Понятие, значение и тенденции развития цифрового права

Авторы: Белых В.С., Болобонова М.О.

Внедрение цифровых технологий в современных условиях развития технологических процессов привело к кардинальному изменению качества экономики. На современном этапе развития общественных отношении многие экономические процессы трансформируются на основе новых принципов управления, в основу которых заложены цифровые инновации, которые находят свое проявление в разных сферах. В связи с постоянно меняющимися экономическими процессами и динамичным развитием российского законодательства возникла необходимость законодательного регулирования основных механизмов и установления правовых режимов в сфере цифровых правоотношений.

Цифровые технологии создают новую реальность, отличную от того физического мира, в котором мы живем. Они создают новую технологическую среду, в которой действует такой социальный феномен, как право, система права. Более того, цифровые технологии начинают диктовать свои условия, к которым необходимо адаптироваться правовым институтам, в том числе институтам гражданского права[1].

Фундаментальные права человека, установленные Конституцией и международно-правовыми актами, конкретизируются в законодательстве на каждом историческом этапе развития страны. Очевидно, наступило время конкретизации прав и свобод человека и гражданина применительно к цифровой реальности[2].

Цифровые права человека — это конкретизация (посредством закона и правоприменительных, в том числе судебных, актов) универсальных прав человека, гарантированных международным правом и конституциями государств, применительно к потребностям человека и гражданина в обществе, основанном на информации. Задача государства — признавать и защищать цифровые права граждан от всевозможных нарушений, обеспечивая при этом конституционно-правовую безопасность личности, общества и государства[3].

Глобализация экономики проявляется в международном разделении труда национальных экономик. Российское промышленное производство (вся экономика в целом) находится в самом начале технологической цепочки. Особенно это наблюдается в настоящее время, когда промышленно развитые страны перешли от концепции "индустриальной экономики" к теории информационного общества. В условиях информационной экономики повышается значение глобальных, национальных и региональных информационных сетей. Принято говорить об электронной коммерции, интернет-бизнесе, об изменениях в информационных технологиях. Новые технологии существенно трансформируют не столько частный, сколько публичный сектор, сферу государственной деятельности. Благодаря новым цифровым технологиям формируется и новая среда правового регулирования, в которой можно выделить следующие ключевые технологические факторы:

— Интернет вещей, промышленный Интернет (Internet of things);

— искусственный интеллект (artificial intelligence) и машинное обучение и робототехника;

— технологии виртуальной и дополненной реальности (augmented reality), квантовые технологии и нейротехнологии;

— технологии на принципах распределенного реестра (blockchain), криптовалюты, токены, майнеры, смарт-контракты, ICO…;

— глобальные базы данных (big data);

— облачные компьютерные сервисы и вычисления (cloud computing);

— "умные" комплексы и устройства (smart everything);

— социальные сети (Facebook, VK, Twitter, Telegram…);

— киберпространство, интернет-торговля, киберспорт, киберфейк, "электронное правительство" и кибербезопасность[4].

Цифровые технологии способны менять образ права, влиять на его регулятивный потенциал и эффективность, открывать дорогу или блокировать его действие в новых измерениях социальной реальности. Векторы и пределы таких изменений до конца не ясны. Вероятно, это подтверждение зарождения нового права — "права второго модерна". Зарождается новое право, регулирующее отношения в контексте мира цифр и искусственного интеллекта[5].

Вопрос о понятии "цифровое право" является дискуссионным. Связано это прежде всего с тем, что в одном понятии или определении достаточно сложно отразить всю сущность глобальных изменений. Кроме того, едва ли возможно учесть динамику изменений в данной сфере.

Популярной ошибкой законодателя в цифровую эпоху стало стремление угнаться за происходящими изменениями путем регламентации всего нового, что попадает в его поле зрения. Как правило, такая регламентация начинается с выработки терминологического аппарата и жесткой классификации, которая помогает описать новую реальность. Острые дискуссии о том, что такое большие данные, цифровые платформы, социальные сети или искусственный интеллект, не утихают уже несколько лет. И в настоящее время можно констатировать, что дискуссии о том, что такое криптовалюты и цифровые права, стали значительной составляющей разговора о нормативном регулировании цифровой экономики[6].

Известный российско-советский ученый-правовед М.М. Агарков предупреждал: "Право не является самодовлеющей и замкнутой системой явлений, которая живет и изменяется по своим собственным внутренним законам"[7]. Анализируя состояние правовой науки на рубеже XIX и XX столетий, который М.М. Агаркову пришлось пережить, исследователь отмечал, что к началу XX в. "цельного миросозерцания уже не было, и наука должна была обратиться к основным вопросам гражданского права, проверить старые истины, откинуть отжившее, быть может, заново формулировать свои исходные положения".

Движущая сила, которая в наших социально-исторических условиях призвана быть драйвером развития правовой сферы, — это энергия государственного и общественного запроса. Однако действие этой силы как осязаемый феномен общественной жизни в современном социуме предельно ослаблено. Механизация права, превращение его в замкнутую систему, которая живет и изменяется по своим собственным внутренним законам, стали историческим фактом индустриальной эпохи. Снижение адаптивности в силу его механизации и превращения в замкнутую систему делает право малоприспособленным к современным условиям[8].

Изменению под воздействием цифровых технологий подвергаются все компоненты права.

Традиционно субъектами права являются физические лица, юридические лица (организации), государство. Однако в условиях цифровизации технологически обусловлено появление новых субъектов, например роботов. Европейским парламентом уже одобрены нормы гражданского права о робототехнике (16 февраля 2017 г.). Появляется новая "цифровая личность", новый субъект права наряду с человеком[9].

Существенные изменения наблюдаются и в таком компоненте права, как объект. Информация становится универсальным объектом права, существующим в любой правовой отрасли[10]. Более того, появляются новые объекты гражданских прав. Так, в настоящее время мы можем констатировать, что по поводу цифровых финансовых активов (или цифровых прав) — своего рода неюридических субстанций выражаются интересы и выстраивается взаимное поведение субъектов гражданских отношений, что является необходимой предпосылкой возникновения, существования, развития и осуществления гражданского права как такового. Как известно, невещественные материальные объекты, будучи дискретными образованиями, проявляют свою юридическую привязку особым образом: чаще всего инструментально, через принадлежность определенным субъектам источников или средств передачи и получения соответствующих энергий и воздействий. Дальнейшее развитие системы объектов гражданских прав приведет к включению таких объектов в имущественную группу в качестве промежуточной (между вещами и имущественными правами) объектной категории[11].

Динамичнее всего развиваются и подвергаются изменениям в связи с технологическим фактором общественные отношения.

Цифровизация экономики оказывает существенное влияние на сферу правового регулирования. Между субъектами правоотношений начинают складываться новые общественные отношения.

Так, в сфере правового регулирования наблюдается появление отношений:

1) субъектами которых являются виртуальные или цифровые "личности";

2) связанных с юридически значимой идентификацией личности в виртуальном пространстве;

3) возникающих в связи с реализацией прав человека в виртуальном пространстве (право на доступ в Интернет, право на забвение, право на "цифровую смерть" и др.);

4) ориентированных на применение робототехники;

5) складывающихся по поводу нетипичных объектов — информации, цифровых технологий (финтех, регтех и др.), создаваемых посредством применения новых цифровых сущностей (криптовалюты) и объектов материального мира, а также связанных с использованием и оборотом того и другого;

6) сопряженных:

— с использованием оцифрованных информационных массивов — информационных баз данных;

— переводом в цифровую форму действий и операций, посредством которых реализуются государственные функции, оказываются государственные и муниципальные услуги, обеспечивается электронное участие граждан в управлении обществом и государством;

— совершением действий в виртуальном пространстве, направленных на возникновение, изменение и прекращение правоотношений, реализацию прав и исполнение обязанностей, образующих их юридическое содержание;

— применением автоматизированных действий (Интернетом вещей), обеспечением информационной безопасности и др.[12]

Сфера правового регулирования становится мультисодержательной — в ее пределах не просто возникают новые отношения, но существенно изменяется ее структура, модифицируются сложившиеся связи[13].

Указанную сферу образуют как типичные, так и нетипичные для нее с точки зрения субъектного состава, объектов и среды существования общественные отношения, включая те, которые практически исключают непосредственное участие человека. Все чаще возникают общественные связи и отношения, составы фактических обстоятельств, а также события, происходящие помимо воли людей. В структуре сферы правового регулирования появился новый элемент — отношения, которые должны, но на данном этапе объективно не могут быть урегулированы правом в необходимом объеме.

Таким образом, вышеперечисленные направления деятельности в области применения цифровых технологий свидетельствуют о том, что в настоящее время формируется цифровое пространство.

Изменения происходят не только в общественных отношениях, регулируемых правом, но и, как следствие, в методах правового регулирования. Современный этап развития гражданского общества свидетельствует о происходящей трансформации принципов и методов регулирования общественных и экономических отношений.

С общетеоретических позиций метод правового регулирования общественных отношений — это способы (приемы, средства) воздействия права на поведение людей. Эта точка зрения является господствующей в отечественной правовой науке. Профессор С.С. Алексеев пишет: "Он (метод. — В.Б.) представляет собой особые способы, средства, приемы, используемые при правовом регулировании определенного, качественно своеобразного вида общественных отношений"[14]. Причем метод правового регулирования — это совокупность способов (средств, приемов).

Аналогичной точки зрения придерживаются и представители отраслевых наук. Профессор В.Ф. Яковлев определяет гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений как совокупность приемов (способов) воздействия отрасли на поведение людей[15]. По его мнению, правонаделение — главная сущностная черта гражданско-правового метода.

Существует и иное мнение по рассматриваемому вопросу. Например, профессор О.С. Иоффе и профессор М.Д. Шаргородский при определении метода регулирования видят в нем выражение какого-либо одного способа опосредования общественных отношений[16].

В современном обществе усиливаются тенденции к укреплению самоуправленческих начал и саморегулированию в управлении различными общностями и процессами.

Появление разного рода виртуальных сообществ — не что иное, как свидетельство стремления определенных групп людей выйти из-под жесткой государственной регуляции. В этих условиях оказались весьма востребованы общинная и кооперативная модели организации человеческого взаимодействия. Именно по их образу и подобию нередко формируются сетевые сообщества, потенциально способные образовывать саморегулируемую криптосреду[17].

Таким образом, важнейшим средством наметившихся преобразований является организация различных форм саморегулирования. Саморегулирование — это институт, в рамках которого группой экономических агентов создаются, адаптируются и изменяются легитимные (не противоречащие установленным государством) правила, регулирующие хозяйственную деятельность этих агентов, и объекты регулирования имеют возможность легитимно управлять поведением регулятора (контролера)[18]. Частное право дает формы экономического саморегулирования практически во всех своих институтах, при этом саморегулирование становится проявлением метода правового регулирования в гражданском праве.

В связи с этим следует применять такие средства и методы, которые бы дополняли и укрепляли иные формы социального регулирования. Во многом решение этой задачи будет зависеть от реального соотношения частного и публичного интересов в рассматриваемом сегменте правового регулирования.

Вслед за изменением сферы правового регулирования меняется и содержание права.

Появление новых общественных отношений вызывает к жизни новые юридические нормы, ведет к изменению или отмене уже действующих.

Сейчас можно констатировать наличие следующих тенденций и процессов:

1) в праве появляются новые понятия и легальные дефиниции, фиксирующие цифровые личности и сущности, образующие ядро будущих правовых институтов;

2) более интенсивно задействована регулятивная статическая функция права, обеспечивающая закрепление и оформление новых правовых институтов;

3) конкретизируются права человека, что создает иллюзию возникновения нового вида прав — цифровых[19];

4) для целей создания цифровой экономики широко применяются инструменты публичного права;

5) динамично изменяется композиция модели нормативного правового регулирования (соотношения в ней законов и подзаконных актов);

6) по сути, происходит перенастройка законодательства на решение задач, возникших в связи с цифровизацией, посредством "цифровой прививки" гражданскому, трудовому, административному, уголовному и многим другим отраслям законодательства.

Изменения наблюдаются и в сфере реализации права. Многие юридически значимые действия совершаются в виртуальном пространстве — заключение сделок, удостоверение юридически значимых фактов и др. В процессе реализации права все чаще используются цифровые технологии (блокчейн, "умные" самоисполняющиеся контракты и др.), изучается возможность применения вновь возникающих технологий, например, в РАН, Сколково. При осуществлении отдельных видов деятельности людей постепенно заменяют роботы, происходит роботизация и технологизация юридической деятельности. Коренные изменения зафиксированы в познавательно-доказательственной составляющей судебного процесса, вводятся новые виды доказательств (электронные доказательства, в частности цифровые следы), а также судебных экспертиз[20].

Очевидно, что в системе права назрели изменения. И перемены более кардинальные, нежели это представляется в теории права. Речь не просто о дискуссиях о системе права, о том, какие отрасли ее составляют и сколько их, по каким критериям они выделяются. Проблема одновременно и глубже, и видна невооруженному глазу. Наступление новых технологий способно вовсе переформатировать право, само это понятие, феномен, его содержание, механизм действия и проч. и систему права соответственно[21].

В этой связи особый интерес представляет рассмотрение проблемы единства российского частного права и такого явления, как дуализм права.

Соотношение публичного и частного права имеет и практическое значение, так как в правоприменительной практике субъектам права необходимо руководствоваться конкретными нормами, обладающими отраслевой принадлежностью. На этом фоне существуют режимы публичного и частного права.

Надо согласиться с мнением С.С. Алексеева о том, что публичное и частное право — это не отрасли, а целые сферы, зоны права (суперотрасли). Причем такое деление права не только и, пожалуй, даже не столько классификационное, сколько концептуального порядка. Оно касается самих основ права, его места и роли в жизни людей, его определяющих ценностей[22]. С этой точки зрения выделение публичного и частного права в их чистом виде позволяет провести разграничение между ними и соответствующими отраслями объективного права.

На протяжении двадцатого столетия в советской юридической литературе сложилась устойчивая позиция, в соответствии с которой критериями определения отраслей права являются предмет и метод правового регулирования общественных отношений. В настоящее время в юридической науке определилась тенденция расширить перечень отраслей права, обосновать отраслевой статус институтов права и подотраслей права[23].

Представляется, что цифровизация права усугубляет общую проблему о критериев, позволяющих отнести ту или иную отрасль (институт) к публичному либо частному праву. Отметим, что в юридической литературе было предложено несколько теоретических конструкций по данной проблеме, среди которых можно выделить три основные концепции: теорию интереса, теорию метода, теорию предмета правового регулирования[24]. Вместе с тем ни одна из рассматриваемых концепций не позволяет провести четкое разграничение между публичным и частным правом.

Цифровизация катализирует стирание граней между отраслями права. Информация и технологии — уже в каждой отрасли, они становятся общим знаменателем и способны определять единую логику права. Ценность отраслевых границ снижается в правовой практике, что неминуемо влияет и на теорию права[25].

Таким образом, право на пороге перемен под влиянием технологического фактора. Выделяемые в теории основные признаки права (система общеобязательных норм, санкционированных государством, выражающих государственную волю и обеспечиваемых государством) в цифровую эпоху теряют прежний смысл[26]. Мы являемся свидетелями формирования новой отрасли права — цифрового права.

В этой связи стоит отметить, что в дискуссии по вопросам системы права ряд ученых встали на путь отрицания отраслей права (Ц.А. Ямпольская, Р.З. Лившиц, И.А. Танчук). Представители данного направления в науке предлагали отойти от отрасли права и признать систему законодательства и отрасль законодательства. Однако данное направление не нашло своего закрепления в науке и не обрело большого числа последователей[27]. Возможно, именно сейчас данные концепции находят свою актуальность.

Г.Ф. Шершеневич справедливо указывал, что теоретическая, педагогическая и практическая причины приводят к необходимости разделить действующее право по отделам[28]. Если следовать вышеуказанной логике, то система российского права состоит из отдельных отраслей права, между которыми постоянно проходят тектонические процессы, одни отрасли права умирают, но появляются другие отрасли[29].

Рассуждая о понятии цифрового права как самостоятельной отрасли, этапе, следует помнить, что главным является единство системы права, которое обеспечивается, во-первых, непротиворечивостью содержания правовых норм; во-вторых, системой конкретного государства, которое заинтересовано в единстве и устойчивости; в-третьих, единством целей и задач; в-четвертых, самим внутренним единством системы[30].

На данный момент уже существуют все его признаки: нормативность (устанавливает правила поведения общего характера); общеобязательность (действие распространяется на всех либо на большой круг субъектов); гарантированность государством (подкреплено мерами государственного принуждения); интеллектуально-волевой характер (право выражает волю и сознание людей); формальная определенность (нормы права выражены в официальной форме); системность (право — это внутренне согласованный, упорядоченный организм).

Вместе с тем представляется преждевременным вывод о самостоятельности цифрового права. Однако теоретические, педагогические и практические причины приводят к необходимости предложения понятия цифрового права.

Процесс формирования новой отрасли цифрового права фактически и представляет собой "цифровизацию" права, которая будет иметь постоянную тенденцию к увеличению.

Итак, цифровое право — система общеобязательных, формально-определенных, гарантированных государством правил поведения, которая складывается в области применения или с помощью применения цифровых технологий и регулирует отношения, возникающие в связи с применением цифровых технологий.

С точки зрения отраслевого подхода цифровое право — это отрасль права, объединяющая правовые нормы, регулирующие отношения, возникающие в связи с приобретением, осуществлением и отчуждением цифровых прав, а также с применением цифровых технологий физическими и юридическими лицами.

В перспективе в силу логики процесса цифровизации объективно складываются предпосылки для формирования нового направления правового регулирования — цифрового права, которое будет включать систему нормативных актов, технических регламентов и норм, соглашений участников внутри технологических платформ для обеспечения стабильности и развития цифрового гражданского оборота. При формировании цифрового права как самостоятельного направления правового регулирования, с точки зрения автора, оправдан подход с использованием цифровых технологий, технологических платформ (комплекса цифровых технологий), объединяющих информационные, коммуникационные, производственные и иные современные технологии, для регулирующего воздействия на цифровой гражданский оборот.

Цифровое право в объективном смысле представляет собой структуру нормативных правовых актов (включая международные договоры в области цифрового гражданского оборота) и акты локального действия (правила, соглашения) в технологических платформах. Цифровое право регулирует сферу цифрового гражданского оборота с участием нематериальных цифровых объектов, обладающих объявленной или действительной коммерческой ценностью (экономическим содержанием), признаваемых законом и основанных на принципах создания и действия комплексных технологий (технологических платформ) распределенного реестра или иных цифровых технологий (искусственный интеллект, виртуальная и дополненная реальность, криптовалюты и токены, облачные вычисления и др.)[31].

Цифровая экономика в настоящее время находится в стадии своего становления и развития, многие экономические и технологические модели отношений не являются устоявшимися, что следует принимать во внимание при разработке понятия "цифровое право". Однако сущность правового регулирования никогда не исчерпывается естественными законами экономического развития. Право нельзя лишить ценностного измерения, это не точная наука. Общество в цифровой экономике может быть очень разным, и, как показывает практика, его спонтанное развитие, как правило, приводит к росту неравенства. Поэтому перенастройка правового регулирования, его адаптация к динамическим процессам цифровизации не исключает, а напротив, делает неизбежным определенный телеологический и ценностный выбор[32]. Это означает, что правовая политика должна опираться на определенные идеалы и развиваться в единстве с экономической и социальной политикой.

Литература

1. Агарков М.М. Ценность частного права / М.М. Агарков // Сборник трудов профессоров и преподавателей Государственного иркутского университета. Отд. 1: Науки гуманитарные. Вып. 1. Иркутск, 1921. 173 с.

2. Алексеев С.С. Общие теоретические проблемы системы советского права / С.С. Алексеев. Москва: Госюриздат, 1961. 187 с.

3. Алексеев С.С. Предмет советского социалистического гражданского права / С.С. Алексеев // Ученые труды Свердловского юридического института. Т. 1. Серия "Гражданское право" / Свердловск, 1959. 336 с.

4. Алексеев С.С. Частное право: Научно-публицистический очерк / С.С. Алексеев. Москва: Статут, 1999. 157 с.

5. Зорькин В.Д. Право в цифровом мире. Размышление на полях Петербургского международного юридического форума / В.Д. Зорькин // Российская газета. 2018. 29 мая.

6. Иванов А.Ю. Законотворчество и правовая основа цифрового будущего: вызовы и решения / А.Ю. Иванов // Аналитические материалы к рабочим мероприятиям форума "Развитие парламентаризма" (г. Москва, 1 — 3 июля 2019 г.). Москва, 2019. С. 18 — 25.

7. Карцхия А.А. Гражданско-правовая модель регулирования цифровых технологий: Диссертация доктора юридических наук / А.А. Карцхия. Москва, 2018. 394 с.

8. Карцхия А.А. Цифровое право как будущее классической цивилистики / А.А. Карцхия // Право будущего: Интеллектуальная собственность, Инновации, Интернет: ежегодник. Т. 1 / Ответственный редактор Е.Г. Афанасьева. Москва: ИНИОН РАН, 2018. С. 26 — 40.

9. Крючкова П.В. Саморегулирование как дискретная институциональная альтернатива регулирования рынков: Диссертация доктора экономических наук / П.В. Крючкова. Москва, 2005. 283 с.

10. Кулагин М.И. Предпринимательство и право: опыт Запада / М.И. Кулагин; Предисловие и научное редактирование Е.А. Суханова. Москва: Дело, 1992. 142 с.

11. Лапач В.А. Система объектов гражданских прав в законодательстве России: Диссертация доктора юридических наук / В.А. Лапач. Ростов-на-Дону, 2002. 537 с.

12. Право будущего: Интеллектуальная собственность, Инновации, Интернет: Ежегодник. Т. 1 / Ответственный редактор Е.Г. Афанасьева. Москва: ИНИОН РАН, 2018. 207 с.

13. Радько Т.Н. Теория государства и права: Учебник / Т.Н. Радько. 2-е изд. Москва: Проспект, 2010. 744 с.

14. Свирин Ю.А. Когерентность системы права / Ю.А. Свирин // Актуальные проблемы российского права. 2015. N 6(55). С. 50 — 55.

15. Талапина Э.В. Право и цифровизация: новые вызовы и перспективы / Э.В. Талапина // Журнал российского права. 2018. N 2(254). С. 5 — 17.

16. Хабриева Т.Я. Право в условиях цифровой реальности / Т.Я. Хабриева, Н.Н. Черногор // Журнал российского права. 2018. N 1. С. 85 — 102.

17. Хачатуров Р.Л. Становление отраслей права Российской Федерации / Р.Л. Хачатуров // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2018. N 1(41). С. 91 — 97.

18. Шаргородский М.Д. О системе советского права / М.Д. Шаргородский, О.С. Иоффе // Советское государство и право. 1957. N 6. С. 101 — 110.

19. Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. В 2 томах. Т. 1. Вып. 1: Учебное пособие (по изданию 1910 — 1912 гг.) / Г.Ф. Шершеневич; Автор предисловия М.Н. Марченко. Москва: Юридический колледж МГУ, 1995. 446 с.

20. Яковлев В.Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений: Учебное пособие / В.Ф. Яковлев; Научное редактирование Г.И. Петрищева. Свердловск, 1972. 212 с.

Рекомендуется Вам: