Ошибки в применении института юридической ответственности

Авторы: Сорокин В.В., Кутявина М.Н.

Институт юридической ответственности социально ценен только потому, что носит правовой характер. До тех пор пока правовые рамки соблюдаются, применение института юридической ответственности правомерно.

Проблемы применения начинаются с того, что понимание юридической ответственности через кару оказывается в большей степени востребованным юрисдикционной практикой. Система правосудия, которая основана на наказании, а не на покаянии обидчиков, неэффективна в самой своей основе. Из Уголовного кодекса Российской Федерации в 1996 г. удалили цели перевоспитания и исправления, тем самым правоохранительные органы признали свое бессилие в достижении данных целей.

В специальной литературе авторы отмечают обвинительный уклон судопроизводства[1]. Нет даже одного процента оправданных. Статистически около 35% невиновных попадают в тюрьму[2]. Это моральный груз государства. Это бремя на госбюджет.

В.Д. Филимонов едва ли не первым заметил: "Следует признать, что социальную сущность уголовной ответственности составляет ее травмирующее нравственно-психологическое воздействие на сознание осужденного. Согласно ч. 2 ст. 7 УК РФ наказание и иные меры уголовно-правового характера, применяемые к лицу, совершившему преступление, не могут иметь своей целью причинение физических страданий или унижение человеческого достоинства. Однако определенное воздействие на него, носящее травмирующий характер, т.е. вызывающее серьезные нравственные и психологические переживания, они, несомненно, оказывают"[3].

Существенным недостатком правовой системы общества является отождествление политической и юридической ответственности, когда под видом укрепления правопорядка идет борьба политических кланов. Клан, утративший свои лидирующие позиции, расплачивается выборочными уголовными преследованиями. Нередко за громкими политическими кампаниями следуют волны уголовных репрессий. В этом политтехнологи усматривают форму социальных отдушин для общественного мнения. В таких условиях юридическая ответственность может оказаться по сути неограниченной.

Значительный риск для общества вызывает сокращение нормативной регламентации профессиональной деятельности персонала правоохранительных органов. Так, советские общемилицейские уставы (дисциплинарный и внутренней службы) перестали действовать, а новые российские не были приняты. У сотрудников значительно расширились возможности поступать по собственному усмотрению. Процессуальные кодексы позволяют судьям квалифицировать каждый случай в меру собственных достоинств и недостатков. К сожалению, большинству правоприменителей удобнее поступать с другими так, как они не хотели бы, чтобы поступали с ними.

Опасно допускать, чтобы юридическая ответственность государства перед обществом исчезла. Можно вспомнить хорошие законы, появившиеся в начале 1990-х годов. 19 февраля 1993 г. был принят Закон Российской Федерации "О вынужденных переселенцах", согласно которому Федеральная миграционная служба обязана была принимать меры к возвращению переселенцу оставленного в месте его прежнего постоянного проживания имущества, а если возвратить невозможно, то выплачивала компенсацию. И, конечно, памятен Закон РСФСР "О собственности" от 24 декабря 1990 г., закреплявший, что ущерб, нанесенный собственнику преступлением, возмещается государством по решению суда. Понесенные при этом расходы взыскивались в судебном порядке с виновного лица в соответствии с законодательством. Тем самым государство принимало на себя ответственность за степень эффективного функционирования правоохранительных органов. В ст. 53 Конституции Российской Федерации 1993 г. сказано: каждый имеет право на возмещение государством вреда, причиненного незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностными лицами.

Большой проблемой является обеспечение принципа презумпции невиновности, закрепленного в ст. 49 Конституции РФ и в ст. 14 Уголовно-процессуального кодекса РФ. Данный принцип предполагает, что субъект считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана и установлена соответствующим правоприменительным актом. Наконец, п. 2 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах устанавливает, что каждый обвиняемый в уголовном преступлении имеет право считаться невиновным, пока его виновность не будет доказана согласно закону. Пункт 1 ст. 11 Всеобщей декларации прав человека провозглашает, что каждый человек, обвиняемый в совершении преступления, имеет право считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не будет установлена законным порядком гласного судебного разбирательства, при котором ему обеспечиваются все возможности для защиты. А оперативные сотрудники и следователи нередко размещают оперативную информацию, составляющую служебную и одновременно государственную тайну, в прессе, где уже называют преступниками людей задолго до возможного обвинительного приговора суда.

По многочисленным выступлениям адвокатов в прессе очевидно, что практически не действует норма, предусмотренная п. 3 ст. 49 Конституции РФ о том, что неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого[4].

Ограничены права адвоката на следствии и в суде. О равноправии сторон говорить рано. Прокурор изначально располагается с правой стороны от судьи. У него в суде есть, в отличие от адвоката, свой отдельный кабинет. Ходатайства адвоката судом практически не удовлетворяются. В ходатайстве о проведении повторной экспертизы, как правило, адвокаты получают отказ. Только и слышно: это доказательство добыто во внепроцессуальном порядке. Следственные органы имеют несравненно больше прав, и принцип состязательности сторон в уголовном процессе зачастую сводится на нет.

Наиболее распространенными нарушениями являются: непредоставление адвокату помещений для свиданий с подзащитным, попытки допросить адвоката в качестве свидетеля об обстоятельствах дела, незаконные обыски и др. В СИЗО и в ИВС адвокату запрещают заходить с фотоаппаратом, который необходим для ознакомления с делом или фиксации побоев у арестованного. Законодатель разрешил адвокату проводить адвокатское расследование, однако не урегулировал порядок и механизм его проведения, а также процессуального оформления этих действий.

Зачастую судья берет у следователя флешку, копирует обвинительное заключение, и это обвинительное заключение к концу процесса становится приговором. Даже грамматические ошибки, находящиеся в обвинительном заключении, автоматически переносятся в приговор.

Если кто-то из свидетелей изменил показания в суде, то это судом ни при каких обстоятельствах во внимание уже не берется. Правосудие вершится по бумагам следствия. А у свидетеля в суде только спрашивают: "Твоя подпись в протоколе?", и этого достаточно для обвинительного приговора.

Чуть ли не по каждому делу, по которому обвиняемый не признает своей вины либо доказательств его вины недостаточно, в деле появляются белые конверты с засекреченными свидетелями. И в суде этим "свидетелем" произносится заученный текст. Заученные тексты произносят и понятые, ангажированные следователем.

У следователей в кабинетах можно прочитать популярные в их среде памятки-мотиваторы: "Подозрительными являются все. Наиболее подозрительным является тот, который ранее ни в чем подозрительном не был замечен. Каждый подозрительный может легко стать подозреваемым, а каждый подозреваемый — обвиняемым, а каждый обвиняемый — подсудимым, а каждый подсудимый — осужденным. А если подозреваемый надумал воспользоваться услугами адвоката по соглашению и ст. 51 Конституции РФ — то арест просто необходим, так как сам арест является исчерпывающим доказательством вины".

Надеялись на апелляционный суд, но надежды не оправдались. Ранее вторая инстанция по гражданским делам могла направить дело на новое рассмотрение, а теперь, чтобы отменить решение нижестоящего суда второй инстанции, надо процессуально перейти на суд как бы первой инстанции и рассмотреть дело по существу. Но этого практически не происходит. Зато качество рассмотрения дел в суде первой инстанции сразу возросло с 70% до 90%. Выходит, с введением апелляционного суда первая судебная инстанция резко поумнела.

Появилась такая категория адвокатов, которых называют "карманными". "Карманные" адвокаты не могут осуществлять защиту граждан в полном объеме, так как в большей степени представляют интересы пригласившего его следователя или оперуполномоченного. Соответственно, никаких заявлений, ходатайств или жалоб такой адвокат писать не будет, так как в следующий раз его никто не пригласит. По сути, "карманные" адвокаты не осуществляют защиту, а только успевают "освящать и благословлять" своим удостоверением все следственные действия знакомых следователей и дознавателей. И о какой "защите" может идти речь, когда один адвокат за вечер "заверяет" своей подписью десятки следственных действий? Сложно чувствует себя настоящий защитник, который вступает в одно из таких уголовных дел по соглашению, поскольку такие, уже "надлежащим образом заверенные", следственные действия с "признательными показаниями" невозможно оспорить. В Санкт-Петербурге с 1 июля 2016 г. адвокатам запрещается принимать поручения на участие в судопроизводстве по назначению суда самостоятельно, без регистрации поручения в Адвокатской палате либо вне графика дежурства и без оформления специальных ордеров. Нарушение данного запрета является основанием для лишения статуса адвоката, и лишают даже за разовое нарушение.

В частноправовой сфере применение института юридической ответственности затрудняется имеющимися законодательными ограничителями, заложенными в пору недобросовестного лоббирования. Если бы регистрация обществ с ограниченной ответственностью требовала внесения в залог некоторого капитала, а акционерного общества — в кратном размере большей суммы, то большая часть финансовых пирамид просто бы не состоялась. Такие пирамиды, как "МММ", "Русский Дом Селенга", и другие были учреждены на том, что все их звенья регистрировались как товарищество с ограниченной ответственностью или акционерное общество открытого типа, тогда как ими фактически распоряжался один человек. Перевод капитала из одного хозяйственного общества в другое становился операцией, за которую фактический владелец не нес личной имущественной ответственности. Несправедливость гражданского законодательства вела к защищенности мошенников.

Члены Научно-консультативного совета при Верховном Суде РФ А. Тер-Акопов и А. Толкаченко отмечают, что, "к сожалению, российская правовая практика отходит от нравственных критериев оценки преступлений и правонарушений, используя главным образом материальные критерии. Нравственности, по сути, нет места в характеристике преступления. Признак общественной опасности представляется исключительно как прагматическая категория. Деяния при этом представляются преступными потому только, что они запрещены законом"[5]. Тем самым в очередной раз признается бессилие правоохранительной системы перед внутренним миром человека.

Юридическая ответственность тогда может быть признана эффективной, когда человек и без угрозы наказания чувствует себя неловко, если по его вине кому-то причинен вред. Именно такую ответственность государство должно воспитывать с детства в своих гражданах. Нужно, чтобы уже ребенок сам видел нанесенный вред и сожалел о своем поступке. Формирование ответственности тесно связано с воспитанием гражданственности. Подлинная внутренняя ответственность личности предполагает ее активную жизненную позицию и возрастание самоуправления в обществе.

Главным результатом воспитания правовой культуры является готовность к самодисциплине. Различные мировые цивилизации вырабатывали свои технологии очищения человека от навыков безответственности и нигилизма. Проблема применения института юридической ответственности, по-видимому, состоит в том, чтобы не отвергать этот цивилизационный опыт.

Никакие самые современные правоохранительные органы и никакие внешние, институциональные формы не дадут гарантий правомерного поведения вне интимной духовной основы, относящейся к внутреннему миру человека.

Литература

1. Афанасьев В.С., Сунцова Е.А. Некоторые проблемы теории правонарушений и юридической ответственности // Государство и право. 2007. N 8. С. 31 — 35.

2. Ефимичев П.С. Презумпция невиновности: в чем ее сущность // Журнал российского права. 2000. N 7. С. 103 — 106.

3. Лиховидов К.С. Актуальные проблемы теории юридической ответственности // Юрист. 2002. N 3. С. 24 — 28.

4. Савин В.Н. Ответственность государственной власти перед обществом // Государство и право. 2000. N 12. С. 61 — 64.

5. Тер-Акопов А., Толкаченко А. Библейские заповеди: христианство как метаправо современных правовых систем // Российская юстиция. 2002. N 1. С. 87 — 89.

6. Филимонов В.Д. Уголовная ответственность по российскому законодательству. М.: ЮрИнфоР-МГУ, 2008. 247 с.

7. Щербакова О.Е. Юридическая ответственность как социальная реальность // Юрист. 2003. N 4. С. 12 — 15.

Рекомендуется Вам: