Почему необходимо восстановление уголовно-процессуальных полномочий уголовно-исполнительной системы Российской Федерации

Автор: Гирько С.И.

Прошедший в период с 21 по 23 ноября 2017 г. на базе Академии Федеральной службы исполнения наказаний РФ (далее — ФСИН России) III Международный форум "Преступление, наказание, исправление", обсуждая ситуацию, сложившуюся вокруг проблемы наделения уголовно-исполнительной системы РФ (далее — УИС), ее учреждений и органов уголовно-процессуальными полномочиями органов дознания в полном объеме, разделил аудиторию на две неравные части. У положительного разрешения данной правовой и практической проблемы, конечно, обозначилось гораздо больше убежденных сторонников, которые представляли как практические органы УИС, так и научные, образовательные организации. Но в то же время проявили себя и скептики — специалисты, сомневающиеся в целесообразности такого решения. Основной их аргумент свелся к тому, что состояние и структура пенитенциарной преступности, ее масштабность не вызывают необходимости специализации по расследованию в системе ФСИН России, а тот объем процессуальной работы, который существует в УИС, могут выполнить представители других федеральных органов, которые располагают такими специалистами и к подследственности которых относятся пенитенциарные преступления. Кроме того, в сложившейся в стране ограниченности бюджетных расходов решение о создании в пенитенциарной системе подразделений по дознанию поддержано не будет.

Попробуем аргументировать свою позицию, отвечая одновременно на те сомнения, которые были высказаны скептиками предоставления УИС адекватных ее задачам уголовно-процессуальных полномочий.

Согласно статистической форме отчетности о состоянии преступности среди лиц, содержащихся в учреждениях уголовно-исполнительной системы, за период 2012 — 2016 гг. количество преступлений в целом невелико и варьируется в пределах 1 280 — 1 144, имея устойчивую тенденцию к снижению. Из года в год уменьшается абсолютное количество убийств — ст. 105 УК РФ (с 26 до 16), побегов из мест лишения свободы — ст. 313 УК РФ (с 322 до 190), приобретения и сбыта наркотических средств — ст. 228 УК РФ (с 348 до 183), хулиганств — ст. 213 УК РФ (с 10 до 2). Некоторый рост произошел по числу совершенных преступлений, связанных с дезорганизацией деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, — ст. 321 УК РФ (с 217 до 248), покушением на убийство — ст. ст. 30, 105 УК РФ (с 3 до 8).

Характеризуя структуру пенитенциарной преступности, различные исследователи по-разному определяют в ней приоритеты и удельный вес тех или иных криминальных проявлений.

К примеру, по мнению А.Б. Ваганова, в структуре пенитенциарной преступности самым распространенным видом преступлений на протяжении пяти лет остается незаконный оборот наркотических средств, удельный вес которого составляет 37% от общего числа всех преступлений. На немного меньше совершено побегов из мест лишения свободы — 26% и фактов дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, — 28%[1]. По его мнению, менее распространены убийства — 2% и криминальные проявления, вызвавшие причинение тяжкого вреда здоровью, в том числе повлекшее смерть потерпевшего, — 7%, хулиганства и захваты заложников.

По мнению другого автора, А.Е. Шалагина, к преступлениям, наиболее часто совершаемым в пенитенциарных учреждениях, следует отнести дезорганизацию деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества (ст. 321 УК РФ), — 15%, побег из мест лишения свободы (ст. 313 УК РФ) — 29%, уголовно наказуемые деяния, связанные с незаконным оборотом наркотиков (ст. ст. 228 — 228.1 УК РФ), — 25%, кражи (хищения) на объектах УИС (ст. 158 УК РФ) — 2%[2]. В структуре пенитенциарной преступности указанный автор выделяет еще и преступления, совершенные представителями администрации таких учреждений, среди которых приоритет принадлежит злоупотреблениям должностными полномочиями — 21,9%, превышению должностных полномочий — 10,9%, взяточничеству — 7,8%, присвоению, растрате, халатности — 3,1%, наркопреступлениям — 21,8%.

Совершенно очевидно, что, опираясь на положения ст. 151 УПК РФ, подследственность всех вышеперечисленных преступлений без труда можно разделить между двумя органами по расследованию: преступления против личности и должностные относятся к компетенции следователей Следственного комитета РФ, а преступления общеуголовные и менее значительные — к компетенции дознавателей (полиции) и следователей органов внутренних дел.

Относительно реально существующей нагрузки по расследованию в расчете на штатную единицу следователя высказаться вполне определенно могут представители Следственного комитета РФ, но полагаем, что она, как правило, превышает нормативную. Относительно дознавателей органов внутренних дел (полиции) можем назвать цифры более точно — только по результатам работы за 2016 г. при нормативе 55 дел в производстве дознавателя находилось 66,7 дела, т.е. дознаватели работают в обстановке существенного превышения нормативных нагрузок. Полагаем, что последние с целью разгрузить себя часть своей процессуальной нагрузки по пенитенциарным преступлениям могли бы без лишних нюансов передать в УИС, как в профильный орган, в учреждениях которого и совершаются криминальные прецеденты этого вида.

Отвечая скептикам наделения УИС самостоятельными уголовно-процессуальными полномочиями органов дознания, заметим, что равномерное, пропорциональное и адекватное с учетом профиля ведомства распределение нагрузки на органы по расследованию всегда являлось принципиальной задачей законодателя. Поэтому в данном случае высвобождение от избыточной нагрузки и непрофильных дел одного органа дознания — полиции и возложение этой работы на УИС, согласуясь со спецификой самой системы и преступлений, совершаемых в условиях изоляции и также обладающих очевидными особенностями, было бы вполне обоснованным и соответствовало бы названной политике законодателя.

Кроме того, такое решение соответствовало бы и Международным пенитенциарным стандартам, один из которых содержится в ст. 55 Европейских тюремных правил, где говорится, что "предполагаемое преступное деяние, совершенное в пенитенциарном заведении, расследуется таким же образом, что и национальным законодательством", т.е. по правилам УПК РФ. Второй — в ст. 67 определяет: "Сотрудники других правоохранительных ведомств могут непосредственно работать с заключенными в пределах пенитенциарных учреждений только в исключительных обстоятельствах".

На вопрос о том, кто может работать с заключенными в пределах исправительных учреждений в обычной ситуации, ответ достаточно прост — сами сотрудники уголовно-исполнительной системы.

Не менее значимая для нашего исследования проблема — а соответствует ли реальному состоянию пенитенциарной преступности официально регистрируемая ее часть?

В большинстве научных исследований, проведенных по данной проблеме, содержится однозначный ответ: нет, не соответствует, поскольку латентная ее компонента весьма значительна.

Так, А.Е. Шалагин указывает, что администрация любого пенитенциарного учреждения не заинтересована в росте числа уголовно наказуемых деяний на подконтрольной ей территории. В связи с этим значительная часть происшествий в исправительных учреждениях не попадает в официальную статистику[3]. Другой исследователь латентности в пенитенциарной системе, А.Б. Ваганов, указывая на факторы латентности в пенитенциарных учреждениях, относит к ним: неоднородность субъектного состава совершаемых преступлений; замкнутость (закрытость) учреждений УИС; специфичность потерпевших от преступлений; влияние криминальной субкультуры на осужденных во время отбывания наказания в виде лишения свободы, которая запрещает сотрудничество с персоналом исправительных учреждений (естественная латентность); сокрытие фактов совершения преступлений сотрудниками исправительных учреждений (искусственная латентность)[4]. К схожим выводам в части причин латентности пришли и другие ученые[5].

Кроме того, А.Б. Ваганов утверждает, что не по всем фактам устанавливается наличие приготовлений и покушений на преступления, которые являются не оконченными, но все-таки преступлениями, и за их совершение предусмотрена уголовная ответственность, а в статистике ФСИН России в принципе не отражается ни одного факта покушения или приготовления к преступлению, кроме убийств и побоев. Исследователь приходит к выводу о том, что уровень преступности в пенитенциарном учреждении намного выше, нежели указано в официальной статистике ФСИН России, что вызывает потребность проведения всесторонних проверок по всем деяниям, содержащим признаки преступлений, совершенных осужденными в пенитенциарном учреждении.

Аналогичной ситуация с латентностью пенитенциарной преступности выглядит и по данным В.Г. Громова. Интервьюируя сотрудников исправительных учреждений, он установил, что 70% из числа опрошенных отмечают, что среди осужденных латентность правонарушений достаточно велика. В основном выявляются преступления против жизни и здоровья, и практически не выявляются преступления против чести и достоинства, а также половой свободы и половой неприкосновенности[6].

На неадекватность статистических данных реальной обстановке в пенитенциарной системе указывает и А.А. Примак. По его данным, в исправительных учреждениях сегодня происходит ослабление режима содержания, ухудшение воспитательной работы и оперативно-разыскной деятельности оперативных частей, так как в настоящее время "криминальные авторитеты" подкупают персонал, выбивают для себя различные льготы, свободно распоряжаются "общаком", организуют прямо в зоне банкеты, оргии с приглашением друзей, проституток, проводят прямо там воровские сходки[7].

О несоответствии уровня регистрируемой пенитенциарной преступности реально существующей может также свидетельствовать и зависимость, выявленная С.А. Хохриным. По его данным, начиная с 2006 г., количество осужденных, состоящих на различных профилактических учетах, ежегодно возрастало с 44 372 до 70 133 человек в 2013 г. или на 63,78%. Автор задает закономерный вопрос: как при ухудшении криминогенной обстановки в учреждениях и росте количества осужденных, состоящих на профилактических учетах, может происходить снижение количества зарегистрированных пенитенциарных преступлений в исправительных учреждениях[8]?

С.В. Легостаев проследил другие тенденции, характеризующие пенитенциарную преступность: если в 2009 г. на 100 тыс. осужденных приходилось 122 преступления, то в 2013 г. — 158, т.е. коэффициент преступности возрос на 30%. Причем коэффициент тяжких преступлений за тот же период возрос на 84%[9]. Иными словами, на фоне статистического снижения количества пенитенциарных преступлений при уменьшении контингента исправительных учреждений в них возрастает концентрация криминально ориентированных осужденных, которые в период отбывания наказания совершают новые преступления, и преимущественно тяжкие. Подобная зависимость также не подтверждает гипотезу о спаде криминальной активности внутри УИС.

Ввиду сущности исследуемой проблемы — состояния и реальных масштабов пенитенциарной преступности — обращает на себя внимание следующая статистическая информация: по данным официальной статистики, в последние годы сохраняется значительная активность персонала УИС в работе по предотвращению преступных намерений. Несмотря на снижение числа выявленных фактов, общее их количество остается существенным: с 101,4 тыс. в 2012 г. до 95,8 тыс. по итогам 2016 г. В числе таких криминальных проявлений, по данным 2016 г., к примеру, 1 730 случаев дезорганизации деятельности учреждений, обеспечивающих изоляцию от общества, 4 046 побегов из мест лишения свободы. Сотрудники исправительных учреждений интенсивно взаимодействуют по выявлению преступлений с другими правоохранительными органами. Только в том же 2016 г. ими во взаимодействии с другими правоохранительными органами выявлено более 101 тыс. преступлений, в том числе задокументировано 97 тыс. разработок по инициативе органов внутренних дел, 73,9 тыс. — по инициативе оперативных частей УИС.

Все вышеприведенные данные достаточно убедительно свидетельствуют о том, что официально регистрируемое количество пенитенциарных преступлений не отражает реального состояния и уровня преступности данного вида. Так какое же количество уголовно наказуемых деяний фактически совершается в учреждениях уголовно-исполнительной системы? Полагаем, что на этот очень непростой вопрос могло бы ответить специально организованное комплексное исследование, но в то же время считаем, что реальные данные многократно превышают официальные. Выскажем предположение, что число таких преступлений может колебаться где-то в границах 100 тыс. преступлений в год.

А вот теперь и попробуем ответить на вопрос: как бы сегодня правоохранительные органы во главе с ФСИН России воспринимали и, кроме того, распределяли бы процессуальную нагрузку в том случае, если бы каждый факт криминального поведения в условиях исправительных учреждений получал обязательные в таких случаях оценку, регистрацию и должное оформление в соответствии с требованиями УПК РФ?

В связи с этим уместно напомнить, что дореформенный УПК РСФСР в п. 4 ст. 117 содержал норму, в соответствии с которой начальники исправительно-трудовых учреждений, следственных изоляторов, лечебно-трудовых и воспитательно-трудовых профилакториев являлись органами дознания по делам о преступлениях против установленного порядка несения службы, совершенных сотрудниками этих учреждений, а равно по делам о преступлениях, совершенных в расположении указанных учреждений.

Очевидно, что при наличии указанных выше полномочий такие должностные лица непосредственно сами, или возлагая на наиболее подготовленных сотрудников, имели право проводить с использованием допущенного арсенала процессуальных средств проверки заявлений и сообщений о фактах криминальных проявлений, возбуждать уголовные дела, проводить по ним либо дознание в полном объеме, либо комплекс неотложных следственных действий с последующим направлением уголовных дел по подследственности в профильный орган расследования для производства предварительного следствия.

С принятием УПК РФ и вводом его в действие с 1 июля 2002 г. начальники исправительных учреждений были лишены полномочий органа дознания и за ними остались сохраненными лишь полномочия, содержащиеся в п. 5 ч. 2 ст. 157 УПК РФ, на производство неотложных следственных действий по уголовным делам о преступлениях против порядка несения службы, совершенных сотрудниками соответствующих учреждений и органов, а равно о преступлениях, совершенных в расположении указанных учреждений и органов иными лицами, т.е. по пенитенциарным преступлениям.

Полномочия органа дознания у начальников исправительных учреждений тем самым были изъяты, а в связи с этим они лишались права осуществлять сами и утратили, как начальники органа дознания, возможность уполномочивать иных лиц на производство предварительного расследования в форме дознания.

На это обстоятельство обращено внимание Генерального прокурора РФ, который в своем указании от 25 декабря 2013 г. N 456/69 "Об усилении прокурорского надзора за процессуальной деятельностью учреждений и органов уголовно-исполнительной системы" отметил, что из-за отсутствия в учреждениях и органах уголовно-исполнительной системы специализированных подразделений дознания они не уполномочены производить дознание по уголовным делам о преступлениях какой-либо конкретной категории в порядке, предусмотренном главой 32 УПК РФ.

В данном случае образовался своеобразный "замкнутый круг" — персонал УИС не заинтересован в полномасштабном выявлении и обязательной регистрации фактов преступного поведения, прежде всего со стороны осужденных, содержащихся в исправительных учреждениях, с одной стороны, по причине нежелания допускать рост пенитенциарной преступности, поскольку это ухудшало бы результаты оперативно-служебной деятельности. С другой стороны, ввиду отсутствия достаточных процессуальных полномочий и средств для осуществления полноценных доследственных проверок, в том числе с возбуждением уголовного дела и правом принятия решения о его судьбе, администрация исправительных учреждений, по существу, не заинтересована в усилении контроля за этой деятельностью. Наряду с этим в пенитенциарных учреждениях отсутствует квалифицированный персонал, владеющий навыками процессуальной деятельности. Его подготовка по специальным программам "Уголовно-процессуальная деятельность в УИС" в образовательных учреждениях ФСИН России на перспективу также не ведется.

Можно смоделировать ситуацию, при которой руководством ФСИН России, к примеру, будут предприняты организационные меры по усилению контроля за регистрационной дисциплиной в УИС, учреждениях и органах системы. Несомненно, произойдет резкое возрастание числа обращений осужденных, регистрируемых заявлений и сообщений о фактах криминальных проявлений, которые потребуют проведения по каждому из них процессуальных проверок. Естественно, возрастание объемов работы по расследованию неизбежно вызовет увеличение нагрузки на взаимодействующие федеральные органы исполнительной власти и прежде всего на органы внутренних дел и Следственный комитет РФ, что потребует либо увеличения штатной численности таких органов, либо внесения согласованных предложений о возложении уголовно-процессуальных полномочий на УИС и, таким образом, восстановления утраченных ею полномочий органа дознания.

Как мы полагаем, во избежание указанных последствий сегодня ситуация никем и не "раскачивается", она как бы заморожена и в определенной степени устраивает всех упомянутых выше.

Между тем хотелось бы напомнить, что в ст. 1 Уголовно-исполнительного кодекса РФ (далее — УИК РФ) среди целей уголовно-исполнительного законодательства закреплена норма о предупреждении совершения новых преступлений как осужденными, так и иными лицами, а среди задач содержится требование охраны прав, свобод и законных интересов осужденных.

Приведенная выше норма УИК РФ получила свое развитие в Положении о ФСИН России[10], которое в числе основных задач службы определяет обеспечение охраны прав, свобод и законных интересов, а также правопорядка и законности в учреждениях и в следственных изоляторах осужденных и лиц, содержащихся под стражей, работников уголовно-исполнительной системы, должностных лиц и граждан, находящихся на территории этих учреждений. Ослабляя намеренно эту работу, руководство исправительных учреждений, по сути, не выполняет требования закона.

Заметим, что реализация вышеперечисленных задач без использования процессуальных средств и, соответственно, уголовно-процессуальных полномочий невозможна.

Подавляющее большинство специалистов, исследующих уголовно-процессуальную компетенцию УИС, именно в этих законодательных предпосылках находит правовую основу для постановки вопроса о наделении органов и учреждений пенитенциарной системы соответствующим объемом процессуальных полномочий[11].

Каким же видится выход из создавшейся коллизии? Полагаем, что возвращение уголовно-исполнительной системе, ее учреждениям и органам тех процессуальных прав, которые были закреплены в ст. 117 УПК РСФСР, было бы шагом в правильном направлении с целью восстановления ею утраченных уголовно-процессуальных полномочий.

Литература

1. Ваганов А.Б. Криминологическая характеристика пенитенциарной преступности и ее профилактика: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Челябинск, 2012. 30 с.

2. Громов В.Г. Профилактика преступлений осужденных в исправительных учреждениях // Вестник Казанского юридического института МВД России. 2013. N 1 (11). С. 41 — 45.

3. Легостаев С.В. Пенитенциарная преступность: состояние, основные тенденции и проблемы предупреждения // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2014. N 2 (28). С. 77 — 83.

4. Никифоров Л.В. Правовое положение учреждений и органов ФСИН России в уголовном судопроизводстве // Юридические науки: проблемы и перспективы: Материалы Международной научной конференции (Пермь, апрель 2012): Сб. науч. ст. Пермь: Меркурий, 2012. С. 122 — 126.

5. Примак А.А. О некоторых факторах латентности пенитенциарной преступности // Актуальные проблемы борьбы с преступностью в Сибирском федеральном округе. Красноярск: СибЮИ МВД России, 2008.

6. Филиппова О.В. Пенитенциарный рецидив и пенитенциарная преступность: понятие и криминологическая характеристика / О.В. Филиппова, М.Н. Садовникова // Сибирский юридический вестник. 2017. N 2 (77). С. 76 — 80.

7. Хохрин С.А. Уголовно-исполнительная характеристика пенитенциарной преступности // Известия Тульского государственного университета. Сер.: Экономические и юридические науки. 2014. N 2-2. С. 149 — 153.

8. Шалагин А.Е. Криминологическая характеристика и предупреждение преступлений, совершаемых в местах лишения свободы // Вестник экономики, права и социологии. 2016. N 1. С. 216 — 219.

Рекомендуется Вам: