайн-ресурсом на устройство пользователя, который присваивает уникальный ID такому устройству, позволяя "узнавать" данного пользователя при повторном посещении такого онлайн-ресурса и (или) отслеживать последующую активность пользователя по сети Интернет.

[60] § 26 Преамбулы GDPR.

[61] § 19 Explanatory Report to the Protocol amending the Convention for the Protection of Individuals with regard to Automatic Processing of Personal Data. Strasbourg, 2018 // https://rm.coe.int/16808ac91a.

[62] Ohm P. Broken Promises of Privacy: Responding to the Surprising Failure of Anonymization // UCLA Law Review. 2010. Vol. 57. Iss. 6. P. 1704.

[63] См. подробнее: Савельев А.И. Направления эволюции свободы договора под влиянием современных информационных технологий.

[64] "Защита законодательства о защите прав потребителей должна распространяться на все транзакции с участием потребителей, независимо от наличия в них встречного предоставления денежного характера" (OECD. Consumer Protection in E-commerce: OECD Recommendation (2016). P. 9 // https://www.oecd.org/sti/consumer/ECommerce-Recommendation-2016.pdf). Данный подход видится логичным, поскольку неразумно лишать потребителя защиты только потому, что в качестве встречного предоставления используются его персональные данные, а не денежные средства.

[65] По вопросам особенностей применения GDPR к обработке данных онлайн-сервисами см., в частности: EDPB. Guidelines 2/2019 on the processing of personal data under Article 6(1)(b) GDPR in the context of the provision of online services to data subjects. Version 2.0. 8 October 2019 // https://edpb.europa.eu/sites/edpb/files/files/file1/edpb_guidelines-art_6-1-b-adopted_after_public_consultation_en.pdf.


Рекомендуется Вам: